Тело Тристана казалось таким большим, теплым, уютным, он открыл ей свои объятия, он приглашал ее, ждал. Ощущая где-то в глубине души неуверенность и даже страх, Федра улыбнулась и положила руку на его крепкое плечо. Позволила ему прижать ее к себе. Чуть сильнее, чем следовало.
И они начали танцевать.
Их пальцы переплелись, его ладонь плотно прижалась к ее ладони. Тристану нравилось именно так держать ее руку, ему казалось, что теперь на какое-то время Федра стала принадлежать ему, что пока она никуда от него не убежит.
Время от времени его губы касались ее уха.
– Ты совершенство, Фе, – прошептал он. – Такая легкая. И восхитительно красивая. Кто-то будет каждый день танцевать с тобой в гостиной. Каждый день в течение всей твоей жизни.
– Что за глупости вы говорите, мистер Толбот, – пробормотала она.
Музыка то становилась громче и обрушивалась на них водопадом звуков, то делалась тише и журчала, как совсем маленький лесной ручеек. Их тела, послушные этому потоку, двигались так, словно были одним целым, словно они срослись и превратились в одно живое существо. Они удивительно подходили друг другу. Тристан вел ее, а она с удовольствием подчинялась ему. В какое-то мгновение Тристан закружил ее так сильно, что у нее все поплыло перед глазами. Но в то же время в душе у Федры что-то приподнялось, что-то развернулось. И это что-то было очень похоже на радость, восторг, те чувства, которые ей не так часто случалось испытывать.
В руках Тристана она чувствовала себя спокойно. Он был сильным и уверенным в себе, его тело, удивительно изящное и подвижное, легко скользило по траве, увлекало ее за собой. Вокруг них кружились другие пары, поглощенные музыкой, захваченные собственными ощущениями. Льющийся из окон свет, рассеянный свет фонарей в саду, тени деревьев и людей – все снова слилось в один вращающийся вихрь. Внутри ее продолжало расти радостное чувство, оно захватывало все ее существо и заставляло кровь быстрее бежать по венам. Оно было чем-то совершенно новым, незнакомым, чем-то, чего раньше она никогда не испытывала.
Его губы продолжали прикасаться к ее уху.
– Сколько бы мы ни ссорились, Фе, – прошептал Толбот, – наши тела находятся в полном согласии. Они словно созданы друг для друга. И мне кажется, именно это должно волновать нас в первую очередь.
Наверное, ей следовало сейчас засмеяться. Или упрекнуть его. Но Федре не хотелось словами разрушать очарование этого прекрасного мгновения. С неба на них смотрела луна, большая, белая, как будто сделанная из тончайшего фарфора, сквозь который просвечивал неяркий голубой свет. Их взгляды снова пересеклись, и между ними проскочила искра. Та самая искра, которая мгновенно пробуждала в ней физическое желание. Она просто наслаждалась исходящими от него флюидами, приводящими ее в радостное возбуждение.
– Вы действительно отлично танцуете, мистер Толбот. Вам нет равных в танцевальном зале, – наконец сказала она. – Зоуи говорила мне, что вы покорили всех своими талантами.
Глаза Тристана потемнели.
– Полагаю, этот дар достался мне в наследство от моей матери, – пробормотал он, сильнее прижимая к себе Федру. – Но я обладаю и другими талантами, моя дорогая. И ими восторгаются даже еще больше.
– Ваша репутация всем хорошо известна.
– Да? И чем же я так прославился? – Его улыбка сделалась слегка насмешливой. – Своей любовью к удовольствиям?
Она выдержала его взгляд.
– Да, собственно говоря.
– Страсть, Фе, может быть красивой. Я люблю женщин, они доставляют мне удовольствие. Я не разбиваю сердца на спор, и я не развращаю невинных.
Внезапно Федра почувствовала, что ноги у нее подкашиваются.
– Это все красивые слова, сэр, – возразила она. – Я вижу, что в вас есть нечто темное и опасное. И еще какая-то печаль. Мне кажется, вы не хотите показывать все это другим. Поэтому любовь к удовольствиям и развлечениям – это лишь ваша часть. Я права?
Уголок его губ приподнялся, а в глазах на мгновение вспыхнул огонь, который тут же погас.
– У вас просто слишком сильное воображение, миледи, – ответил он. – Давайте не будем превращать наш приятный легкий флирт в нечто тяжелое и серьезное.
– Я не флиртую, – проговорила она.
– А я не собираюсь обнажать мимоходом свою душу, – парировал он. – К тому же, как ни прискорбно, обнажение души – скучнейшая в мире вещь, и не много найдется охотников выслушивать это.
На Федру нахлынул приступ раздражения, но внезапно Толбот перестал ее кружить, и она остановилась. На террасе появилась миссис Уэйден, и было заметно, что она раздосадована.
– Прошу прощения, леди Федра. – Голос миссис Уэйден сливался с музыкой. – Но за вами пришли ваша мать и сестра.
Федра глубоко вздохнула и отошла на шаг назад.
– Не забывайте, Фе, что проблема с убитым на Стрэнде русским еще не решена, – проговорил он, и в его глазах появилась жесткость. – Не пытайтесь играть со мной, миледи.
Ее глаза расширились. А сердце так сильно забилось, что Федра перестала что-либо слышать, кроме его оглушительного стука.
– Я не могу… поверить, что вы говорите это серьезно..
– Верьте мне. – Он выпустил ее руку. – Напишите мне, где и когда мы встретимся. Иначе мне придется прийти к вам. Я приду к вам домой на Брук-стрит и предстану перед всей вашей замечательной семьей.
Теперь Федра поспешно схватила его за руку.
– Подождите минуточку, сэр, – прошептала она, чувствуя, как ее захлестывает гнев. – Не надо так торопиться. Можете считать, что я уже пригласила вас к себе домой, но только вы должны помнить, что никто из членов моей семьи ничего не знает о человеке, убитом на Стрэнде.
– Вы снова лжете. – Его тон был холодным и отчужденным. – Вы что-то знаете о Горском. И ради вашей же собственной безопасности вам следует все мне рассказать.
Она нахмурилась и поджала губы, потом быстро повернулась и зашагала к гостиной.
Глава 7
Если нельзя исправить,
То лучше быстрее забыть,
В одну и ту же реку
Не стоит дважды входить.
Особняк на Кавендиш-сквер погрузился в темноту, стоявший напротив него уличный фонарь снова погас. Тристан не торопясь поднялся по хорошо отполированным белым ступенькам и достал из кармана ключ, который так и не был возвращен отцу.
В большом холле с высокими сводчатыми потолками все было тихо. На ярко освещенной мраморной лестнице дрожали темные тени, отбрасываемые настенными канделябрами. Тристан не мог объяснить себе, зачем он сейчас пришел сюда. Он снял пальто, перчатки, положил шляпу и направился к лестнице.
Около кровати отца Тристан обнаружил Пембертона, который, сложив руки на животе и уткнувшись подбородком в скомканный шейный платок, крепко спал в кресле. Дотронувшись до руки дворецкого и убедившись, что тот проснулся, Тристан прижал палец к губам.
Опустившись во все еще теплое кресло, Тристан окинул взглядом хрупкую фигуру отца. Через минуту к нему снова подошел дворецкий и принес на серебряном подносе наполненный коньяком графин и хрустальный бокал из коллекции венецианских бокалов лорда Хокстона. Пембертон расположил все это на столике рядом с кроватью, откланялся и тихо вышел из комнаты, оставив Тристана наедине с отцом.
Тристан взял графин и налил в бокал жидкости цвета темного янтаря. Ему предстояло провести рядом со спящим отцом бесконечно долгую ночь. Одним глотком он выпил все содержимое бокала.
Его взгляд остановился на отце. Ночная рубашка лорда Хокстона была застегнута на все пуговицы до самого горла, его ночной колпак сидел на голове самым наиаккуратнейшим образом. Его узкие руки с длинными тонкими пальцами лежали строго симметрично поверх одеяла. Даже теперь, перед лицом близкой смерти, лорд Хокстон по-прежнему оставался настоящим английским джентльменом.
Тристан поставил бокал на поднос и положил свою руку рядом с рукой отца. Тихо рассмеялся, вдруг поняв, что его собственная рука являлась точной копией руки лорда Хокстона.
Взгляд Тристана скользнул выше – из-под колпака отца выбивалась прядь волос, которые когда-то были песочного цвета, а теперь стали совсем белыми. Его нос, резко очерченный, с горбинкой и с тонкими, изящно вырезанными ноздрями, заострился еще сильнее.
Многие так и не хотели поверить в то, что Тристан приходился лорду Хокстону сыном.
Родственники отца отвергали его по той причине, что в его венах текла позорящая их род кровь его матери. Они не хотели терпеть рядом с собой бастарда. Тристан часто задавал себе один и тот же вопрос: «Как мать смогла вытерпеть все это?»
Но она ведь, собственно говоря, так и не смогла перенести это отношение родни лорда Хокстона. Она сбежала из Англии, когда ему, Тристану, было пять лет, и через год после этого умерла. Его мать – он часто вспоминал ее такой, – бывало, сидела в спальне с бескровным лицом, пытаясь сдержать рыдания. Одной рукой она гладила его руку, другой вытирала платком свои заплаканные глаза.
Когда она уезжала, речи о том, чтобы отпустить с ней Тристана, даже не было. Наследник целого маленького королевства не мог воспитываться где-то за границей.
Неожиданно отец зашевелился в постели, и Тристан вернулся к действительности. Глаза лорда Хокстона распахнулись, тяжелые набрякшие веки приподнялись, его взгляд устремился на сына.
– Тристан, – пробормотал он, приподнимая голову. – Ты пришел домой.
Дом отца никогда не был ему домом, подумал Тристан, но возражать не стал.
– Разумеется, сэр, – согласился Тристан, накрыв ладонью руку лорда Хокстона, который вдруг начал нервно теребить край одеяла. – Спите. Вам необходимо к утру набраться сил. Кто-то же должен управлять страной.
На лице отца появилась грустная и слегка ироничная улыбка.
– Боюсь, мне придется передать ту часть, которой я управлял, в чьи-то еще руки, – сказал он. – У тебя есть для меня какая-нибудь информация? Что-нибудь по делу Горского?
Тристан похлопал отца по руке.
– Нет, сэр, мне почти ничего не удалось узнать, – ответил он. – И, думаю, это подождет.
Отец кивнул, кисточка его колпака скользнула по подушке. Потом он закрыл глаза, и Тристан снова остался наедине со своими мыслями. Он налил себе еще коньяка, на этот раз почти до самых краев бокала, и залпом выпил его. Откинулся на спинку кресла и стал крутить в руках длинную тонкую ножку бокала.
Он сегодня свалял дурака с леди Федрой. Хуже того, он разозлил ее. Нет, конечно, не стоило жалеть о том, что он расспрашивал ее о Горском и о лорде Нэше. Во всей этой истории крылось нечто странное и подозрительное, и он обязательно доберется до самой сути. А вот целовать ее, да еще так, как будто она была легкодоступной женщиной, конечно, не нужно было. Он вдруг как-то забыл, что имеет дело с молодой леди, к тому же девственницей. Но с ним что-то вдруг случилось, он словно помешался. И в этом заключался некий парадокс.
Через день или два ему снова придется увидеться с ней. На этот раз он, прибегнув к логике, попытается убедить ее в том, что ей просто необходимо рассказать ему правду. Тогда в саду он видел по ее глазам, что она чувствует потребность рассказать ему что-то. Она хотела сбросить со своих плеч это бремя ответственности. Хотела облегчить душу. Но потом в саду появилась миссис Армстронг с компанией, и момент был упущен.
Тристан снова выпил коньяка. Почему-то сейчас он не чувствовал вкуса этого напитка. Но его губы все еще ощущали прикосновения губ леди Федры, их вкус, тепло. Стоило ему только закрыть глаза, как он снова слышан музыку, ему начинало казаться, что леди Федра с ним здесь, рядом, что она прижимается к нему своим телом.
Господи, как же все это странно…
Возможно, он просто уже слишком много выпил.
Во сне отец дышал с трудом и как-то прерывисто. Тристан наклонился над ним, и его снова накрыла волна отчаяния. Через несколько недель или, может быть, даже дней великий лорд Хокстон отойдет в небытие, просто исчезнет с лица земли. И та преграда, что всегда стояла между ними, уже никогда не будет разрушена. Слова, которые они могли бы сказать друг другу, тоже никогда не будут сказаны. И это ощущение бессилия и невозможности исправить положение заставляло его испытывать горечь и разочарование.
Не потому ли он пришел сюда сейчас? Оплакать то, что могло бы быть. То, что должно было быть. Возможно, он хотел попытаться в последний момент исправить то, что, по его мнению, еще можно было исправить, использовать оставшиеся возможности.
Но почему именно сегодня ему захотелось провести ночь рядом с отцом? Каким образом удалось леди Федре Нортемптон побудить его вернуться в то место, которое он долгие годы обходил стороной? Его дом.
Где-то вдалеке послышался бой часов. Уже пробило два. Усилием воли Тристан заставил себя расслабиться и выбросить все мысли из головы. Но вновь воцарившаяся в доме тишина не принесла успокоения. Ночь обещала быть длинной и тревожной. Он проведет ее рядом со своим умирающим отцом. И лишь воспоминания о леди Федре, о ее теплых губах и нежном теле примиряли его с тягостной действительностью.
Придя домой, Федра все еще продолжала дрожать от возбуждения. Она сразу прошла к себе в спальню и обнаружила там сидящую в кресле Агнес с вышивкой на коленях. Агнес тут же встала и положила нитки и вышивку в корзинку.
– Добрый вечер, мисс.
– Добрый вечер, Агнес, – сказала Федра, бросив сумочку на кровать. – Не нужно было меня ждать.
– Но как же! Я обязательно помогу вам разобрать прическу и расчешу волосы, – заволновалась Агнес. – Сегодня у вас очень сложная прическа и много шпилек. Садитесь, мисс. Позвольте мне помочь вам.
Федра мысленно вернулась к событиям сегодняшнего вечера и к своему недавно придуманному плану. Это должно сработать, подумала она. Толбот, конечно, может быть немного опасен, но в нем определенно есть благородство. И он не должен подвести ее.
– Завтра утром я должна послать записку мистеру Толботу, – сказала Федра, когда Агнес положила расческу на столик. Затем она встала и прошла к стоявшему у окна письменному столу, достала лист бумаги из верхнего ящика и, обмакнув в чернила перо, принялась писать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39