.. Это круто.
— Тогда езжай в Москву, — сказал Борис. — Садись в электричку и поезжай. У нас на квартире сейчас сидят лбы из Службы безопасности нашей корпорации. Они очень обрадуются, когда тебя увидят. Они отвезут тебя к маме, которая сейчас сидит в каком-нибудь подвале на допросе; тебя тоже начнут допрашивать, будут интересоваться, где твой отец, что он делает и что собирается делать. Будут спрашивать, что ты знала о моих планах, и, когда ты будешь говорить, что ничего не знаешь, тебе не поверят. Может, тебя слегка поморят голодом, или не будут давать спать, или будут светить лампой в лицо, или посадят на ночь в комнату с крысами... Может, слегка побьют. Ты, конечно, разревешься и все им выложишь, расскажешь, где твой отец. Тогда сюда, в Балашиху, рванет группа захвата, человек пятнадцать с автоматами. Парамоныча они сразу замочат, чтобы не было свидетелей, меня отметелят и в наручниках повезут в Москву. Кончится тем, что мне перережут горло перед видеокамерой, маму тоже ликвидируют, а тебя... Если повезет, тебя отдадут в интернат, который входит в программу благотворительной деятельности нашей компании. А проще было бы и тебя ликвидировать, чтобы уж совсем не оставлять свидетелей. Вот так. Что ты там говорила про репетицию для Дня талантов? Это важно, это очень важно, да... — он задохнулся и замолчат.
— Упс, — сказала потрясенная Олеся. — Полный упс!
— Я знаю, — кивнул Борис. — Если бы я там остался, я бы сошел с ума или покончил с собой. Я решил сбежать, пока не поздно.
— И за это тебя ищут? За то, что ты ушел без разрешения?
«Ушел без разрешения» звучало абсолютно по-детски. Борис вздохнул:
— Не только. Когда я уходил, я кое-что взял без разрешения.
— Деньги? — догадалась Олеся.
— Да, — признал Борис.
— Много?
— На мороженое хватит.
— Это круто, — Олеся уважительно посмотрела на отца. — Я обязательно напишу в своем дневнике...
— Я тебя тогда убью, — пообещал Борис.
— Я напишу, что мой отец не отстой!
— Я это и так знаю, и ты знаешь, а больше никому знать не надо. Тём более что эти уроды наверняка отслеживают Интернет.
— Точно! — хлопнула себя по коленям Олеся. — Я видела такое кино...
В комнату заглянул Парамоныч. Он был деловит и немногословен.
— Пошли, — сказал он. — Я тут собрал вам кое-чего пожрать... Уж на той квартире перекусите.
И они пошли. Пока двое мужчин и девочка брели по темным улицам, пятница незаметно перешла в субботу, а панельные дома сменились лесом.
— Здесь, — показал Парамоныч.
Это был дом на окраине города, пятиэтажка, граничившая с темным зловещим лесом, линией газопровода и странными продолговатыми постройками, поутру оказавшимися солдатскими казармами.
Парамоныч отдал Борису ключи, развернулся и исчез во мраке.
— У него несколько квартир? — поинтересовалась Олеся.
— Он торгует недвижимостью, — пояснил Борис, дергая на себя скрипучую подъездную дверь.
— У Жоры Любищева папа тоже торгует недвижимостью, так его папа выглядит гораздо круче, чем твой Парамоныч...
— Ты еще не видела ту недвижимость, которой торгует Парамоныч...
Через пару минут Олеся увидела эту недвижимость и брезгливо поморщилась. В двухкомнатной квартире было холодно и неуютно; оторванные куски обоев и кое-где вздувшийся пол, окна без занавесок, потрескавшаяся побелка на потолке и непуганые тараканы.
— Мама, — плаксиво произнесла Олеся по поводу последних.
— Ты их не трогай, и они тебя не тронут, — посоветовал ей Борис, вывесил собранные Парамонычем продукты в сумке за окно, а сам, не раздеваясь, сел на единственную в квартире кровать, покрытую выцветшим покрывалом, и уснул.
Ему всю ночь снились самолеты — они улетали в Парагвай без него.
Боярыня Морозова: что-то случилось
После пережитого во вторник вечером лицо Монгола вряд ли могло у кого-то вызвать доверие и желание пооткровенничать. Поэтому Монгол остался сидеть в машине, а в художественную школу, вычисленную скрипучим Карабасом, отправилась Морозова.
Войдя в здание, она сначала поморщилась, унюхав запах свежей краски, но потом заметила развешанные на большом стенде детские рисунки и перестала обращать внимание на запахи. Морозова подошла к стенду медленно, как бы нехотя — чтобы не торчать посреди вестибюля с любопытствующим видом, но затем она стала разглядывать рисунки и поймала себя на мысли, что ей это занятие нравится. Здесь все было огромное и безумно яркое, причем цвета на рисунках были чистые, несмешанные. Внизу рисунков стояли подписи авторов: «Лена Б., 7 лет», «Дима Ж., 6 лет»... Морозова улыбнулась.
И тут же она подумала: «С чего это я?» Через секунду был готов ответ: «Обычно в такие места меня не заносит. Какие такие? Где есть чистые краски и где улыбка — это нормальная реакция». Обычно все бывает по-другому...
— А вы кто? — смотрела из-за стекол очков молодая женщина.
— Я работаю в частном охранном агентстве. — Морозова достала заранее заготовленную книжечку. — Романовы собираются разводиться, и мне поручено собрать информацию по поводу их отношения к ребенку. Чтобы потом суд решил, с кем из родителей будет жить Олеся.
— Понятно, — кивнула женщина. — А на чьей стороне вы работаете? Я имею в виду, кто обратился в ваше агентство? Отец или мать?
— Мать, — сказала Морозова, зная, что не ошибается. Женщина одобрительно кивнула.
— Олеся сейчас живет с матерью?
— Она временно живет у бабушки. Извините, но я хотела бы услышать ваш рассказ о событиях пятницы.
— В пятницу отец приехал и забрал Олесю с занятия.
— То есть не дожидаясь окончания занятия?
— Да, именно. Примерно минут за пятнадцать до звонка.
— Обычно Олесю забирал из вашей школы он?
— Конечно, нет. Обычно приезжала мать, она, кажется, ушла с работы. А отец у них занятой человек, все время допоздна работает... Так что я удивилась, когда он появился здесь в прошлую пятницу...
— Он чем-то объяснил свое появление?
— Он сказал: «Семейные обстоятельства». И все.
— И они с Олесей ушли?
— Да, именно. Я так понимаю, что отец это сделал по собственной инициативе, мать не была в курсе...
— Почему вы так решили?
— Ну так ведь потом приехала мать и очень удивлялась, что Олесю уже забрали из школы...
— Когда она приехала?
— Примерно минут через сорок после отца. Занятия уже закончились, я собиралась домой, и тут появляется Романова, вся такая, напряженная, удивленная... Я ей объяснила, что могла... Кажется, муж оставил ей записку на вахте.
— Ага, — Морозова усердно строчила в записной книжке. — Все понятно... Он не предупредил ее заранее, а лишь оставил записку... Уже после того, как забрал дочь. И что он там написал в записке?
— Я не знаю... Мне просто потом вахтерша сказала, что была такая записка.
— Покажите мне эту вахтершу, — попросила Морозова, Преподавательница согласилась, и две женщины направились в сторону вестибюля, одна — в длинной юбке с разрезом до бедра, в обтягивающем свитере, с правильно наложенным макияжем на лице, в очках в тонкой изящной оправе; другая — в черных джинсах и куртке стиля «мили-тари», в тяжелых ботинках, с короткой стрижкой и без тени косметики. Первая цокала каблучками, вторая, судя по обуви, должна была громыхать, но почему-то не громыхала, шла мягко и почти не слышно.
— Охранное агентство, — заинтересованно произнесла первая. — Интересная работа?
— Она кажется интересной, пока не начнешь ею заниматься каждый день, — ответила с улыбкой Морозова.
— Хорошо платят?
— Неплохо. Главное — есть страховка на случай вывихов, переломов и других профессиональных травм.
— А оружие вам дают?
— Только если сопровождаем ценный груз. А что, — Морозова взглянула на свою спутницу. — Хотите поменять работу?
— Иногда бывают такие мысли... Но здесь нам по крайней мере не грозят вывихи и переломы.
— Везде свои плюсы, — согласилась Морозова. Она не стала развивать эту мысль и говорить о тех несомненных достоинствах, которыми обладает профессия вахтерши художественной школы. Вахтерша сказала об этом сама.
— Я тут просто сижу для порядка, — сказала она. — Я тут не почтовый ящик... А вообще он записок не писал, он попросил, чтобы я на словах передала... Ну так у меня же память-то — надо думать... Если мне каждый будет поручения давать, я что — всех запоминать должна? Вот я и нацарапала на бумажке, чего он там говорил. А они потом этот листок забрали.
— Кто — они? — уточнила Морозова.
— Они — это те, с кем его жена уехала.
— Ага, — понимающе кивнула Морозова. — А с кем она уехала?
— С какими-то мужиками. Она вышла сюда, а они уже здесь стоят. Я говорю — женщина, вы не Романова, случаем? Она говорит — ага. Я говорю — вам просили передать. Она только за запиской потянулась, как тут эти мужики. Сказали, что они с ее мужем вместе работают. И взяли записку себе.
— Отлично, — пробормотала Морозова. — Товарищи по работе... Если вы сами писали эту записку, вы должны помнить, что в ней было...
— Я ж не девочка, чтоб все помнить, — справедливо заметила вахтерша: за девочку ее принять было практически невозможно. — Там... Там было что-то навроде: давай срочно езжай к Парку культуры, мы тебя будем там ждать.
— Это все?
— Все, что упомнила...
— Значит, друзья мужа забрали записку и вместе с этой женщиной вышли...
— Вышли, сели в машину и уехали. Я так в щелочку между занавесок подглядела, — созналась вахтерша. — И точно могу сказать, что все они сели в машину и укатили. В Парк культуры, наверное. Он же им просил передать — срочно. Чего-то случилось, наверное...
— Абсолютно верно, — согласилась Морозова, закрывая записную книжку и бросая прощальный взгляд на наивные детские рисунки. — Кое-что случилось...
Челюсть: охотник на тропе (2)
— Это уже седьмой раз за сегодня, — сообщила секретарша, кивая в сторону пульсирующей лампочки телефонного аппарата.
— К черту, — ответил Челюсть. — Для них меня нет и не будет. Зато для вас, — он повернулся к Монстру. — Для вас я всегда на месте. И с нетерпением жду вашего звонка.
Монстр обреченно повесил голову, что должно было означать согласие. Сам он выглядел так, будто был пропущен через огромную стиральную машину с центрифугой, отжат, но не выглажен. Монстра слегка пошатывало при ходьбе, лицо было усеяно мелкими царапинами, рукав свитера разорван. Трудно было представить, что все это было результатом каких-то нескольких секунд, когда вечером во вторник Монстр оказался словно в центре циклона и не мог до сих пор окончательно прийти в себя. Вспышки выстрелов, визг автомобильных покрышек, вопли, топот ног — все это закончилось для Монстра могучим ударом в грудь, падением, потерей сознания... Когда потом его подобрали и привели в себя люди из СБ, Монстр ощущал себя так, будто после падения люди бегали и машины ездили прямо по нему, а кричали непосредственно в уши.
Наивный Монстр предполагал, что ему дадут понюхать нашатыря и отпустят домой, однако вместо этого его запихнули в машину и повезли в главный офис, где на Монстра снова напустился тот самый неврастеник.
— Таких совпадений не бывает, — злорадно сказал он. — То ваш коллега сбегает посреди рабочего дня — и вы совершенно об этом ничего не знаете. То вас несет прогуливаться именно в тот момент, когда агенты враждебной спецслужбы пытаются проникнуть в квартиру Романова...
— Враждебной спецслужбы? — переспросил Монстр, чувствуя, как у него кружится голова. — Это что, ЦРУ, что ли?
Монстр сказал это и испугался — потому что нервный никак на это не отреагировал, просто сидел и молчал. Молчал долго, и с каждой минутой Монстру становилось все страшнее и страшнее.
— А шутки-то кончились, — сказал наконец нервный. — Понимаешь? Все, приехали.
— Куда приехали?
Нервный популярно объяснил Монстру, куда он приехал со всеми своими совпадениями, со всеми своими мелкими грешками, накопившимися за последние несколько лет. Когда он закончил говорить, у Монстра исчезли последние сомнения насчет встроенных везде, куда можно, микрофонов: в «Славянке», в офисе, в мужском туалете... Ну и в Сочи, само собой.
— И что теперь со мной будет? — срывающимся голосом спросил измученный морально и физически Монстр. Нервный человек, который в этот раз не был таким уж нервным, подробно объяснил перспективы.
И ушел, оставив Монстра раздумывать о своей тяжкой судьбе. Вернулся он через одиннадцать часов, и к этому времени одуревший Монстр был готов на все, что угодно. На все, что угодно Челюсти.
— Хорошо, — сказал тот. — Тогда расскажите мне все с самого начала. Только теперь — правду. Ничего не добавляя и ничего не пропуская...
Монстр говорил чуть больше часа, и, кажется, на этот раз он угодил Челюсти.
— Это похоже на правду, — услышал Монстр. — Это все плохо, глупо, ты не должен был ничего этого делать... Но это похоже на правду.
Монстр облегченно вздохнул.
— Кто такой Парамоныч? — спросил Челюсть.
— А? — встрепенулся Монстр. — Парамоныч? Без понятия...
— Может быть, Парамонов?
— Не слышал...
— А что-то похожее? Что-то созвучное?
— Н-нет, — замотал головой Монстр, и голова немедленно отозвалась жуткой болью в висках.
— Это кто-то из знакомых Романова, — дал наводящую справку Челюсть. — Ничего не приходит в голову?
Голова Монстра была в таком состоянии, что вряд ли в нее могло прийти что-то толковое. Челюсть снова оставил Монстра на пару часов под присмотром охраны, вернулся вроде бы в хорошем настроении и снова взялся за свое:
— Не вспомнил про Парамоныча?
— Нет, — сказал Монстр, не рискуя двигать черепом. — Наверное, жена Боба знает... — он вспомнил, что так и не выяснил у того таинственного романовского сообщника, где сейчас Марина и Олеська.
— Жена... — Челюсть как-то странно вздохнул. — Да, его жена, наверное, много чего знает...
Это вырвалось у Челюсти утром в среду, к этому времени он был знаком с Мариной Романовой четверо суток. Ее привезли в главный офис СБ в пятницу вечером, но толком побеседовать Челюсти тогда с ней не удалось — он улетел на вертолете вслед за минским поездом, купившись на простейший трюк Марининого мужа. Вернувшись, Челюсть не рискнул начинать ее допрос — боялся не сдержаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45