— Гордая, — с насмешкой сказал Ерема. — Белая кость, голубая кровь... Погоди, дойдем до места, погляжу я тогда, как ты запоешь! А то, может, поплачешь все-таки? Глядишь, сжалюсь да и отпущу, а?— Быдло, — прошипела княжна сквозь зубы.Вместо ответа она получила слепящую затрещину, которая бросила ее в распахнутую дверь какого-то каземата. Не устояв на ногах, она упала, но не расшиблась, как можно было ожидать, а угодила на что-то мягкое. Открыв глаза и увидев то, на что упала, она не удержалась и вскрикнула, а потом тихо заплакала, ибо прямо перед нею на грязном полу, запрокинув серое, испачканное засохшей кровью лицо, лежал Алексей Берестов.— То-то же, — удовлетворенно сказал Ерема. — Это дело другое... Эх! — воскликнул он, увидев еще четыре трупа и сундук. — Вот незадача-то... Лют наш барин Николай Иванович, ох, лют... Ну, да оно и верно, лишние рты в этом деле ни к чему. Погодь-ка, сиятельство, — обратился он к княжне, — потерпи маленько, я счас...Поставив фонарь на пол, он зачем-то начал стаскивать трупы к стене у двери, выкладывая их рядком. Хесс тем временем бросился к сундуку и, отвалив тяжелую крышку, по локоть погрузил дрожащие руки в ворох сырого пергамента и обтянутых кожей деревянных переплетов.Сцепив зубы от напряжения, княжна села на грязном полу. Все это напоминало дурной сон: подземелье, трупы, скверный запах, боль в опухшем лице и затекших, связанных за спиною руках, косматый разбойник, зачем-то возящийся с мертвецами, которым уже все равно, и похожий на безумца иезуит, роющийся в сундуке со старыми манускриптами.— Не то, — по-немецки бормотал Хесс, выхватывая из недр сундука очередную книгу, вглядываясь в заглавие и с отвращением отбрасывая пыльный фолиант в сторону, прямо на пол. — Не то, не то... Доннерветтер, снова не то! О, шайзе!Мария Андреевна бросила последний взгляд на мертвое лицо Берестова и перевела заплаканные глаза на сгорбленную фигуру немца, в неверном свете фонаря похожую на силуэт чудовищно огромной крысы, роющейся в помойке.— Что вы там ищете, герр Пауль? — устало и презрительно спросила она по-немецки. — Книгу Судеб? Она вам не нужна. Я и так могу предсказать вам вашу судьбу: вряд ли вы переживете меня больше чем на час. Вы называете себя псом Господним? Ну, так вы и умрете как пес.Она почти не преувеличивала: трупы разбойников, разбросанные вокруг сундука, ясно указывали на то, что Хрунов не намерен оставлять свидетелей и претендентов на долю в добыче, так что судьба иезуита и впрямь казалась ей предсказуемой.— Чепуха, — не оборачиваясь, пробормотал Хесс. — Не то, ах, все не то! Где же оно, доннерветтер?!— Что именно?— Прижизненное сочинение этого еретика Сократа, доказывающее, что ваш хваленый Платон никакой не философ, а обычный вор и плагиатор. Все греки — воры, и религия, которую вы у них переняли, тоже ворованная, и не религия это вовсе, а обыкновенная ересь...— Бог мой, герр Пауль! — воскликнула княжна, от изумления на миг забыв о собственных бедах. — Но ведь книга Сократа — это же просто миф!— По-русски говорите, юродивые! — рыкнул возле дверей Ерема.Повернув голову, княжна увидела, что одноухий возится с последним из своих товарищей, старательно складывая ему руки на груди. Левая рука все время соскальзывала, мягко стукаясь о каменный пол, и Ерема терпеливо возвращал ее на место, как будто от этого что-то зависело.— Библиотека Ивана Грозного тоже считалась мифом, — по-русски огрызнулся Хесс, продолжая рыться в сундуке, — однако же вот она, перед вами!— Маловато для царской библиотеки, — насмешливо заметила княжна. — Вы что, слепой? Моя и то больше.— Ну так ведь вы не Иван Грозный, — донеслось из сундука. — Тот, по слухам, вовсе был неграмотен. И вообще, фройляйн, на вашем месте я бы лучше помолился.Ерема наконец отчаялся привести последнего покойника в надлежащий, по его мнению, вид и распрямился, вынув из ножен устрашающего вида тесак. Это была та самая сцена, которую княжна видела во сне, и Марии Андреевне стоило огромного труда не зажмуриться при виде острой стали.— Готовься, сиятельство, — сказал одноухий и высунул голову в коридор, чтобы по привычке проверить, все ли в порядке.Послышался короткий шелестящий свист, за которым последовал тупой удар. Тело Еремы на мгновение окаменело, а потом колени его подломились, и оно с шумом упало на пол. Крик ужаса замер в груди княжны, когда она увидела кровавый обрубок, торчавший на том месте, где секунду назад была косматая голова одноухого.Из черного прямоугольника, обозначавшего дверь, медленно выступила какая-то высокая, с головы до пят закутанная в просторный плащ фигура. Это бесшумное появление было неторопливым и жутким, как будто в каземат входила сама Смерть. Низко надвинутая шляпа с обвисшими полями скрывала лицо незнакомца; в его опущенной руке, отражая свет фонаря, оранжево блестела обнаженная сабля, изогнутое лезвие которой было обильно испачкано чем-то черным.Расширенными от ужаса глазами княжна наблюдала за тем, как ее спаситель неторопливо входил в каземат. При виде этой задрапированной в темную ткань фигуры Мария Андреевна поневоле усомнилась в том, что речь идет о спасении; скорее уж это был финальный выход на сцену героя, чье присутствие только подразумевалось, а теперь из тайного наконец-то сделалось явным. Княжна понимала, что видит перед собою ответ на самый последний вопрос, коими так изобиловала эта кровавая история.— Доннерветтер, и это не то! — с отвращением воскликнул иезуит, ничего не видевший, кроме огромного сундука со старыми рукописными книгами. — Неужели они украли книгу, эти варвары?Мрачная фигура в дверях неторопливо обернулась на этот вздорный возглас, и княжна с леденящим ужасом увидела, как окровавленный клинок начал медленно подниматься. Рука, сжимавшая рукоять сабли, была обтянута потертой замшевой перчаткой. Княжна видела пыль, осевшую на потрепанных кавалерийских сапогах незнакомца и на свисавших рваной бахромой полах его плаща, но, несмотря на эти мелкие бытовые детали, в фигуре пришельца ей все равно чудилось что-то нечеловеческое.Иезуит тем временем выбрался из сундука, откуда до сих пор торчал только его круглый объемистый зад, и задумчиво уставился в пространство перед собою, как будто ожидая оттуда подсказки. Между тем окровавленная сабля поднималась все выше; княжна хотела крикнуть, но не могла, а потом и желание кричать пропало, сменившись тупым безразличием: в конце концов, иезуит заслуживал подобного конца.Закутанная в плащ фигура сделала осторожный, крадущийся шаг вперед. Под подошвой пыльного кавалерийского сапога пронзительно скрежетнула кирпичная крошка; герр Пауль резко обернулся, вскрикнул и с неожиданным проворством вскинул свой уродливый пистолет. Сабля оранжевой молнией сверкнула в полумраке каземата, описав стремительную огненную дугу; грянул выстрел, каземат заволокло дымом, и в дыму раздался отчаянный вопль боли и ужаса.Дым сразу рассеялся, и княжна увидела герра Пауля, который, стоя на коленях и низко склонив голову, сжимал левой рукой обрубок правой, из которого толчками била темная кровь. Отрубленная кисть лежала на полу, и из правого ствола зажатого в ней пистолета все еще тек ленивый дымок.— О, шайзе! — простонал герр Пауль.Это были его последние слова, заменившие иезуиту молитву. Сабля вновь взлетела и опустилась со свистом, какой издают рассекающие воздух крылья стрижа, и клинок с хрустом впился в подставленную шею герра Пауля. Несколько теплых капель упали на лицо княжны. Она содрогнулась, уверенная, что вот-вот лишится чувств. Она ничего так не хотела сейчас, как лишиться чувств, но почему-то, несмотря ни на что, оставалась в сознании и видела все, что творилось вокруг нее.Незнакомец наклонился, чтобы поднять сбитую пулей иезуита шляпу. Когда он выпрямился, его лицо попало в полосу света от фонаря, и, увидев это слегка изможденное, но все еще красивое черноусое лицо, княжна вскрикнула и наконец-то лишилась чувств.— Пся крэв, — проворчал незнакомец, вынимая из-под плаща сигару и прикуривая от фонаря.Он выпрямился, отряхнул испачканную шляпу, нахлобучил ее на голову и задумчиво поиграл саблей, стоя над связанной, лежащей без сознания княжной.— Нет, — сказал он наконец. — Нет, холера ясна, так не пойдет. Сначала нужно поговорить.С этими словами он снова наклонился, вытер клинок об одежду герра Пауля, с лязгом бросил его в ножны и широким шагом покинул каземат, дымя зажатой в зубах сигарой и на ходу выпрастывая из-под плаща оба пистолета. Глава 16 Услышав глухой хлопок пистолетного выстрела и жуткий вопль, от которого по всему подземелью пошли замогильные отголоски, Хрунов слегка насторожился, но тут же пожал плечами и расслабился: эти звуки, вернее всего, означали бесславный конец иезуита, а вместе с ним и проклятой княжны. Поручик по-прежнему не чувствовал никакого душевного подъема: ну покончил с княжной, ну нашел золото... Он очень надеялся, что радость придет с первым глотком шампанского, выпитым на мраморной террасе белого дворца в незнакомом приморском городе, но в глубине души подозревал, что и тогда она не будет полной. Сбывшаяся мечта скучна, мы все это знаем, но упорно обманываем себя, бредя от одной мечты к другой, разочаровываясь и тут же выдумывая себе новую недосягаемую цель, потому что иначе нельзя жить.Часы показывали три четверти первого. «Сволочь Ерема, — подумал Хрунов. — Сколько можно возиться с девчонкой? Эстет, так его раз так, любитель острых ощущений... Странно, почему она не кричит? Гордая... Впрочем, против настоящей боли не поможет никакая гордость».Он покосился на сундуки, содержавшие в себе его будущее состояние — нет, просто его будущее, — спрятал в карман часы и медленно встал. Время шло, и мысли о приближающемся рассвете, а также о княжне, которая почему-то не кричала, моля о пощаде, беспокоили его все сильнее. Наконец Хрунов решился пойти и проверить все самолично, а заодно и поторопить замешкавшегося Ерему — что он себе думает, упырь одноухий? Утро скоро, а он развлекается...Светя себе фонарем, он дошел до первого поворота и тут услышал шаги. Шаги гулко звучали в темноте, отдаваясь под низкими сводами; они приближались, но, сколько поручик ни вглядывался во тьму коридора, ему так и не удалось разглядеть ни малейшего проблеска света.— Ерема, — позвал Хрунов, как можно дальше вытягивая перед собою руку с фонарем, — ты, что ли?Никто не отозвался, но шаги зазвучали увереннее, тверже и... быстрее. Хрунов почувствовал, как в такт этим шагам из черного жерла коридора на него толчками накатывает замогильная жуть. Обладатель этой гулкой поступи словно гнал перед собою кровавых призраков прошлого.— Ерема, брось дурака валять, — сказал Хрунов и попятился, вдруг преисполнившись уверенности, что из глубины коридора к нему приближается кто угодно, но только не одноухий бородач.Шаги приближались.— Эй! — крикнул Хрунов и осекся, потому что в этот самый миг на границе освещенного фонарем пространства возникла закутанная в темный плащ фигура.Хрунов разглядел рваную бахрому плаща, пятна на обвисших полях шляпы, а главное, два направленных на него пистолета и немного успокоился: по крайней мере, это был живой человек, ибо призракам и демонам не свойственно прибегать к помощи огнестрельного оружия. Ситуация складывалась острая, но не более того; имея дело с человеком из плоти и крови, можно рассчитывать на успех, особенно если учесть небывалый размер ставки.— Ты кто такой? — сердито спросил Хрунов, осторожно отступая в глубь коридора. — А ну покажи лицо!— Затем и пришел, холера ясна, — сказал незнакомец, мигом утратив последние остатки мистического ореола.Хрунов отпрянул: такого он никак не ожидал.— Ба, — сказал он с искренним изумлением, — Огинский! Вас совсем отпустили из ада или только на побывку?— Все мы здесь на побывке, — философски ответил пан Кшиштоф Огинский, по очереди взводя оба курка. — Но тебе уже пора возвращаться.— Вечно вы куда-то спешите, приятель, — сказал Хрунов, продолжая потихонечку отступать под дулами двух пистолетов. — Экий вы, право, торопыга! Столько времени не виделись, и — здравствуйте! — с ходу, не успев лба перекрестить, тычете пистолетом в живого человека. Могли бы поговорить, обменяться новостями... Могли бы, по крайней мере, объяснить, какого черта вы живы и разгуливаете посуху, когда все уверены, что вас давно съели рыбы!— Стрелять надо точнее, тогда и удивляться не придется, — сказал пан Кшиштоф и выплюнул окурок сигары. — Вот я, к примеру, не намерен повторять ваши ошибки.— Похоже, я действительно дал маху, — признал Хрунов. — Ну, так ведь и вы виноваты! Вольно же вам было прыгать в озеро, подохли бы на берегу, чинно-благородно, как все нормальные люди... Я-то надеялся, что вы утонули.— У меня завидный объем легких, — любезно сообщил пан Кшиштоф и кивнул на сундуки. — А вы, я вижу, с прибылью!— И притом не один, — добавил Хрунов. — Сюда вот-вот придут мои люди, так что...— Мертвые не ходят, — перебил его Огинский. — Половину ваших людей вы перестреляли сами, облегчив мне задачу, а вторая половина сейчас остывает в бурьяне.— В таком случае вы пришли весьма кстати, — быстро оправившись от удара, сказал Хрунов. — На улице стоит карета. Давайте погрузим в нее золото и увезем, а после разделим пополам и разойдемся раз и навсегда. Договорились?— Однажды мы с вами уже договаривались, — напомнил пан Кшиштоф. — В тот раз козыри были у вас на руках, а теперь положение несколько иное. Что, скажите на милость, может помешать мне забрать не половину, а все целиком?— В самом деле, что? — задумчиво повторил Хрунов. — А пожалуй, вот это!С этим выкриком он внезапно метнул в Огинского масляный фонарь — единственное оружие, которое сейчас было у него в руках. Слегка растерявшись от неожиданности, пан Кшиштоф даже не подумал уклониться от летящего ему в голову светящегося предмета, а просто отмахнулся от него, как от летучей мыши. Фонарь встретился с зажатым в руке Огинского пистолетом; треснуло разбитое стекло, фонарь отскочил и косо отлетел обратно, на лету обратившись в косматый огненный шар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45