– А вот книга об эпидемии оспы в 1885-м. Здесь вы можете найти что-нибудь о работе Элизабет. Даже если ничего не обнаружите, то хотя бы почувствуете дух того времени, чудовищность страданий Монреаля.Том выглядел новым и был в отличном состоянии, будто никто еще его не читал. Я просмотрела несколько страниц ничего не видящими глазами. Что хотела сказать мне Сэнди?– Но, мне кажется, вам особенно понравится это.Жанно вручила мне нечто похожее на три старинные книги, потом откинулась на спинку дивана и с улыбкой, но пристально поглядела на меня.Обложки серые, переплет и окантовка цвета темного бургундского. Я осторожно открыла корочку и перевернула несколько страниц. Книга пахла плесенью, будто долго пролежала на чердаке или в подвале. Это был не журнал, но дневник, написанный от руки крупными, четкими буквами. Я взглянула на первую дату: 1 января 1844 года. Нашла последнюю: 23 декабря 1846-го.– Их написал Луи-Филипп Беланже, дядя Элизабет. Известно, что он тщательно вел дневники, и я наугад проверила отдел Редкой литературы. Скорее всего Макгилл владеет частью коллекции. Не знаю, где остальные дневники, если они вообще сохранились, но могу поспрашивать. Мне пришлось заложить душу, чтобы достать эти. – Она засмеялась. – Я взяла те, которые совпадают с рождением и ранним детством Элизабет.– Глазам не могу поверить! – воскликнула я, моментально позабыв об Анне Гойетт. – Даже не знаю, что сказать.– Скажите, что будете очень осторожно с ними обращаться.– Я правда могу забрать их домой?– Конечно. Я вам доверяю. Уверена, вы сознаете их ценность и будете очень аккуратны.– Дейзи, я в восторге. Даже не надеялась на такое счастье.Она отмахнулась от благодарностей, потом тихо сложила руки на коленях. Мы помолчали. Мне не терпелось уйти домой и погрузиться в чтение дневников. И тут я вспомнила о племяннице сестры Жюльены. И словах Сэнди.– Дейзи, я хотела бы спросить кое-что об Анне Гойетт.– Да?Она еще улыбалась, но глаза насторожились.– Как вы знаете, я работаю с сестрой Жюльеной, а она тетя Анны.– Не знала, что они родственники.– Вот. Сестра Жюльена позвонила мне и сказала, что Анна не появлялась дома со вчерашнего утра, и ее мать очень беспокоится.Во время разговора я краем глаза следила, как Сэнди сортирует журналы и складывает их на полки. Сейчас в дальнем конце кабинета стало очень тихо. Жанно тоже это заметила.– Сэнди, ты, наверное, очень устала. Можешь немного отдохнуть.– Я совсем не...– Я тебя очень прошу.Сэнди встретилась со мной взглядом, когда выходила из кабинета. Выражение ее лица осталось для меня загадкой.– Анна умная молодая женщина, – продолжила Жанно. – Немного легкомысленная, но интеллектуально развитая. Я уверена, с ней все в порядке.Твердо.– Тетя говорит, Анна никогда так не исчезала.– Наверное, ей нужно какое-то время подумать. Насколько я знаю, у нее возникли разногласия с мамой. Скорее всего, Анна решила несколько дней побыть одна.Сэнди намекнула, что Жанно защищает своих студентов. Вот в чем дело? Профессор что-то знает, но не хочет говорить?– Наверное, я чересчур тревожная по натуре. Но на работе я вижу столько молодых женщин, с которыми не все в порядке.Жанно опустила глаза. Несколько минут она сидела без движения. Потом с той же улыбкой:– Анна Гойетт пытается избавиться от давления дома. Вот и все, что я могу сказать. Говорю вам, она жива и здорова.Откуда такая уверенность? Может, спросить? Что за черт. Я решила посмотреть на ее реакцию.– Дейзи, я знаю, это звучит странно, но, я слышала, Анна связалась с какой-то сатанистской сектой.Улыбка испарилась.– Даже и спрашивать не буду, откуда вы взяли подобную информацию. Она меня не удивляет. – Жанно покачала головой. – Растлители малолетних. Убийцы-психопаты. Развращенные мессии. Проповедники Судного дня. Сатанисты. Подозрительный сосед, скармливающий мышьяк ряженым.– Но они существуют, – возразила я, подняв бровь.– Правда? Или это просто городские легенды? Современные мемораты?– Мемораты? – Интересно, какое отношение они имеют к Анне.– Термин фольклористов. Люди пытаются объединить свои страхи с известными легендами. Так можно объяснить пугающие непонятные явления.На лице у меня отразилось недоумение.– В любой культуре есть истории, легенды, выражающие общие опасения. Боязнь привидений, посторонних, чужих. Потери детей. Когда случается что-то непонятное, мы обновляем старые сказки. Ведьма унесла Гензеля и Гретель. Мужчина на ярмарке украл заблудившегося ребенка. Так странное происшествие кажется более правдоподобным. И люди сочиняют истории о похищении НЛО, явлении Элвиса, отравлении на Хэллоуин. Несчастье всегда случается с другом друга, двоюродным братом, сыном шефа.– Разве на Хэллоуин никто не отравлялся сладостями?– Один социолог проверил газетные статьи с 1970 по 1980 год и обнаружил, что только две смерти можно списать на отравление леденцами, в обоих случаях внутри семьи. Очень мало других случаев получило документальные подтверждения. Но легенда появилась, потому что она выражала глубинные страхи: потерю ребенка, боязнь ночи, боязнь незнакомых людей.Я не перебивала ее, ждала ниточку, ведущую к Анне.– Вы слышали о "текстах преследования"? Антропологи их любят.Я вернулась на выпускной школьный семинар по мифологии.– Тексты преследования. Рассказы, в которых для решения сложных проблем находят козлов отпущения.– Точно. Обычно козлами отпущения становятся аутсайдеры – расовые, этнические или религиозные группы, мешающие жить остальным. Римляне обвиняли ранних христиан в кровосмешении и приношении в жертву младенцев. Поздние христианские секты предъявляли те же претензии к иудеям. Погибли тысячи людей. Вспомните об охоте на ведьм. Или холокост. И такое происходило не только в древние времена. После студенческого восстания в конце шестидесятых во Франции еврейских лавочников обвинили в похищении молодых девушек из примерочных магазинов.Я смутно припомнила такой случай.– А недавние истории об иммигрантах из Турции и Северной Америки? Несколько лет назад сотни родителей-французов заявляли, что они воруют, убивают и расчленяют детей, хотя на самом деле ни один ребенок во Франции не числился пропавшим без вести. А миф продолжает жить уже здесь, в Монреале, только теперь ритуальные убийства детей практикуют другие. – Она наклонилась ко мне, широко распахнула глаза и почти прошипела последнее слово: – Сатанисты.Я никогда не видела ее такой разгоряченной. Слова Жанно пробудили воспоминания. Малахия на нержавеющей стали.– И правда неудивительно, – продолжала она, – увлечение демонологией всегда усиливается во время социальных перемен. И в конце столетия. Но теперь опасность исходит от сатаны.– Разве Голливуд не подталкивает к таким выводам?– Не намеренно, конечно, но подталкивает. Голливуду просто нужны коммерчески успешные фильмы. Вечный вопрос: создает ли искусство время или просто отражает его? "Ребенок Розмари", "Знамение", "Изгоняющий дьявола". Что делают такие фильмы? Они объясняют страхи общества через демонические образы. А люди слушают и смотрят.– Но разве они не просто одно из последствий растущего интереса к мистицизму в американской культуре за последние тридцать лет?– Конечно. А что еще стало популярным у последнего поколения?Я чувствовала себя как на экзамене. Какое отношение все это имеет к Анне? Я покачала головой.– Фундаменталистское христианство. Здесь, конечно, все завязано на экономике. Приостановки производства. Закрытие заводов. Увольнения. Бедность и экономическая нестабильность уже повод для беспокойства. Но не единственный. Люди любого экономического уровня волнуются из-за смещения социальных норм. Стали меняться отношения между мужчиной и женщиной, между членами семьи, поколениями.Она загибала пальцы на каждом пункте.– Старые объяснения больше не работают, а новые еще не появились. Фундаменталистские церкви дают утешение, предлагая простые ответы на сложные вопросы.– Сатана.– Сатана. Все мировое зло от сатаны. Подростков вовлекают в поклонение дьяволу. Детей воруют и убивают в демонических ритуалах. По всей стране прокатываются сатанинские убийства рогатого скота. Логотип "Проктер энд Гэмбл" содержит тайный сатанинский символ. Побеги страха завязываются на слухах и питают их, вот они и растут.– Значит, вы полагаете, что сатанистских культов не существует?– Не совсем. Есть парочка, что там говорить, высокопрофессиональных организованных сатанистских групп, как, например, секта Антона Лавея.– Церковь Сатаны в Сан-Франциско.– Да. Но это маленькие, очень маленькие группы. Большинство "сатанистов", – она согнула указательный и безымянный пальцы обеих рук, заключая термин в кавычки, – скорее всего просто белые дети среднего класса, играющие в поклонение дьяволу. Иногда они выходят за рамки, конечно, бесчинствуют в церквях и на кладбищах или мучают животных, но по большей части только исполняют множество ритуалов и отправляются по следам легенды.– Легенды?– По-моему, так говорят социологи. Ходят в жуткие дома с привидениями или на кладбища. Зажигают факелы, рассказывают страшные истории, творят заклинания, иногда хулиганят понемножку. Потом, когда полиция находит рисунки и надписи, перевернутые надгробные камни, кострище, иногда мертвую кошку, люди сразу думают, что вся местная молодежь поклоняется сатане. Пресса подхватывает сенсацию, священники бьют в набат, и появляется новая легенда.Жанно, как всегда, полностью владела собой, но во время монолога ее ноздри широко раздувались, выдавая напряжение, какого я никогда еще за ней не замечала. Я молчала.– Мне кажется, опасность сатанизма сильно преувеличена. Еще один "текст преследования", как сказали бы ваши коллеги.Внезапно она вскрикнула так, что я даже подпрыгнула на месте.– Дэвид! Это ты?Я не слышала ни звука.– Да, мэм. – Приглушенный голос.В дверях появилась высокая фигура, лицо скрывал капюшон куртки и гигантский шарф, завязанный на шее. Сгорбленная фигура показалась мне смутно знакомой.– Извините меня на секундочку.Жанно встала и исчезла за дверью. Я не уловила их разговора, но мужской голос звучал взволнованно, взмывал и опадал, как у хныкающего ребенка. Жанно часто его перебивала. Она говорила отрывисто и твердо в противовес неуверенному тону молодого человека. Я разобрала только одно слово: "Нет". Она повторила его несколько раз.Потом наступила тишина. Через секунду Жанно вернулась, но не села.– Студенты, – сказала она, смеясь и качая головой.– Дайте угадаю. Ему нужно еще немного времени, чтобы закончить работу.– Ничто не меняется. – Она посмотрела на часы. – Ну, Темпе, надеюсь, вы приходили не напрасно. Будьте поаккуратнее с дневниками. Они очень ценные.Меня выпроваживали.– Конечно. Я верну их не позже понедельника.Я встала, положила материалы Жанно в портфель, взяла куртку и сумочку.Жанно улыбкой проводила меня из кабинета. * * * Зимой небо Монреаля окрашивается в основном в серые тона – от сизого до железного, свинцового и цинкового. Когда я вышла из Беркс-Холла, влажные облака превратили день в пасмурный оловянно-свинцовый сплав.Я закинула на плечо портфель и сумочку, засунула руки в карманы и повернула вниз по склону, навстречу сырому ветру. Я не сделала и двадцати шагов, а глаза уже застилали слезы. По дороге меня не покидал образ острова Фрипп. Пальметто. Морские водоросли. Солнечный свет блестит на волнах."Прекрати, Бреннан. Март бывает холодный и ветреный во многих уголках планеты. Прекрати считать Каролину мерой для определения погоды во всем мире. Могло быть и хуже. Мог пойти снег". Тут мне на щеку упала первая пушистая снежинка.Открывая дверцу машины, я заметила высокого молодого человека, уставившегося на меня с другой стороны улицы. Я узнала куртку и шарф. Сгорбленная фигура несчастного просителя Жанно, Дэвида.Наши взгляды на мгновение встретились, и меня поразил яростный гнев в его глазах. Потом студент молча развернулся и поспешил в другую сторону. Я нервно залезла в машину и закрыла дверь. Слава Богу, он – проблема Жанно, а не моя.По дороге в лабораторию я, как обычно, переигрывала уже случившееся и волновалась о несделанном. Где Анна? Стоит ли принимать всерьез подозрения Сэнди о секте? Права ли Жанно? Что такое сатанистские культы: подростковые компании или нечто большее? Почему я не расспросила Жанно о безопасности Анны поподробнее? Наш разговор принял такой занимательный оборот, что я забыла об Анне. Произошло ли это намеренно? Скрывала ли Жанно что-то? И если так, то почему? Может, профессор просто защищала студентку от посторонних людей, лезущих в ее личные дела? От какого "давления дома" пытается избавиться Анна? Почему у Дэвида был такой угрожающий вид?Как я смогу просмотреть дневники до понедельника? Самолет в пять вечера. Смогу ли я закончить отчет по Николе сегодня, написать заключения на младенцев завтра и прочитать дневники в воскресенье? Неудивительно, что у меня нет никакой личной жизни.Пока я доехала до дороги Партене, снег повалил хлопьями. Я нашла место на парковке и помолилась, чтобы не застать машину в сугробе, когда вернусь.В коридоре пахло паром и мокрой шерстью. Я потопала ногами, внесла свой вклад в уже образовавшуюся на полу блестящую мелкую лужу растопленного снега и потащилась к лифту. Пока ехала вверх, пыталась стереть потекшую тушь с век.На столе лежало два розовых листика с сообщениями. Звонила сестра Жюльена. Наверняка ждала новостей об Анне и Элизабет. Я не готова ни по одному из пунктов. Следующее. Райан.Я набрала номер, и он ответил:– Длинный у тебя перерыв.Я взглянула на часы. Час сорок пять.– У меня почасовая оплата. Что случилось?– Мы наконец вычислили владельца дома в Сен-Жовите. Его имя Жак Гильон. Родился в Квебеке, но много лет назад переехал в Бельгию. Его местонахождение пока неизвестно, соседка-бельгийка сообщила, что Гильон сдавал дом в Сен-Жовите пожилой леди по имени Патриция Симоне. Она не знает наверняка, но думает, что съемщица бельгийка. Еще говорит, Гильон снабжал арендаторов автомобилями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44