И еще Федре показалось, что Тристану стало немного больно. Но она сочла, что все дело просто в мужской гордости. Она заколебалась – и это его укололо. Ведь Тристан привык к другому. Все женщины всегда сами бросались к его ногам.
Конечно, и Зоуи сыграла не последнюю роль в возникновении этих странных отношений с Тристаном. Впрочем, все эти подробности и тонкости их связи сейчас не имели никакого значения.
Ради Присс и Милли Федра собиралась просить Тристана держать ее в курсе расследования смерти Горского. Она пообещает ему, что в течение месяца не станет предпринимать никаких самостоятельных шагов, но Толбот должен дать ей слово, что время от времени он будет навещать ее и рассказывать о том, как идет следствие. Если же ее мать и Фиби захотят общаться с Тристаном в то время, когда он будет приходить, что ж, пусть так и будет, она была готова заплатить эту цену за счастье Присс. Федра решила, что сможет выдержать поддразнивание Фиби и комментарии матери.
Тик-так, тик-так…
Федре вдруг показалось, что часы стали бить громче.
– Мама, как долго мы должны ждать? – Резкий голос Федры разрезал тишину. – Может, попросим принести нам чай?
Леди Нэш бросила взгляд на часы.
– Нет, дорогая, еще рано…
Она не успела договорить, так как дверь в комнату распахнулась и вошел дворецкий. В руках он держал серебряный поднос, на котором лежала визитная карточка. Сегодня утром это была уже третья. У Федры сердце подпрыгнуло к горлу.
Дворецкий поклонился леди Нэш.
– Герцогиня Рейферри, мадам, – проговорил он, – и ее племянница леди Энни Дженкинс-Смайт.
Глаза Фиби расширились.
– О Господи! А на мне муслиновое платье, да еще не новое!
Леди Нэш взяла карточку в руку, но тут же бросила ее обратно на поднос.
– Нет, Уинстон, – торопливо проговорила она. – Нас нет дома.
– Мы не дома для герцогини Рейферри? – Фиби вцепилась в подлокотник кресла, на котором сидела ее мать. – Мама, ты сошла с ума?
Леди Нэш сжала губы и покачала головой.
– Мне жаль, Фиби, – сказала она. – Но, как тебе известно, мы сегодня собираемся уделить все наше внимание лорду Эйвонклиффу.
– Но я хочу получить приглашение к ней на бал! – Нижняя губка Фиби обиженно выдвинулась вперед. – Это мой шанс. Разве ты не понимаешь?
Леди Нэш наклонилась и убрала со лба Фиби завиток волос.
– Мы должны подумать и о Федре, моя дорогая, – мягко заметила она. – Твоя сестра лишена даже тех возможностей, которые есть у тебя.
Уинстон низко поклонился и вышел. Фиби откинулась на спинку кресла.
Тик-так, тик-так…
Часы пробили час. Было уже слишком поздно для утренних посетителей. Фиби наклонилась к чайному столику и взяла один лимонный бисквит.
– Он не придет, я вам говорю, – сказала она, глядя насмешливо на сестру. Ее белые ровные зубы впились в пирожное.
Царящую в доме тишину нарушало лишь тиканье часов. Тристан не пришел.
То и дело поглядывая в сторону дома Федры на Брук-стрит, Тристан стоял, облокотившись о чугунную ограду, пока Каллидора пощипывала росшую по ту сторону забора траву, до которой ей удавалось дотянуться своими шелковыми губами. Сейчас была уже середина дня.
Он сильно замерз, его пальцы, державшие поводья Каллидоры, сделались неподвижными от холода и покраснели. Или, возможно, это нашедшее на него оцепенение проистекало от нерешительности.
Но видит Бог, он никогда не страдал от неуверенности в себе. Нэш ничем его не оскорбил и не отнял у него вожделенный кусок. Тогда почему он стоял и размышлял о том, что могло бы быть и чего могло бы не быть?
Он стоял здесь, на пронизывающем до самых костей ветру, отнюдь не потому, что ему не хватало уверенности в себе. Он стоял и мерз перед домом Нортемптонов, потому что в глубине души знал, что Нэш прав. И его отец прав. Даже если двери этого дома и откроются для него, то он ни в коем случае не должен преследовать Федру и требовать от нее продолжения их связи.
Нет, Нэша он, конечно, не боялся. Тристан боялся причинить зло Федре. Она этого точно не заслуживала. Даже имея честные намерения, он был не устроен в жизни. И его работа, так или иначе, всегда была связана с опасностью. Неужели он на самом деле хотел вовлечь ее во все это? Неожиданно Тристан понял, что уже вовлек эту девушку в тот хаос, который представляла собой его жизнь. Разумеется, узнай о их связи кто-нибудь в обществе, его тут же заклеймили бы как злодея и негодяя. Нашлось бы немало доброжелателей, которые стали бы в один голос утверждать, что Федра заслуживает лучшего.
Но даже и это не вызывало у него беспокойства. Проблема заключалась в том, что Федра не хотела связывать себя узами брака.
Женщина, хрупкая как стекло…
Да, в этом Нэш был прав. Тристан даже и предположить не мог, что леди Федра окажется столь чувствительной и уязвимой. Впрочем, он больше интересовался ее телом, чем состоянием души.
Конечно, это не делает ему чести. Особенно если принять во внимание тот факт, что он заметил, какими грустными иногда становились у нее глаза. Если женщина способна вести себя так холодно и рационально, это означает лишь одно – у нее имелся печальный опыт и она боится снова совершить ошибку. Ведь ее брат сказал, что ей причинили боль. И не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что кто-то, пообещав ей вечную любовь, взял от нее то, что ему было нужно, а после этого исчез, вероятно, разбив ей сердце.
Тристану было интересно знать, жив ли еще тот негодяй. Он не прочь послушать всю эту историю. И конечно, он предпочел бы услышать ее не из уст маркизы Нэш. Им руководили отнюдь не собственнические инстинкты и не задетая мужская гордость, у него просто не было права иметь подобные чувства. Тристан хотел докопаться до сути, чтобы понять, сохранились ли в сердце Федры еще какие-то чувства к тому человеку, или с ее прошлой любовью было покончено. Вполне, возможно, тот мужчина был гораздо лучше его, Тристана, скандально известного лондонского волокиты.
Что ж, подумал Тристан, ему оставалось лишь надеяться, что леди Федра сможет увидеть в нем не только красивое тело и привлекательную внешность. Хотя, разумеется, обнаружить его ум и душевную тонкость было непросто, уж очень умело скрывал он свои достоинства. Тристан и сам стыдился того, во что он превратился и во что превратил свою жизнь.
Он увидел, что в одном из окон второго этажа зажегся свет. Вероятно, в чьей-то спальне. Возможно, что даже в спальне Федры. Он быстро закрыл глаза и представил себе, как она раздевается. Вот она снимает платье, потом муслиновую юбку, затем тонкую шелковую сорочку. Потом она вынимает шпильки из своих роскошных волос, и они блестящим каскадом падают ей на плечи и спину, опускаются до самой талии. Господи, Федра была именно той женщиной, которая создана для наслаждений любви, для мужских объятий и восхищенных взглядов.
Часы на церкви Святого Георгия пробили час, похожий на раскат далекого грома низкий звук прокатился печальным эхом под толщей свинцовых туч. Тристан достал из кармана часы, посмотрел на них и выругался. Он опаздывал на встречу на Сент-Джеймс со старым школьным приятелем. Этот его приятель был клиентом Востриковой. Сегодня они собирались вместе пообедать, поболтать о женщинах, а потом отправиться в игорный дом. Тристан рассчитывал на то, что в какой-то момент их разговор потечет в нужном для него русле и он сможет получить интересную информацию.
Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, Тристан быстро достал из нагрудного кармана маленькую кружевную полоску, украшенную шелковой желтой розочкой. Эта розочка выглядела такой невинной и изящной на его широкой крепкой ладони. Зачем он унес ее с собой? Чтобы вспоминать о той, что вызвала в нем такой переворот чувств? Чтобы причинять себе боль? Крепко сжав на мгновение подвязку с цветком, Тристан бросил ее за ограду и собрался тотчас уйти. Но потом, словно в приступе отчаяния, он быстро опустился на колени, просунул за решетку руку и поспешно схватил шелковый цветок. Оглядевшись по сторонам, Тристан быстро сунул свою добычу обратно в карман и облегченно вздохнул.
Вобрав в себя очередной пучок весенней травы, Каллидора скосила свой круглый глаз на хозяина. Тристан снова погладил ее по блестящей черной шее.
– Что ж, старушка, пойдем, – сказал он, вставляя ногу в стремя. – Здесь нам нечего делать.
Глава 10
Все внемлют умирающего речи,
Она таинственной гармонии полна.
Последующие недели Федра перенесла стоически старательно скрывая от всех бурлящие в ней нетерпение и боль. Когда ночью ее начинали одолевать навязчивые видения, она просыпалась, смачивала лицо водой и прочитывала главу из «Пути пилигрима». Она старалась не думать о Тристане Толботе и той встрече, которая так и не состоялась.
Мать теперь чуть ли не каждый день приходила к Федре в комнату, гладила дочь по руке и убеждала ее, словно маленького ребенка, что не стоит расстраиваться из-за таких пустяков, что лорд Эйвонклифф просто недостоин ее внимания. Но Федре это служило плохим утешением.
Утром того дня, когда должен был состояться благотворительный бал у леди Кертон, Федра проснулась от сильной боли в животе. С той роковой ночи, проведенной с Тристаном, прошло ровно три недели. Только начинало светать, когда Федра выбралась из кровати и прошла к умывальнику. Именно этого она и ожидала – на салфетке, которой она промокнула у себя между ног, ярко алело пятно. Это было свидетельством того, что она не забеременела. Упав на колени, Федра зарыдала.
Она так и знала. Она знала с самого начала, что так и будет! Ей следовало бы благодарить Бога за то, что он спас ее. И спас он ее от собственной глупости. От последствий ее порочной страсти. Но Федру это вовсе не радовало. Она восприняла такое положение дел как трагедию. Маленькую трагедию, которая тем не менее была способна снова разбить ей сердце.
Да, она хотела ребенка. Она хотела иметь ребенка от Тристана.
Федра много думала об этом, хотя и знала, что это невозможно. Это было далекой, неосуществимой мечтой, это было лишь надеждой, которая теплилась где-то в самом дальнем уголке сознания. Если бы у нее появился ребенок, она бы ничего не сказала Тристану. Она бы воспитала его одна. Федра была уверена, что у нее хватило бы на это сил. Скандал, упреки и причитания ее матери, разочарование Стефана, упущенный шанс Фиби – она все это пережила бы. Федра глубоко вздохнула. Для нее существовала только одна возможность стать счастливой – держать на руках своего собственного ребенка.
Конечно, со стороны это, вероятно, выглядело бы неправильным, ее бы непременно стали называть эгоистичной, думающей только о собственных удовольствиях, но ей были бы безразличны подобные обвинения. Она устала быть хорошей, устала оправдывать чужие надежды, устала думать только о долге. Но шанса стать другой у нее так и не появилось. И сейчас она не должна была плакать, ей следовало выспаться, чтобы на ее лице не осталось следов бессонной ночи и тревоги.
Зоуи очень серьезно отнеслась к своему обещанию в этом сезоне брать Федру с собой на все балы и приемы. И теперь почти каждый день в дом Нортемптонов доставляли все новые платья, цвет которых варьировался от небесно-голубого до темно-изумрудного. Им без конца приносили различные приглашения, которые удавалось получить Зоуи, что для нее с ее умением ладить с людьми и находить к ним подход было совсем не трудно.
Когда наконец сезон открылся, Федра стала появляться в свете. Но танцевала она мало, ни с кем не флиртовала. Встречаясь с братом, она все чаще и чаше замечала тревогу в его лице и немой вопрос в глазах. Как она могла его успокоить и обнадежить? Что могла ему сказать? То, что она кругом искала Тристана и не находила? Под руководством Зоуи, которая, как ни странно, оказалась весьма жестким и решительным человеком, Федра смогла избавиться от некоторых своих комплексов. Например, теперь она начала носить декольте и лишь изредка прикрывалась веером. Она уже не смущалась так сильно под пристальным взглядом мужчин, как прежде.
В какой-то степени Федра освоилась с мыслью, что ее чувственность не является грехом, а ее страстность и темперамент не имеют никакого отношения к пороку. Но разумеется, ее мало радовало понимание того, что она увлеклась негодяем. Человеком, который не умел держать свое слово и мог обмануть с легкостью необыкновенной. Она, конечно же, не была исключением в списке его жертв.
Время от времени в мрачные размышления Федры о собственной жизни вклинивались мысли о Милли. Теперь Федра уже почти не надеялась когда-нибудь снова увидеть мать Присс. Скорее всего девочке придется расти, не зная ни материнской ласки, ни нежности отца. Федра надеялась лишь на то, что ей позволят принять деятельное участие в жизни племянницы. В глубине души Федра понимала, что она борется не только за счастье Присс. Она продолжала вести сражение, которое уже давно было проиграно ею. Но Федра никак не могла примириться ни со своей потерей, ни с потерей Присциллы.
Но как ни странно, в Федре все еще жила надежда на то, что Милли найдет Тристан. Она пообещала ему, что не будет предпринимать никаких самостоятельных шагов в течение месяца. Таково было условие их сделки. Тристан не хотел с ней видеться и разговаривать, он не хотел больше флиртовать с ней, но скорее всего – Федра была даже уверена в этом какое-то время – он искал Милли. И у него было гораздо больше шансов найти ее. Но когда прошло уже три недели с момента их последней встречи, эта надежда начала постепенно таять в сердце Федры, оставляя после себя лишь все нарастающее раздражение.
Наконец пришел день, на который был назначен бал у лорда и леди Блейн. Перед балом Зоуи намеревалась отправиться вместе с Федрой на Бонд-стрит и сделать кое-какие покупки.
Когда они добрались до магазинов на Бонд-стрит, Зоуи сразу же повеселела. Она выбрала для Федры элегантную соломенную шляпку с широкой голубой лентой, цвет которой в точности совпадал с цветом глаз Федры. Они также купили несколько пар обуви и посетили модистку, которая привнесла последние штрихи в платье Федры и пообещала доставить его в дом Нортемптонов после полудня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39