И тогда Гиз заявит во всеуслышание, что король покровительствует еретикам. Когда начнется бойня, загорятся дома, хлынут потоки крови и толпа вконец озвереет, Генрих де Гиз ворвется в Лувр. Друг гугенотов Карл IX будет низвергнут. Маршал де Таванн — сторонник Гиза, а Данвиль, в свою очередь, говорил, что предоставит герцогу три тысячи кавалеристов, которые уже направляются в Париж, и четыре тысячи пеших солдат, вооруженных аркебузами; комендант Бастилии уже приготовил секретную камеру для Карла IX… А если тот вдруг решит сопротивляться и звать на помощь стражников, то де Коссен, капитан королевских гвардейцев, которым поручена охрана Лувра, арестует Карла. И вот тогда Гиз прекратит резню: таким образом он не утратит популярности среди католиков, сохранив репутацию яростного противника еретиков, и добьется симпатии гугенотов, положив конец кровавому разгулу.
Но страна не может существовать без монарха! Кардинал Лотарингский, дядя Генриха де Гиза, воссоздал родословную герцога, из которой явствовало, что предок Гизов — сам Карл Великий. И теперь никто не посмеет оспаривать права Генриха де Гиза на французский престол!
Маршал де Данвиль тоже собирался покончить со своими врагами. Из Гиени, которой он управлял, Данвиль должен был вызвать в Париж весьма значительные силы: примерно семь тысяч солдат. Он поклялся Гизу, что эта армия примет участие в свержении Карла IX. Пустив в ход всю свою хитрость, Данвиль устроил так, что король сам распорядился подвести к столице вооруженные отряды. Маршал предполагал, что в грядущей битве может пасть и сам герцог Гиз. В этом случае во главе католического воинства встанет Данвиль. Более того, Анри де Монморанси, маршал де Данвиль не мог не погрузиться в сладкие грезы: он воображал, как в горячке боя победоносно ворвется в Лувр, выхватит корону из бессильных рук Карла IX и сядет на французский трон.
Если же Гиз не погибнет и взойдет на престол, то Данвиль станет самым влиятельным человеком после короля. Он будет управлять всеми провинциями к югу от Луары, получит титул коннетабля и пост главнокомандующего всеми королевскими войсками. Вдобавок герцог вручит ему два миллиона ливров.
Но больше всего на свете Данвиль желал стереть с лица земли родного брата. Давняя ненависть, возникшая тогда, когда Жанна де Пьенн не ответила на пылкие чувства Анри де Монморанси, до сих пор терзала его сердце. За то, чтобы утолить жажду мести, он с легкостью отдал бы все — и даже французский трон, о котором втайне мечтал. Ненависть, будто страшная незаживающая язва, причиняла маршалу де Данвилю жестокие мучения. Но вот наконец у Анри появилась возможность расквитаться с братом: в той сумятице, которая воцарится в городе, он атакует дворец Монморанси. Он возьмет штурмом древний особняк, который был когда-то домом его отца-коннетабля! Он разрушит дворец до основания, собственной рукой прикончит Франсуа и похитит Жанну де Пьенн!
Монморанси умрет, когда в Париже начнется избиение гугенотов; конечно, Франсуа — католик, но он всегда вел себя очень подозрительно. Умеренная партия, стремящаяся к миру, много лет видела в маршале де Монморанси своего вождя. Да и вообще — погибают ведь не только гугеноты…
Историки утверждают, что Монморанси оказался в гуще трагических событий, поскольку являлся главой партии политиков. Однако суд истории бывает нередко слишком поверхностным. Мы же считаем, что Франсуа де Монморанси стал жертвой неистовой злобы своего брата. Данвиль с нетерпением ожидал того момента, когда сможет отомстить, утолив и ненависть к Франсуа, и страсть к Жанне де Пьенн.
Однако Анри де Монморанси действовал очень осторожно. Через Жилло, проникшего во дворец Монморанси, ему было известно все, что там говорилось и делалось, и Данвиль вовремя принимал ответные меры.
Жилло шпионил весьма усердно. Правда, ему не сказали, что Жанна де Пьенн сошла с ума, и он, понятно, не доложил об этом Данвилю. А ведь такая весть могла бы в корне изменить намерения Анри…
Но заглянем во дворец Монморанси, в котором обосновались сейчас пять главных героев нашего рассказа. Во-первых, поговорим о влюбленных — шевалье де Пардальяне и Лоизе де Монморанси. С того дня, как они открыли друг другу свои сердца, молодые люди почти не беседовали. Им не требовались слова. Лоиза легко угадывала, о чем думает Жан, он же ощущал любое движение души Лоизы. Девушка не испытывала ни сомнений, ни колебаний; теперь она не испугалась бы даже смертельной опасности: ведь шевалье рядом — и, значит, бояться ей нечего. Жан был для нее прекрасным, всесильным божеством…
Шевалье же, убедившись, что чувство его взаимно, не страшился больше коварства изменчивой Фортуны. Но юноша понимал, что ему не суждено жениться на Лоизе де Монморанси. Ведь маршал сказал, что ее мужем будет граф де Маржанси. Пардальян ничего не знал об этом человеке, однако твердо решил, представившись ему, сразу вызвать его на поединок. Пусть Бог рассудит, с кем Лоиза пойдет под венец! В общем, Пардальяна-младшего занимали теперь две проблемы: первая — как увезти Лоизу из Парижа, и вторая — кто такой этот граф де Маржанси, которому обещана рука Лоизы.
Пардальян-старший тем временем тоже вынашивал какие-то замыслы; вел он себя крайне осторожно. Пользуясь донесениями Жилло, ветеран, видимо, готовился к важным событиям. Старого хитреца не оставляла тревога. Чутье подсказывало ему, что их всех подстерегает беда…
К Жанне де Пьенн так и не вернулся разум. Это все, что мы можем о ней сообщить… Наверное, она была сейчас самым счастливым человеком во дворце. Тихое помешательство перенесло ее в светлые дни юности; ей казалось, что она снова в Маржанси. Самым поразительным было то, что ее физическое здоровье полностью восстановилось.
Герцог де Монморанси очутился меж двух огней. С одной стороны, от него отшатнулись все знатные гугеноты, ибо Франсуа не поддержал их замыслы пленения Карла IX. С другой стороны, придворные-католики с подозрением косились в его сторону, считая герцога другом еретиков. Люди, занимавшиеся политикой, не могли даже представить, что один из первых вельмож страны способен вести себя абсолютно независимо и не примыкать ни к каким враждующим группировкам.
Франсуа де Монморанси не стремился заслужить ни уважения, ни любви окружающих. Удивляться тут нечему: он и сам не уважал и не любил этих жестокосердых, лживых и продажных людей, погрязших в интригах и амбициозной возне вокруг престола. Маршал хотел лишь одного: тихо и мирно жить в своем поместье.
Вот такие планы строили наши герои. На первый взгляд все они были довольны и счастливы, но счастье это почему-то казалось очень хрупким… Так в миг напряжения перед грозой застывают в роще деревья, стихает ветер, не ползут по небу черные тучи — только какое-то белесое облако медленно закрывает солнце… Но вдруг небосвод темнеет, шквалы ветра пригибают к земле деревья, и разражается ужасная гроза…
Глава 11
ВСТРЕЧА МАРШАЛА ДЕ ДАНВИЛЯ И ПАРДАЛЬЯНА-СТАРШЕГО
Итак, любезный читатель, мы все еще во дворце Монморанси. Как-то в начале августа, душным летним вечером Пардальян-старший одевался в своей комнате в походный костюм, мурлыча веселую охотничью песенку. Он натянул кожаный камзол и пристегнул огромную шпагу, предварительно проверив, не затупился ли клинок. Потом засунул за пояс небольшой кинжал с клеймом миланских мастеров, полученный в подарок от герцога де Монморанси.
— Клянусь Пилатом! — пробурчал ветеран. — В этой коже испечься можно! Хорошо бы поскорее стряхнуть ее с себя!
Было уже почти десять часов вечера; в Париже темнело. Покончив с экипировкой, Пардальян опустился в кресло, переместив шпагу на колени, и задумался.
— Сказать шевалье или нет? Видимо, все-таки не нужно. Он обязательно увяжется за мной — он ведь всегда поступает по-своему. А это дело мне надо уладить самому. Тут одно из двух: либо, если негодяй Жилло не соврал, я и впрямь застану своего бывшего господина в полном одиночестве, либо угожу в западню — а в этом случае шевалье уж вовсе незачем идти со мной… Но вдруг я погибну? Ведь перед смертью хочется бросить последний взгляд на сына…
Так Пардальян размышлял до десяти часов. Затем он отправился во двор и перекинулся парой слов с привратником. Ветеран сообщил достойнейшему стражу ворот, что собирается навестить свою любовницу.
— Я давно у нее не был, — заявил старый солдат, — так что, думаю, дама мне очень обрадуется. Вернусь, сами понимаете, глубокой ночью. Впрочем, могу и вообще не вернуться — ни на утро, ни потом… Тогда передайте маршалу, что я отправился в дальний путь…
И Пардальян-старший вышел из дворца.
Привратник проводил его завистливым взглядом и вздохнул:
— Никогда не думал, что у господина де Пардальяна есть любовница! Вот и доверяй после этого людям!
Пардальян неторопливо приблизился к Сене; паромщика на реке уже не было, и ветеран вынужден был перейти на другой берег по Большому мосту, который называется теперь мостом Менял. Пардальян шагал не спеша, будто просто гулял. Он двигался в сторону Тампля и примерно в одиннадцать часов очутился у дворца Мем — резиденции маршала де Данвиля.
Пардальян прошелся вдоль особняка: с фасада дом производил впечатление необитаемого. За дворцом был разбит сад, огороженный высоким каменным забором. Ветеран перелез через стену с быстротой, которая восхитила бы даже его сына. Подбежав к задней двери, Пардальян вставил в замок острие кинжала… Через час он, к своей великой радости, одолел запор, открыл дверь и проскользнул в особняк.
Находясь на службе у Данвиля, ветеран, по его собственному выражению, «хорошо освоил местность» и сейчас мог передвигаться по дому хоть с завязанными глазами. Он миновал буфетную, коридор, где была дверь в подвал, — и усмехнулся при воспоминании о кипевшей тут битве. Потом Пардальян пробрался в парадную часть дворца, взбежал по широкой лестнице на второй этаж и замедлил шаги перед входом в покои герцога де Данвиля.
«Тут он или нет? Один или с кем-нибудь?» — взволнованно думал Пардальян.
Ветеран уже хотел толкнуть дверь, но она внезапно отворилась, и на пороге возник маршал де Данвиль со свечой в руке.
— Какая встреча! Милейший господин де Пардальян! — насмешливо воскликнул маршал. — Видимо, вы ко мне? Что ж, извольте, добро пожаловать… Я как раз хотел поговорить с вами…
Несколько секунд Пардальян пребывал в замешательстве. Ветерана непросто было смутить, но тут он растерялся: заклятый враг заманил-таки его в ловушку! Однако, собрав волю в кулак, Пардальян совладал со своими чувствами и одарил маршала приятной улыбкой:
— Бог свидетель, монсеньор, как меня радует ваше приглашение! Я ведь тоже собирался кое-что обсудить с вами.
— Если бы вы мне сообщили, что желаете побеседовать со мной, вам бы не пришлось калечить запоры.
— Вы очень любезны, монсеньор. Но каждый калечит, что может: кто — запоры, а кто и человеческие жизни…
— Извольте же войти!
Пардальян, не раздумывая, шагнул в приемную. Маршал захлопнул дверь и проводил ветерана через небольшой коридор в гостиную.
— Как я понял, монсеньор, вас заранее известили о моем приходе, — произнес Пардальян, намекая на Жилло.
— Вы правы, — кивнул Данвиль.
— Но если уж вы сегодня так искренни, то, возможно, уточните: кто именно вас предупредил?
— О, тут нет никакой тайны! Мне сообщил о ваших намерениях один из моих офицеров. Вы с ним знакомы, и кажется, вы даже симпатизируете друг другу. Это наш славный Ортес…
— Виконт д'Аспремон!
— Вот именно! Вы с ним приятели, и он так расположен к вам, что страстно мечтает встретиться с вами хотя бы ненадолго. По-моему, он собирается рассказать вам кое-что весьма любопытное.
— С интересом послушаю его. Однажды мы с этим доблестным дворянином уже затеяли разговор, но нас прервали… Нужно бы выяснить, за кем останется последнее слово…
— Так вот, мой милый Пардальян, ваш верный друг Ортес, одержимый желанием покрепче обнять вас, постоянно прогуливался у дворца Монморанси…
«Значит, меня предал не Жилло», — промелькнуло в голове у Пардальяна.
— Нынче вечером он наблюдал за вами; заметив, что вы перемахнули через ограду в сад и принялись колдовать над запором, он спокойно явился ко мне и доложил о ваших действиях. Я уже хотел отправиться в спальню, но ради счастья лицезреть вас с легкостью отказался от отдыха. И был прав — вы нанесли-таки мне визит!
— Да, нанес, — согласился Пардальян. — Но, монсеньор, разрешите задать вам лишь один вопрос…
— Ради Бога, хоть десять: начнем с вопроса, а закончим, возможно, допросом — и даже, наверное, с пристрастием.
Услышав этот весьма прозрачный намек, ветеран слегка побледнел. Стало быть, Данвиль хочет передать его в руки палача. Какой же допрос с пристрастием без пыток! Однако выдержки Пардальян не утратил.
— Скажите, монсеньор, — осведомился он, — вы здесь один?
— Господин де Пардальян, вы можете рассуждать, о чем пожелаете: признания облегчают душу. А насчет того, один ли я в доме… Чтобы устроить торжественную встречу смельчаку вроде вас не хватило бы и целой армии… Взгляните сами!
В гостиной было три двери: та, через которую вошли Пардальян и Данвиль, еще одна, ведшая в опочивальню, и третья, соединявшая комнату с оружейным -залом. Маршал повернулся и резко открыл вторую дверь — за ней стояло десятка полтора дворян, сжимавших в руках шпаги. Данвиль распахнул третью дверь — там замерли шесть стражников с аркебузами наизготовку, а за спинами солдат маячил Ортес, готовый скомандовать: «Пли!»
«Поймали! Они меня поймали!» — повторял про себя Пардальян-старший.
— Ну что ж! Потолкуем! — грозно нахмурившись, произнес Данвиль. — Вы пришли сюда, чтобы подло напасть на меня.
— Неправда, монсеньор! Я действительно хотел убить вас — но в открытом бою. Я думал, что найду вас одного, более того, рассчитывал застать вас в постели. Тогда я бы растолкал вас, попросил бы одеться и объявил: «Монсеньор, вы мешаете жить прекрасным людям, существование которых без вас было бы счастливым и безмятежным;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56