Огромный, залитый утренним светом белый особняк олицетворял мощь и неизменность консервативного порядка. Поднимаясь по ступенькам, Тристан ощущал волны тепла от нагретого солнцем белого известняка, из которого был построен дом. Остановившись на мгновение перед массивной дубовой дверью, он перевел дыхание и заставил себя настроиться на общение с отцом.
Пембертон, дворецкий отца, сидел в холле и, по всей видимости, поджидал именно его.
– Милорд. – Слуга поклонился и быстро направился к Тристану. Выражение озабоченности мгновенно исчезло с его лица. – Вы пришли…
– Добрый день, Пембертон, – сказал Тристан, снимая пальто. – Как он сегодня?
Пембертон ловко подхватил пальто и тут же передал его лакею.
– Почти никаких изменений, сэр, – ответил он, жестом приглашая Тристана подняться по центральной лестнице.
Каблуки Пембертона звонко зацокали по мраморному полу, Тристан же ступал тихо, почти бесшумно.
– Сегодня с утра доктор снова сделал ему кровопускание, – продолжал рассказывать слуга, – и дал принять микстуру с опием. Прием лекарства следует повторять каждый час.
Тристан окинул дворецкого понимающим взглядом.
– Но он отказывается это делать?
На лице Пембертона промелькнула тень улыбки.
– Его сиятельство говорит, что сейчас болеет только его тело, – прошелестел Пембертон. – И он не желает доводить до такого же состояния и свою голову.
Что ж, весьма благоразумно с его стороны, подумал Тристан. У его отца, надо сказать, всегда были хорошие мозги, и их следовало поддерживать в надлежащем состоянии. Он отличался умением проникнуть в самую суть явлений четкостью логических построений, спокойствием и собранностью, и да, не без того, определенным коварством в духе Макиавелли. Именно эти качества и позволили ему занимать ведущую позицию в парламенте.
В спальне, вокруг постели отца, суетились его личный секретарь и три его помощника. Повсюду стояли чернильницы, лежали стопки бумаги, папки. Услышав шаги Тристана, лорд Хокстон поднял голову и нахмурился. Его лицо, бледное и бескровное, сделалось строже.
Неожиданно на Тристана нахлынули чувства, природу, которых он не мог точно определить, – отчаяние, сострадание, страх, желание помочь. Их взгляды встретились.
Мгновение – и Хокстон отвернулся в сторону. Посмотрел на секретаря.
– Оставьте нас, – скомандовал он, повелительно приподняв руку.
Одетые в черные костюмы и напоминающие стаю воронов помощники, встрепенувшись, схватили чернила и бумагу и тут же исчезли. Один из них остановился перед Тристаном и с поклоном сказал:
– Милорд, полагаю, с вами все в порядке?
– Со мной все в порядке, Неббетт, – ответил Тристан. – А как дела у тебя?
– Неплохо. Спасибо, – проговорил он и сунул под мышку кожаный портфель. Его глаза, отметил про себя Тристан, не излучали и намека на доброжелательность и теплоту.
С ленивой улыбкой Тристан посмотрел ему вслед.
– Передай от меня привет жене, Неббетт, – проговорил он, когда слуга взялся за дверную ручку. – Я не виделся с ней уже лет сто.
Неббетт медленно повернул голову, его губы были плотно сжаты.
– Вы очень любезны, милорд.
Когда Неббетт наконец вышел, Пембертон закрыл дверь. Тихо щелкнул замок. Тристан остался наедине с отцом.
– Неббетт недолюбливает тебя. Интересно, почему бы это? – сухо проговорил лорд Хокстон.
Тристан улыбнулся:
– Даже и представить не могу.
Хокстон бросил на сына раздраженный взгляд:
– Не нужно вступать в конфликт с моим персоналом, Тристан. Возможно, Неббетт и напыщенный сноб, а его жена потаскушка, но это ничего не значит. Он моя правая рука и превосходно знает свое дело, мне не нужны лишние проблемы.
Тристан решил не кидаться на брошенную отцом наживку. Он подошел к изголовью массивной кровати с балдахином, с которого спускались расшитые шерстяными нитями шелковые шторы.
– Полагаю, сэр, Уайтхолл не может функционировать в ваше отсутствие, – сказал он легко.
– Похоже, не может. – Лорд Хокстон окинул Тристана взглядом с ног до головы.
– Они прислали целую армию помощников в то время, когда вы должны отдыхать и набираться сил, – сделав ударение на последнем слове, проговорил Тристан.
– Ерунда! – с беспокойством зашевелившись в постели, бросил Хокстон. – Ты говоришь, как Пембертон. У меня нет времени на отдых, Тристан. И мы оба знаем это. Скрывать правду больше нет смысла.
– Возможно, вы правы, отец, – признал Тристан. – Что ж, теперь я в полном вашем распоряжении. Как у вас дела в министерстве иностранных дел?
– Плохо, мой дорогой сын, очень плохо. – Плечи отца как-то обмякли, да и вся его фигура осела в подушки сделалась меньше, ночной колпак уныло съехал набок. – Бельгийцы с каждым днем становятся все настойчивее в своих требованиях, а в Польше дела и вовсе скверны там поговаривают чуть ли не о революции. Хотя все это в общем, ограничивается разговорами, тем не менее положение тревожное.
Тристан кашлянул.
– Мне жаль, сэр, что у вас столько нерешенных проблем. Но сейчас мне бы хотелось узнать, для чего вы меня вызвали и почему такая спешка.
Взгляд его вдруг устремился куда-то вдаль, за пределы роскошно обставленной спальни.
– Министерство внутренних дел сейчас занято расследованием убийства, которое случилось вчера после обеда в районе Стрэнда. – Хокстон проговорил это с усилием. – Эта смерть имеет ко мне непосредственное отношение.
– Примите мои соболезнования, отец.
– О нет, это совсем не то, о чем ты подумал. Это политика, ничего личного.
Тристан уже готов был сказать отцу, что его мало интересует политика, какая бы то ни было, но, увидев выражение лица лорда Хокстона, промолчал.
– О ком вы хотите со мной поговорить? – тихо спросил Тристан.
– Фамилия погибшего Горский, – сказал отец. – Он русский. Но пока факт его смерти держится в секрете.
– Он имел отношение к русскому посольству? – поинтересовался Тристан.
– Разумеется, нет. – Хокстон раздраженно поскреб подбородок длинными, пепельного цвета пальцами. – По всей видимости, он был… агентом.
– В самом деле? – Тристан попытался придать себе заинтересованный вид. – И чьим же?
– Он связывался с кем-то в Сохо, в одном из борделей.
Тристан кисло улыбнулся.
– Вы послали за мной для того, чтобы получить информацию о лондонских борделях? – спросил он.
Дрожащая рука лорда сжалась в кулак.
– Господи, Тристан, твои фривольности сейчас совершенно не к месту.
Тристан помолчал.
– Кажется, именно их вам не хватало в жизни, отец, – пробормотал он, поглядывая на дверь, за которой ему не терпелось скрыться. – Что ж, продолжайте. Итак, ваш убитый – русский, он любитель борделей… с ним лично вас ничто не связывает… что дальше?
Отец пошевелился в постели.
– Его смерть может ничего не поменять, а может поменять очень многое. – Его голос сделался скрипучим, и в нем снова послышалось раздражение. – Черт возьми, я не могу лежать прикованным к этой чертовой постели!
Ничего не сказав на это, Тристан взял руку отца в свои ладони.
Они всегда и во всем были совершенно разными, их несхожесть не ограничивалась лишь цветом кожи. Но именно теперь, когда дни, если не часы, лорда Хокстона были сочтены, Тристан вдруг ощутил в себе то родство, которое связывало его с отцом. Теперь Тристан хорошо понимал, что его жизнь должна была измениться навсегда.
– Мне так жаль, что вы заболели, сэр, – наконец проговорил он, пытаясь переменить тему разговора. – Но какое дело министерству иностранных дел до этого убитого русского?
К удивлению Тристана, отец не забрал свою руку из его ладоней.
– Тебе известен русский политик по фамилии Чарторыйский?
– Вы имеете в виду польского князя? – спросил Тристан. – Я познакомился с ним на конгрессе в Вене. Вы ведь тоже с ним знакомы. Я не ошибаюсь?
– Я был когда-то с ним знаком, – проговорил лорд. – Он жил тогда в Лондоне и только начинал свою деятельность. В его окружении мелькала некая мисс Вострикова, куртизанка. Говорили, что она была шпионкой, которую специально подослали к Чарторыйскому, чтобы прощупать степень его благонадежности.
– Чарторыйскому не доверяли?
Его отец скорбно улыбнулся.
– Русские не доверяют никому, – сказал он. – Если даже бригада лудильщиков вздумает пересечь границу России, чтобы немного подработать в соседней деревне, то и среди них непременно обнаружится шпион.
– И все это каким-то образом имеет отношение к смерти Горского?
Лицо лорда Хокстона исказилось от боли.
– Я не совсем уверен, – признался он. – Когда князь покинул Лондон, его куртизанка за ним не последовала. Но все это происходило много лет назад. Потом она начала свое путешествие по постелям мужчин, занимающих высокие государственные посты. Когда же ее красота увяла, эта женщина открыла бордель в Сохо.
– В самом деле? – Одна бровь Тристана поднялась вверх. – Так проходит земная слава, как говорили римляне.
Отец саркастически улыбнулся:
– Нет, дорогой, слава Востриковой на этом не закончилась. Этот бордель – закрытое заведение, там обслуживается финансовая и политическая элита.
Выпустив руку отца, Тристан посмотрел ему в глаза.
– Я не понимаю, сэр, как я могу помочь вам, – вежливо проговорил он. – Полагаю, вы считаете Горского двойным агентом, но, как я уже сказал, мне ничего не известно об этом человеке.
Глаза отца устремились в дальний угол комнаты.
– Горского убили средь бела дня, – наконец сказал лорд Хокстон. – И свидетелями убийства стали две молодые леди из хороших семей. Мне неизвестно, что именно они видели. И я хочу, чтобы ты каким-то образом выяснил, что они знают.
– Я сожалею, сэр, но этим лучше заняться констеблям и магистратам.
– Да? Ты так считаешь? – раздраженно фыркнул граф. – Эти идиоты могут только все испортить.
– Но вы, сэр, частенько и меня называли точно также.
Услышав это, лорд Хокстон принялся нервно теребить край золотистого парчового покрывала.
– Я никогда не считал тебя, Тристан, дураком. Ты обладаешь незаурядным умом, но применяешь его не по назначению. И то, что ты сделал в Греции, доказывает, что у тебя есть настоящий талант разведчика.
Тристан резко поднялся с кресла.
– Что вы конкретно хотите от меня?
– Я хочу, чтобы ты занял должность в министерстве иностранных дел. Мне требуется твоя помощь.
Тристан походил по комнате, потом остановился перед огромными полированными шкафами, заполненными политическими книгами и множеством книг по истории. В этом доме он всегда ощущал себя пойманным в ловушку. Он был зверем, сидящим за прутьями. Но прутья эти были сделаны не из металла, а из его детских желаний и ожиданий отца. Из слез его матери. О, он, конечно же, мог уйти из клетки, его ничто не держало здесь, кроме чувства долга и ощущения внутренней связи с отцом и своим родом.
Тристан медленно подошел к туалетному столику из красного дерева, который верой и правдой служил трем поколениям Толботов. Вещи его отца – карманные часы, печать, булавка для шейного платка, – лежали так, как будто лорд Хокстон только что положил их сюда. Здесь они обычно дожидались утра, а утром граф брал их с собой и отправлялся в Уайтхолл или к королю, чтобы заняться решением неотложных политических проблем, грозящих нарушить государственное спокойствие.
Но сейчас лорд Хокстон не собирался в Уайтхолл. И, по всей видимости, теперь, в последний раз, булавку к его платку приколет не слуга, а уже служащий похоронного бюро. И эта неожиданно пришедшая к Тристану мысль вдруг несказанно огорчила его.
Голос отца нарушил молчание.
– И все-таки мне бы очень хотелось, – устало проговорил лорд Хокстон, – чтобы ты поговорил с семьями этих девушек и получил разрешение допросить их. Ты молод, красив, тебе не откажешь в обаянии, они не будут тебя бояться. Мне нужно знать, что они видели и слышали. И даже что они чувствовали.
– Но убийствами подобного рода должно заниматься министерство внутренних дел, – сказал Тристан, глядя на туалетный столик.
– Они и занимаются. Ведет расследование де Венденхейм, весьма компетентный человек из окружения Пиля. Но их интересует только то, кто совершил убийство.
– А у вас другой подход к этому вопросу?
– Разумеется, – сказал граф. – Я хочу знать, зачем совершено это убийство. И кто за этим стоит.
– Ваше знание политики и тонкая интуиция не могут подвести вас, сэр, – заметил Тристан. – Но ваш выбор агента, надо сказать, не слишком удачен. Почему именно я?
Казалось, лорд Хокстон внезапно сделался еще меньше и его покинули последние силы. Он сцепил перед собой свои пепельно-серые пальцы, и Тристан ощутил что-то вроде стыда, неловкости, сожаления.
– Потому что я твой отец и потому что я прошу тебя, – едва слышно проговорил граф. – Да, ты не ослышался, я именно прошу тебя… Ты этого ждал от меня? Да?
Нет, Тристан не ждал, что отец снизойдет до просьбы. Он привык к приказам и распоряжениям, и сейчас, когда граф обратился к нему с просьбой, Тристан был удивлен, если не сказать – поражен. Окинув отца взглядом, он словно впервые увидел перед собой этого маленького высохшего человечка, каким граф теперь стал, и почувствовал к нему жалость. Да, именно жалость, хотя раньше Тристан и предположить не мог, что способен испытывать подобное чувство к отцу.
Впрочем, вполне возможно, что его отец, будучи умным политиком, просто играл на его сыновних чувствах. Отказать умирающему отцу в просьбе Тристан, разумеется, не мог.
– Что ж, хорошо, – сказал он. – Расскажите обо всем, сэр, что мне следует знать.
Маркиз Нэш никогда не считал себя счастливым человеком. Он стоял у своего массивного письменного стола в библиотеке, заложив руки за спину, и, испепеляя взглядом трех застывших перед ним женщин, изо всех сил старался не произносить вслух ругательств, вертевшихся у него на языке. Этими леди были его взбалмошная и до крайности капризная мачеха Эдвина, вдовствующая маркиза, и две его сводные младшие сестры.
– Да, все это очень неприятно и огорчительно, – сказал наконец он, когда они сели за стол и его мачеха начала разливать по чашкам чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39