Они выехали уже после девяти. Начало смеркаться.
– Люди возвращаются сюда, – проговорил Себастьян.
Не вернулся бы, если бы Мэриан удалось настоять на своем, подумала Блисс. Вслух же сказала:
– Пожалуй. Я не могла дождаться, когда смогу вернуться.
– Не могла?..
– М-м. Тут же дом. – Она никак не могла расслабиться. Поясницу ломило от напряжения.
– По-моему, я тебя раньше никогда не видел в белом.
Немногие видели ее в белом.
– Просто нам не довелось посещать званые вечера. Вместе, во всяком случае.
Некоторое время он обдумывал ее ответ. Потом проговорил:
– Да, конечно, а тебе не кажется… что все это как-то нереально?
– Слишком реальная нереальность, тебе не кажется? – Блисс нервно хохотнула.
Миновав мост, они въехали в тоннель, ведущий к промышленному району – к долине Рейнир. Начал накрапывать дождик.
– Жалеешь, что согласилась поехать со мной? – Его зеленые глаза смотрели на нее чрезвычайно серьезно.
– Скорее, удивляюсь, – призналась Блисс. Она снова вспомнила о наставлениях Мэриан.
– Так должно было случиться.
Она потупилась. Себастьян переключил передачу. Его рука лежала на рычаге – большая, сильная, мускулистая. Когда он снял пиджак, Блисс почувствовала запах свежей белой рубашки. На фоне белоснежного воротничка его волосы казались почти черными. Она смотрела на его руки, загорелые, с темными волосками. Исцарапанные суставы пальцев и синяк на переносице напоминали о единственной ночи, проведенной вместе.
Уголок его рта опустился:
– Ты согласна со мной?
Она медленно проговорила:
– Что мы должны были вместе поехать на этот прием?
Он громко засмеялся:
– Ты же гораздо умнее. Понимаешь, о чем я спрашиваю. Мы с тобой всю жизнь шли к этому. К тому, чтобы быть вместе.
– Когда-то мы уже были с тобой вместе. А теперь – врозь.
– Ты так считаешь? – Он взглянул на нее, и в его глазах было столько огня, что Блисс заерзала на сиденье. – Мы с тобой снова вместе. И теперь никогда не расстанемся.
«Должно быть, он задумал снова покорить ваше сердце» – так, кажется, сказала Мэриан?
– Блисс…
– Я не могу так внезапно изменить свою жизнь. И не жди. Мы ведь с тобой – чужие.
Блисс прекрасно помнила слова Мэриан: «До тех пор, пока он считает, что вы без ума от него, все в порядке». Но она не умела притворяться. Не умела и не хотела.
– Чужие? Ошибаешься. – Он засмеялся, но засмеялся как-то неуверенно. – Мы ведь с тобой старые друзья. И никогда не должны были разлучаться. К тому же между нами уже произошло то, чего не было до того, как… словом, раньше.
Она пропустила мимо ушей его последние слова.
– Но все же мы расстались. Причем это было твое решение, не мое.
Дождь прекратился. Себастьян выключил дворники.
– Что случилось? Откуда эта холодность? Это из-за скандала с твоей матерью? Ты была совсем другой до ее появления.
– Моя мать тут ни при чем. Просто я не могу забыть… Я не могу забыть, что ты… Я не могу этого забыть. Вот и все.
– И ты не хочешь начать все сначала?
– Я… – Она повернулась лицом к нему. – И этого я тоже сказать не могу. Я сейчас чувствую себя так, словно освободилась от тяжкого бремени, кажется, вот-вот взлечу к небесам.
– И ты тоже? Послушай, а почему бы нам не взлететь? Мы до сих пор никуда не улетели.
Блисс вдруг поняла, что совершенно утратила представление о реальности, обо всем происходящем.
Они ехали по широкой дороге, которая в конце концов привела к «Кингдоуму», огромному стадиону под гигантским оранжевым куполом. Среди бесчисленных складов и железнодорожных путей имелась и автостоянка.
– Кажется, что я не был здесь целую вечность, – сказал Себастьян.
Блисс почувствовала себя совершенно беззащитной.
– Так ведь и прошла целая вечность.
Как бы так исхитриться… чтобы направить разговор в прежнее русло, чтобы заговорить о Кристал?
– Кажется, мне уже не хочется ехать на этот прием, – пробормотал Себастьян.
– Потому что я не выказываю безмерного восторга и удовлетворения? – Она вспомнила, что сидит в машине, и снова повернулась к Себастьяну. – Не умею я притворяться и делать вид, будто ничего не изменилось.
– Я не об этом. Конечно, я не в состоянии совершить невозможное, повернуть время вспять и изменить твою жизнь. Я говорил о том, что не хочу тебя ни с кем делить.
Слова вроде бы совсем простые. Отчего же вдруг так заколотилось сердце?
– Я ведь эгоист, – улыбнулся Себастьян, – и мне нравится, что ты обычно носишь платья свободного покроя.
Блисс усмехнулась:
– Ты меня осуждаешь или, наоборот, это комплимент? Или и то и другое одновременно?
– Восторгаюсь! Ты единственная женщина, которой все к лицу. – Он окинул ее взглядом. – Но пожалуй, в белом шелке смотришься лучше всего.
Блисс купила это платье, чтобы надеть его на благотворительный вечер, но не смогла пойти, потому что сестрички Кроу подхватили грипп и ей пришлось ухаживать за ними и за Бобби.
– Мне нравится, что ты носишь очки.
Блисс поправила очки указательным пальцем.
– Зрение так просто не исправишь.
– Я в том смысле, что очки лучше контактных линз. Они тебе идут. Ты похожа на экзотическую, невероятно умную птицу в белом шелковом оперении.
– На птицу? – Блисс сморщила носик. – Ну спасибо…
– Я никогда не говорил, какое восхитительное у тебя тело?
Блисс покраснела.
– Говорил. Совсем недавно, если память мне не изменяет.
– Да. Верно. И мне кажется, что платье оставляет его слишком… открытым. Для посторонних. Нельзя ли его немного прикрыть сверху?
Она с удивлением посмотрела на него. Потом, опустив глаза, осмотрела лиф платья с тонкими бретельками. Длинный, полупрозрачный шарф из белого шелка, который она небрежно накинула на плечи, нисколько не скрывал глубокий вырез на груди.
– Надеюсь, ты шутишь?
– Конечно. Мне нравится, когда все другие мужчины сгорают от зависти. Ты без лифчика?
– Себастьян…
– Прошу прощения. – Он усмехнулся. – Дело в том, что я очень наблюдательный человек. Это одно из моих преимуществ. Я смотрю – и все вижу. Мне нравятся лилии на шарфе. Нравятся серебристые крапинки на твоих чулках, от кончиков пальцев и до самого верха.
– Ну ладно… – Блисс покачала головой. – Согласна, ты очень наблюдательный.
– Надеюсь, ты не слишком много заплатила за этот наряд?
Странные вопросы он задает сегодня.
– Я тебя не понимаю…
– Сверху нет ничего, снизу – тоже. У тебя и руки, и ноги, и… Ну хорошо, не буду все перечислять, а то ты меня ударишь.
Они миновали окраины Сиэтла и оказались в деловой части города. Бетонные и стеклянные ущелья поглотили серый «тандерберд». Себастьян остановился у светофора, проехал немного вперед и повернул с Четвертой авеню налево, на Джексон-стрит.
– Я хочу вернуть тебя, Блисс.
Она задержала дыхание и почувствовала, как пульсирует кровь в висках.
– Чего бы мне это ни стоило, я добьюсь своего.
Блисс похолодела.
– Скажи что-нибудь.
– Я не знаю, что сказать, – пробормотала она.
– Скажи, что тебе тоже этого хочется. Скажи, что мы никогда и никому не позволим снова разлучить нас.
Люди на площади, казалось, утратили очертания – Блисс видела лишь бесформенные пятна, все расплывалось у нее перед глазами.
– Зачем бороться с этим? Только не говори, что ты не почувствовала того же, что чувствовал я в эти последние дни.
– Я не знаю, что ты чувствовал.
Он поднес к губам ее руку. Потом накрыл ее своей и положил на рычаг. Правый поворот – и они выскочили на Первую авеню, сосредоточение клубов, выплевывающих на тротуары толпы посетителей.
Блисс посмотрела на свою плененную руку.
– Именно это я и чувствую, – сказал Себастьян. – Мне кажется, что я… как бы растворился в тебе. И мне теперь безразлично, где я, где ты, потому что мы с тобой – одно целое.
Блисс откинула голову на подголовник.
– Скажи, что ты почувствовала в тот день, когда я появился в твоем доме?
– Будто меня ударили… вот сюда, – проговорила Блисс и прижала правую руку к животу. – Я чуть не задохнулась.
– И я тоже. Ты изменилась – и вместе с тем осталась такой же. Такое возможно?
– Да, пожалуй.
– Словно картина, которую я хорошо запомнил, только на ней появились новые штрихи.
– Да. Я сама никак не могла поверить.
Стекла в салоне «тандерберда» были подняты, но блюзовые стенания тромбона, доносившиеся из бара, проникали даже сквозь стекла. Когда они подъехали к дому, дурные предчувствия вконец измучили Блисс.
– Мы должны выпустить свои чувства на волю, – сказал Себастьян. Он остановился у бордюра. – Давай зайдем ненадолго, а потом исчезнем. Я бы вообще туда не пошел, но меня ждут.
– Ты слишком торопишься, Себастьян. Не спеши.
Он заглушил мотор и положил ключи в карман.
– Хорошо. – Себастьян провел пальцем по ее руке, от плеча до запястья. – Хорошо. Извини. Я так хочу тебя… что мне даже страшно. Боюсь, что опять потеряю тебя, что ты выскользнешь и исчезнешь, если я тебя не привяжу к себе крепко-крепко.
– Меня нельзя привязать, – возразила Блисс. – Куда мы приехали? Что это за прием?
– Я не хотел… – Себастьян прикусил язык. – Здесь собрались люди, которые должны помочь сделать из нашего городка рай. В основном они из средств массовой информации. С телевидения, радио. Представители печатных изданий. Некоторые имеют связи в киноиндустрии. И много рекламщиков. Эти представляют для нас наибольший интерес, если говорить о модельном агентстве.
– Внушительный список.
Он улыбнулся и стал теребить длинную бахрому на ее шарфе.
– Честно говоря, я не поехал бы сегодня сюда, но мне показалось, что тебе этот прием покажется интересным. И возможно, полезным. Здесь должны появиться несколько художников, во всяком случае, они сами считают себя таковыми. Кто знает, вдруг тебе удастся заполучить новых жильцов? В любом случае у вас найдутся общие темы для беседы, верно?
– Ты так считаешь? – Когда-то у нее были совершенно определенные представления о людях, с которыми она хотела связать свою жизнь. Теперь же все изменилось. Сам человек, его душа, его мысли – сейчас это казалось важнее, чем творчество того или иного художника. Себастьян уже не улыбался. Его рука легла на плечо Блисс.
– Давай поскорее покончим с этим делом. Мне хочется сбежать отсюда как можно скорее. – Он взял с заднего сиденья свой пиджак. – Я постараюсь не смотреть на тебя и даже не думать, не то кто-нибудь заметит… непорядок в моей одежде и догадается, что у меня на уме.
Блисс вылезла из машины. Холодный и влажный вечерний воздух лишь усилил ощущение дискомфорта. Так же как и щелчок захлопнувшейся дверцы, когда из «тандерберда» вылез Себастьян. Она отвернулась. В какой-то момент ей показалось, что они и не разлучались вовсе. Но потом она вспомнила, что между ними – пятнадцать лет разлуки. Образно говоря, Себастьян был львом, а она – ягненком. Вполне естественно, что льва неудержимо тянет к ягненку. Природа.
Блисс грустно улыбнулась.
Себастьян снова положил руку ей на плечо и повел к углу здания.
– Поверь мне, Блисс. Теперь мы все сделаем правильно. Я сделаю правильно. Наверное, понадобится много времени, но я потерплю. Потому что все понимаю. Ты будешь привыкать ко мне столько, сколько сочтешь нужным.
Она обхватила его рукой за талию – движение совершенно естественное, непринужденное. Блисс была довольно рослой, к тому же сейчас – на каблуках, но все равно оказалась чуть ли не на голову ниже Себастьяна. В эти мгновения она особо остро почувствовала, что он действительно рядом, что он вернулся.
Проклятие, неужели она всегда будет возбуждаться, как только прикоснется к нему?
У входа, прислонившись спиной к стене, сидел мужчина с желтым ящичком для сбора пожертвований. На табличке было написано, что средства пойдут на питание бездомных собак. Мужчина поднял голову – он вязал какой-то невообразимо длинный шарф – и улыбнулся Блисс. Она сунула руку в сумочку, нащупала монетку и бросила в прорезь ящика. Потом погладила сидевшего рядом с мужчиной пса.
– Я тебе верю, – сказал Себастьян, увлекая ее дальше. – Ты добрая и искренняя. Никогда не мог понять, что ты во мне нашла?
– И я тоже. – Она откинула за спину волосы. – Наверное, у меня дурной вкус.
Себастьян рассмеялся и заключил ее в объятия.
– Ну и острый же у тебя язычок. Что в семнадцать лет, что сейчас. О черт!..
Он словно окаменел. Блисс убрала с плеча его руку.
– Себастьян, что случилось?
Гул возбужденных голосов, раздавшийся за спиной, свидетельствовал о надвигающейся опасности. Она резко обернулась.
– Мерзавцы! – кричала какая-то женщина. – Торговцы развратом!
Блисс прижалась к Себастьяну. На тротуаре, у входа в ресторан, толпились мужчины и женщины. Толпа бурлила, волновалась. Некоторые размахивали плакатами.
– Извращенцы! Распутники! Прекратите морочить головы нашим детям! – кричала парочка в драных свитерах и таких же джинсах. Они нетвердо стояли на ногах, в руках же держали плакат.
Из подъехавшего лимузина выскочил шофер. Он открыл дверцу, и из машины следом за полным мужчиной в вечернем костюме выпорхнула шикарная блондинка в красном блестящем платье.
– Развратники! Мерзавцы! – Вопли становились все громче.
Где-то залаяла собака.
– Я хочу уйти отсюда, – сказала Блисс. – Зря мы сюда приехали.
– Теперь уже невозможно, – проговорил Себастьян ледяным голосом. – Я никогда не отступаю, никогда не прячусь.
– Вот он! Это Себастьян Плато?
Блисс охватил ужас, когда она поняла, что теперь внимание всей толпы полностью переключилось на них с Себастьяном.
– Тупые ублюдки, – процедил он сквозь зубы. – Пойдем.
– Спасем наших детей! – вопила парочка в драных свитерах. – Не трогай наших детей!
Себастьян обнял Блисс за плечи и повел ко входу в дом.
– Отдай наших детей, убийца!
Блисс в испуге захлопала глазами – расстояние между ними и разъяренной толпой неумолимо сокращалось. Ей оставалось лишь подчиниться – позволить Себастьяну вести себя прямо на бушующую толпу.
– Спасем наших…
– Блисс! – От группы людей отделилась знакомая фигура. – Блисс! Господи, почему ты рядом с ним? Почему здесь?
Оказавшись лицом к лицу с Пру О’Лири, а это была именно она, Блисс сначала растерялась, потом разозлилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47