Мол, не обязан, и точка!
Со стадиона донеслись крики и шум аплодисментов: игрок из команды «Дриллерсов» отбил мяч так, что он вылетел за пределы стадиона, спланировал за забором и стукнулся об асфальт. Зрители вскочили с мест, орали, дули в трубы, звенели коровьими колокольчиками. Игрок, отбивший мяч, небрежно обежал вокруг поля стадиона. В течение нескольких секунд неизбежное поражение обернулось победой – игра случая, когда жизнь поворачивается совсем другой стороной, чем ждешь от нее.
– Не могу сказать, что ты побаловал меня информацией, Майк.
– Если ты ждал, что я незаметно передам тебе секретную распечатку документов, которая поможет тебе выиграть дело, – то извини. Этого я не смогу сделать, даже если бы такая и существовала.
– Если вдруг появятся новые доказательства, ты сможешь мне передать их? – разочарованно спросил Бен.
– Видишь ли, я давал клятву служить во благо города Тулсы и защищать интересы Соединенных Штатов Америки. Я ведь представляю обвинение, и любое противодействие ему будет рассматриваться как нарушение этой клятвы.
Бен от неожиданности заморгал.
– Ты помнишь, Бен, я просил тебя следить за тем, что творится у тебя за спиной? Так вот: удвой осторожность. Скоро могут начаться серьезные неприятности, связанные с мафией, южноамериканцами, ФБР – со всеми вместе. А ты оказался в самом эпицентре.
– Спасибо, что предупредил. С твоей стороны весьма любезно встретиться со мной. Я понимаю, что ты рискуешь.
Майк лишь пожал плечами, продолжая смотреть куда-то в сторону, но уже явно не на игру. Казалось, он видит что-то далеко-далеко.
– По крайней мере, это все, что я мог для тебя сделать, – произнес он.
Бен не стал возражать. Они посидели еще несколько минут, не произнося ни слова. Бен ощущал себя вроде бы невидимым и бестелесным. Он давно уже проглотил свой хот-дог и вновь попытался сосредоточиться на игре, но, увы, она его больше не интересовала. Мысли его вертелись вокруг той серой дыры рядом с ним, которая недавно была его другом. После седьмого периода он незаметно исчез.

Глава 30

С чувством отвращения Бен окинул взглядом зал заседания суда. Он был переполнен, публика громко шумела. Проходы между рядами заполняли репортеры. Зрители заняли все свободное пространство. Все говорили одновременно, выкрикивая вопросы, обращенные то к Бену, то к Мольтке, ожидая ответов. И это всего лишь предварительное судебное разбирательство. Вспышки фотокамер ослепили Бена. Судья Дерик дал разрешение на минутную съемку – до и после заседания, – уступка репортерам. Они превратили зал заседания в карнавал, Мольтке им всячески подыгрывал, позируя, улыбаясь, рассуждая о порядке, законности и его личном участии в правосудии.
Это было именно то, что ему нужно: максимальная открытость в общественном месте при минимуме внимания к деталям.
Сегодня ранним утром Бену позвонила Майра: Мольтке предлагал ему в первый и последний раз заключить сделку:
Кристина признается виновной, а правительственная сторона обещает не требовать смертного приговора. Скорее всего, она получит пожизненное заключение – неизвестно, что лучше, так что никто не сможет критиковать Мольтке, но и Мольтке ни в малейшей степени не подвергается риску проиграть дело.
А Кристина? Она большую часть своей жизни проведет в тюрьме, но ей будет сохранена жизнь.
Бен от этой сделки отказался!
Теперь он наблюдал за сидевшим за своим столом в окружении помощников Мольтке, который чувствовал себя очень уверенно. Он, безусловно, не упомянул о предложении заключить эту позорную сделку, а продолжал вещать голосом телевизионного комментатора о «либеральных судьях уголовного права, которые больше пекутся о гражданских правах, чем о человеке». Бен задавал себе вопрос: правильно ли он поступил.
И что было известно Мольтке такого, что делало его столь самоуверенным?
После того как бейлиф по привычному ритуалу открыл заседание, в зал вошел судья Дерик и попросил подойти к судейскому месту Бена и Мольтке. Оба поспешили к Дерику, который, вытащив из кармана платок, принялся с явным усердием вытирать им нос и глаза. Лицо его было красным и припухшим.
– Чертова аллергия. Сегодня в Тулсе уровень цветочной пыльцы в воздухе выше всякой нормы. Это какое-то несчастье. – И он взглянул прямо в глаза Бену: – Давайте-ка не затягивать заседание, хорошо?
Бен попытался согласно кивнуть, но у него это плохо получилось.
– Вы, наверное, хотите подать ходатайство, мистер Кинкейд, хотя, видит Бог, потерян счет, сколько раз вы уже подавали эти ходатайства – три, четыре?
– Ваша честь, у меня есть новое.
– Ну, прекрасно, – Дерик потер руки якобы в восхищении, – не могли бы вы мне хоть намекнуть на его смысл?

* * *

– Господи, – Дерик прижал пальцы к вискам, – никак одна из ваших очередных великих тайных теорий?
– Не пойму, что вы имеете в виду.
– Мы оба точно знаем, что я имею в виду. Это относится к вашей склонности превращать любое судебное разбирательство в эпизод из романа о Перри Мейсоне.
– Могу я представить мое ходатайство, ваша честь?
Дерик тяжело засопел:
– Хорошо, советник, вы можете представить его с места.
– Я бы предпочел сделать это в открытом суде, – нерешительно ответил Бен.
– Разве не вы говорили мне о своем стремлении к конфиденциальности, когда мы встречались в последний раз? Наверняка это ваше ходатайство носит тонкий, чувствительный характер. Уверен, что вы не пожелаете публично клеветать, без необходимости, на правительственных чиновников.
– Я хочу, чтобы мое ходатайство было заслушано официально, – продолжал настаивать Бен. – И чтобы судебный секретарь составил соответствующий документ.
Дерик выглянул из-за платка, от него не ускользнул смысл слов Бена. Бен хотел, чтобы судебный секретарь зафиксировал его заявления – для рассмотрения апелляционным судом.
– У меня нет оснований отказать вам в вашем требовании.
– Разумеется, если не хотите дать мне основания для немедленного предварительного обжалования, ваша честь.
– Приступайте к оглашению вашего первого ходатайства, – скрипнул зубами Дерик.
Бен вернулся к своему столу, то же самое сделал и Мольтке, пожимая плечами и качая головой. Это было фрагментом из его обычного спектакля: уважаемый слуга народа, раздраженный хитрыми махинациями адвоката защиты.
– Первое ходатайство, – начал Бен, почувствовав, как напряглись журналисты и быстро заскрипели перьями. – Мы требуем исключить полученные якобы доказательства вины подзащитной, представленные офицерами юридической полиции при проведении неправомочного обыска в квартире подзащитной.
– Я знаком с обстоятельствами. Что было неправомочным при обыске?
– Не было ордера.
Дерик перелистывал лежавшую перед ним папку.
– Да, я припоминаю. Ваша клиентка сама пригласила полицию в свою квартиру.
– Ваша честь, она пригласила их для расследования факта взлома ее квартиры, а совсем не для того, чтобы обыскивать ее с целью найти порочащие ее улики с целью их использования против нее в деле об убийстве.
– Она сама пригласила их к себе в дом. Она нарушила свое право на частную жизнь. Они видели то, что увидели.
– Ваша честь, они не просто так увидели упомянутые наркотики. Они не лежали на виду. Они были вставлены внутрь куклы. Чтобы их найти, полиция активно занялась обыском и, превысив свои полномочия, зашла слишком далеко, скрыв улики.
На Дерика, похоже, его слова не произвели особого впечатления.
– Вы можете ответить, мистер Мольтке?
– Да, ваша честь. Так называемые взломщики причинили... поломали, вспороли мягкие куклы. Это случилось до того, как прибыла полиция. Нахожу совершенно естественным, что приглашенные обвиняемой полицейские в процессе расследования попытались узнать, что же искали взломщики. И они нашли.
– Я тоже считаю, что все было именно так, – сказал Дерик.
– Могу я продолжить, ваша честь?
– Думаю, я услышал достаточно.
– Ваша честь, встает законный вопрос: могла ли мисс Макколл считать нарушением границ своей частной жизни расправу над куклами, которые были частью ее коллекции? Да, считала и поэтому не отказалась от своих прав, защищенных конституцией...
– Советник! – загремел голос Дерика. – Я думал, что еще в первый год учебы в юридической школе вы узнали, что когда судья выносит предписание, то надо заткнуться!
– Но, ваша честь, я еще...
– Мистер Кинкейд! Все это не на пользу вашему клиенту.
– Извините, ваша честь.
– Ходатайство отклоняется. Что там еще?
Бен старался взять себя в руки:
– Да, ваша честь. Я забираю свое ходатайство.
Дерик чихнул и вытер лицо платком.
– Советник, что еще вы хотели отклонить?
– Заявление свидетеля обвинения Джеймса Эбшайра относительно так называемого признания, которое сделала моя подзащитная во время ареста.
– Ах да, с этим документом я знаком, читал отчет магистрата.
– Ваша честь, это заявление крайне предвзято и бездоказательно со всех точек зрения.
Бен заметил на лице Дерика отстраненное выражение.
– Ваша честь, что-то не так?
– Нет, нет. Просто я пытался представить себе апелляционную жалобу, в которой вы хотели объяснить, почему заявление «я его убила» не является доказательством, подлежащим рассмотрению в суде.
– Ваша честь, судебное разбирательство покажет, что обвиняемая находилась в сумеречном состоянии, не понимала, что происходит, и не осознавала, что говорит. Вполне вероятно, что она находилась под действием лекарств.
– Тогда вы должны представить суду эти доказательства, мистер Кинкейд. А жюри решит, заслуживают ли они доверия.
Ваша беда в том, что вы недостаточно доверяете жюри.
И он посмотрел в сторону галереи, забитой публикой.
– Вам все еще хочется охранить членов жюри нашего округа от любых доказательств, которые говорят против вашей клиентки?
«Дерик, ты работаешь на утренний выпуск газет?» И тут Бен понял, почему судья так либерально настроен в отношении репортеров.
Мольтке, видимо, решил, что настало его время выступить со своими аргументами.
– Обвиняемая была, как это положено, оповещена. Она подписала свое признание.
– Но после того, как уже сделала заявление при аресте, – добавил Бен.
Дерик откинулся в кресле и погладил подбородок – Бен посчитал это знаком поддержки. По крайней мере, прежде чем отклонить его ходатайство, он собирался подумать.
– Значит, она была уже под стражей в то время, когда сделала свое заявление, не так ли, мистер Мольтке?
– Да, – признался обвинитель. – Они уже надели на нее наручники – и покончили с этим.
– Значит, во время ареста не было произведено дознание, не так ли?
Мольтке просиял: все верно, когда вы ведете на водопой корову, если она достаточно умна, то будет пить.
– Нет, ваша честь, совсем нет. Ей не задавали вопросов, – произнес Мольтке. – Мы с вами хорошо знаем, что не нужно задавать вопросы, чтобы начать допрос. И эту точку зрения доказывает дело о захоронении христиан, которое рассматривалось в суде нашего штата.
– Насколько я знаю, не было никаких провоцирующих или побуждающих мотивов, – сказал Дерик. – Мистер Эбшайр сделал обычное декларативное предположение, а ваша клиентка была настолько неразумна, что начала болтать.
– Это Эбшайр так говорит. Он вообще настроен предвзято, ваша честь. Если хотите, он подстрекатель дознания, из которого и возникло данное дело. Он сделал на него ставку, это ступенька в его карьере. Он лично заинтересован в том, чтобы она была признана виновной правительственной стороной.
– Все это вы выясните на перекрестном допросе, – произнес Дерик. Верхние веки у него затрепетали, и лицо приняло раздраженное выражение. – Мы позволим жюри присяжных решить этот вопрос.
– Надо чтобы членам жюри дали возможность послушать тот разговор, который происходил в действительности, ваша честь. Они же услышат только необъективный пересказ Эбшайра...
– Мистер Кинкейд, я вам запрещаю...
– Не так строго... – пробормотал Бен.
– Что вы там сказали? – У Дерика загорелись глаза.
– Ответил, что могу рассказать следующее. – Он начал перелистывать страницы своего блокнота: – Я ходатайствую перед судом о разрешении обратиться к десятой выездной сессии суда с предварительной апелляцией.
– Напрасная трата времени. Отклоняется!
– Ваша честь, после того как будут представлены доказательства, на жюри тем самым окажут давление.
– Нежелательными доказательствами! – закричал Дерик, поднимаясь со своего места и перегибаясь через стол.
Именно так оно и работает, советник. Если все доказательства против вас, как и происходит в нашем деле, то вы проиграли. Не пытайтесь скрыть доказательства от жюри.
Бен не мог понять, действительно ли Дерик разозлился или просто хочет перед публикой разыграть оскорбленного республиканца.
– Но, ваша честь...
– Мистер Кинкейд! Мне уже приходилось говорить о вашей склонности к нытью. От адвоката суда я жду более профессионального поведения, даже если вы и не обладаете достаточной зрелостью и опытом, но, учитывая интересы вашего клиента и суда в целом, я надеюсь, вы проявите эти качества во время судебного разбирательства. В противном случае вы можете оказаться предметом разбирательства юридической комиссии, которая определит вашу компетентность.
Бен взял себя в руки и поднялся снова:
– Ваша честь, я опять выдвигаю наше ходатайство об отсрочке судебного разбирательства.
Над челом Дерика, похоже, сгустился пар.
– Отклонено!
– Могу я узнать, на каком основании?
– Нет, не можете.
– Вы не соизволите даже намекнуть? Чтобы облегчить жизнь апелляционному суду?
Дерик вскочил.
– Мистер Кинкейд, единственная причина, по которой вы еще не отправлены в тюрьму по обвинению в оскорблении суда, заключается в том, что в противном случае вашей клиентке пришлось бы искать другого адвоката. И хотя это, без сомнения, послужит ей на пользу, но и задержит начало судебного разбирательства. Я же заинтересован в быстром рассмотрении дела, как и предусмотрено Конституцией Соединенных Штатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33