Минут через десять Борис уговорил сам себя, что был достаточно осторожен. Еще через пять минут до него дошла простая истина, что если он нашел один микрофон, то это не значит, что данный микрофон — единственный в номере. Стало быть, все, что было сказано...
Он вспомнил слова Монстра, произнесенные зловещим шепотом в лифте: «Они это все выстроили не просто так, они это выстроили, чтобы держать нас всех под колпаком... Все слышать и все видеть».
Борис теперь мог бы просветить Монстра насчет того, что выстроены таким образом были не только здания «Славянки-2». Интересно, обрадовался ли бы Монстр этому знанию?
А вот Борис обрадовался. Потому что находка подкрепила его уверенность, выморила копошившиеся где-то по темным углам сомнения. Теперь он знал — все, что сделано, сделано было верно.
А сделано к июлю было не так уж и мало. Хотя и не очень много. Монстр как-то брякнул по пьянке китайскую пословицу о том, что путь в тысячу ли начинается с одного шага; так вот Борис и сделал этот первый шаг.
Он не спешил. Он осторожничал, потому что дело его было сродни искусству сапера — одна ошибка, и вы пьете чай у господа бога.
Он не звонил из дома, он не звонил с работы, он не звонил со своего мобильного телефона. Он пользовался исключительно телефонами-автоматами, выбирая такие моменты и такие места, когда вокруг никого не было. Он выходил из кинозала посреди сеанса и успевал позвонить, купить попкорн и вернуться к жене и дочери. Возвращаясь вечером домой, он останавливал машину, чтобы купить какую-то мелочь в небольшом магазинчике, проходил его насквозь, выходил через другую дверь и быстро хватал трубку в автомате за углом. Он говорил быстро, стараясь уложиться в минуту-полторы. Если разговор затягивался, он говорил собеседнику в трубке: «Извините, я перезвоню позже». Борис никогда не перезванивал тут же, он никогда не перезванивал на следующий день. Он держал паузу — три дня, пять, неделю. Он вел себя так, что, будь за ним слежка, последовательности и логики в действиях Бориса нашлось бы немного. В его действиях не должно было выстраиваться системы. Телефонные карты он немедленно рвал и выбрасывал, как выбрасывал он и газеты с объявлениями, откуда брал номера телефонов. Эти номера он не переписывал, не подчеркивал ни ручкой, ни ногтем — он их просто запоминал, а затем выбрасывал из памяти один за другим, потому что долгое время Борису попадались не те номера.
Многочисленные фирмы предлагали свои услуги в ускоренном оформлении документов на выезд из страны, но Борису требовалось не просто скорость в оформлении. Ему требовалось нечто более серьезное. И он искал людей, которые делают такие вещи, искал долго и упорно. Пока в одной из фирм ему не сказали скороговоркой: «Знаете, мы сами такими вещами не занимаемся... Но позвоните им». И были названы семь цифр, которые Борис сразу же запомнил.
Через шесть дней он набрал этот номер и объяснил, что ему нужно.
— Вы уже определились? — деловито спросили там.
— То есть?
— Маршрут? Конечный пункт? Дата выезда?
— Только дата, — проговорил Борис, поглядывая на часы. — Остальное надо будет обсудить... У вас есть офис?
— Конечно, нет, — усмехнулись в трубке, и Борис понял, что попал на нужных ему людей. — Мы с вами встретимся один раз, определимся по маршруту, по цене, по срокам. А потом мы найдем способ вам все передать.
— Без личной встречи не обойтись? — обеспокоенно спросил Борис.
— Слишком серьезное и дорогое дело, — был ответ. — Только одна встреча. Нам тоже светиться ни к чему.
Полторы минуты заканчивались, и Борис торопливо проговорил:
— Ладно, я вам перезвоню...
— Если будете перезванивать, то по другому номеру, — отреагировал голос. Борис запомнил и этот номер. За четыре дня до отъезда в Турцию он позвонил и напомнил о себе.
— Через месяц, — сказала трубка. — Приходите погулять в Александровский сад. Там будет молодой человек, вы обратите на него внимание. Он будет продавать игрушки для благотворительных целей. Очень навязчивый молодой человек, просто кошмар. Вы купите у него игрушку и назовете номер телефона, по которому звонили в прошлый раз. Он объяснит вам, когда и куда ехать.
— Вы же сказали, что будет одна встреча, — встревожился Борис. — А тут еще куда-то ехать...
— Парень с игрушками — это не наш человек, он просто выдаст вам заученный текст, он ничего не будет с вами обсуждать, потому что это вообще никак его не касается.
— Я рискую, — сказал Борис. — Я боюсь, что за мной ведется наблюдение... Или прослушивание. Это не сто процентов, но все-таки...
— Тогда лучше выехать из Москвы, — сказала трубка. — Все «хвосты» обрываются, да и микрофоны так далеко не пашут... Маршрут и время вам скажут в Александровском саду. Мы заинтересованы в вас как в клиенте, поэтому постараемся сделать все по высшему разряду. Нам невыгодно, чтобы вы попались.
«Я не попадусь», — подумал Борис. Как ему и было велено, он купил в Александровском саду игрушку. Маленькую коричневую обезьянку. Подарок самому себе на двенадцатое октября.
Боярыня Морозова: проклятая работа (2)
— Не вижу энтузиазма на ваших лицах, — сказала Морозова, обозрев свою команду. Впрочем, поставь кто-нибудь перед ней зеркало, энтузиазма в нем также не нашлось бы. Но в том-то и заключается почетная обязанность лидера, чтобы сделать в нужный момент из дерьма конфетку и расстрелять всех, с этой трансформацией несогласных. Морозова чуть сползла со стула и кого-то наугад пнула под столом — слегка, чтобы проснулись. Кажется, попало Карабасу — он вздрогнул и изумленно уставился на Морозову.
— Лучше хреновая работа, чем никакой работы, — объявила та ему, но данный афоризм не изменил Карабасова настроения. Первым очнулся от тягостных раздумий Дровосек. Он рассмотрел ситуацию под своим углом зрения.
— Интересно, — сказал он, мечтательно рассматривая датчики пожарной сигнализации в потолке. — А премию нам потом дадут?
— Догонят и еще раз дадут! — съехидничал Карабас.
— Ну как же, мы вытащим Лавровского в Москву — и за бесплатно, что ли?! Он там уже больше года сидит, типа зубы лечит...
Морозова усмехнулась — официальной версией дальнего и долгого отсутствия председателя совета директоров «Интерспектра» действительно было лечение зубов. Пресс-служба корпорации нарочно бросила вопрошающим эту нелепую версию, чтобы подкрепить негласно распространявшееся мнение — Лавровский сидит за границей из-за политики. Сидел он там уже тринадцать месяцев и за это время мог раз десять полностью поменять зубы от первого до последнего.
— И они не могут его вернуть в Москву, — продолжал выступать Дровосек. — Вся их компания, которая тусуется с министрами, с генералами, с прокурорами, — они не могут его вернуть, потому что здесь его сразу посадят. А если мы это сделаем — что же, нам просто «спасибо» скажут?! Нет, я на такое не подписывался...
— Шеф наверняка тоже не из-за премии надрывается, — негромко заметил Монгол.
— Не из-за премии, — согласился Дровосек. — У него ставки повыше. Если Лавровского вытащит именно он, то есть вытащим мы, то Шеф пойдет на повышение. Он сядет возле Лавровского, сядет на бабки и сам начнет себе премии выписывать, сколько вздумается и когда вздумается...
— Лучше, чтобы наверху был Шеф, чем кто-то другой, — подал голос Карабас. — Он наверняка про нас не забудет... А то, я слышал, есть и другие варианты.
— Обалдеть! — сказала Морозова. — Не Служба безопасности, а какой-то базар! Все только и делают, что слушают сплетни и их разносят! То мне Кабанов начинает всякую туфту гнать, потом ты. — Она иронически посмотрела на Дровосека. — А теперь вы все хором! Я уже как-то неудобно себя чувствую — одна я никаких слухов не пересказываю, одна я не в курсе дела! Выходит, одна я не похожа на базарную бабу! Как бы странно это ни звучало.
— Но вопрос о премии ты все же поставь, — упрямо пробубнил Дровосек.
— То, что ты предлагаешь, называется — делить шкуру неубитого медведя, — отрезала Морозова. — Или писать вилами на воде. Вообще, говорить собиралась я, и говорить я хотела, в отличие от вас, по делу. Так что прикусите язычки и уделите мне пять минут своего драгоценного времени...
И они прикусили языки, а Морозова стала говорить, и она поведала им про суету в «Рославе» в пятницу вечером, про перехваченный телефонный разговор Челюсти с другим ответственным чином из рославовской СБ, про поступивший в милицию запрос насчет пропавшего гражданина Романова Б.И.
Больше ей рассказывать было нечего, потому что остальное им нужно было вызнать самим; не просто вызнать, но и вмешаться в ситуацию, а в результате этого вмешательства — согласно странной логике Шефа — «Рослав» должен был оказаться припертым к стенке. А глава «Интерспектра» получить полную свободу в пересечении границ. Когда Морозова мысленно сопоставила то, что у них имелось, и то, что они должны были получить в итоге, ей стало немного не по себе.
— Сколько у нас времени? — поинтересовался Дровосек.
— Времени у нас нет, — сказала Морозова. — Мы и так опаздываем: вся каша заварилась в пятницу вечером, а мы подключаемся только сегодня. Чтобы как-то исправить ситуацию, первое время будем работать поодиночке. У каждого свое направление. Каждый час выходим на связь и обмениваемся информацией.
— Я тоже? — немного удивленно осведомился Карабас, чья работа обычно заключалась в том, чтобы сначала подвозить, а потом вывозить команду Морозовой.
— Тоже, — сказала Морозова непререкаемым тоном. — Кирсан в больнице, так что лишних людей у нас нет. Теперь по направлениям. Ты, — она посмотрела на Карабаса, — останешься на этаже, сядешь за компьютер и вытащишь все, что известно про этого Романова: биография, семья, отдел, в котором он работал. Главное — определить, в чем его ценность для «Рослава». Официально он вроде бы числится простым операционистом, однако из-за простого операциониста не поднимали бы такой шум. — Морозова имела достаточные основания подозревать «Рослав» в неискренности, поскольку сама числилась в штатном расписании «Интерспектра» секретарем-референтом. — Поговори с ребятами, которые отслеживают банковский сектор «Рослава», они тебе подскажут... Дальше. — Она перевела взгляд на Дровосека. — У нас имеется фамилия «Бурмистров». От его имени подали заявление в милицию о пропаже Романова. Ясно, что в «Рославе» работают люди серьезные и назвали они не первую попавшуюся фамилию. Вероятно, существует некто Бурмистров, имеющий близкие отношения с пропавшим Романовым. Сосед, или сослуживец, или родственник. Выясни, постарайся найти этого Бурмистрова и...
— Понятно, — сказал Дровосек.
— ...выясни, что он знает. Не переусердствуй. Лучше всего, если Бурмистров станет нашим осведомителем. «Рослав» будет с ним контактировать, а он будет нам сообщать об их действиях. Монгол, — посмотрела Морозова на самого молчаливого и самого надежного человека из своей команды, — мы пойдем к Романову домой.
— Адрес известен?
— Да. Это в «Славянке». Во второй «Славянке». Поэтому я не пойду туда одна, я возьму тебя с собой.
Монгол понимающе кивнул. Он тоже считал, что жилой комплекс «Славянка-2» — совсем не то место, куда молодой женщине стоит отправляться одной на ночь глядя.
— Прежде чем мы разбежимся, — сказал с необычной для себя рассудительностью Дровосек, — я хотел бы кое-что прояснить...
Морозова подумала, что это снова будет по поводу прошлого задания и ущемленного самолюбия, но она ошиблась.
— Вот мы сейчас будем искать какого-то там мужика из «Рослава»... А это точно, что не мы его украли? Какой-нибудь Кабанов свистнул парня, а мы не в курсе...
— Совершенно точно, — ответила Морозова. — Мы этого парня не крали. Ни Кабанов, ни другие. Шеф мне дал стопроцентные гарантии.
— Ну тогда это вообще дико, — встряхнул головой недоумевающий Дровосек. — Если мы не крали... Кто же тогда на него позарился?!
Борис Романов: за пять дней до часа X
За пять дней до назначенного срока, седьмого октября, в воскресенье, Борис оставил на заднем сиденье своей машины девяносто тысяч долларов. Не то чтобы он рассыпал зеленые купюры по сиденьям, нет, деньги лежали в кейсе, но даже так — при том, что машина была оставлена на охраняемой стоянке, — все это было довольно дико. Потому что Борис оставил кейс незапертым. А кроме того, он совершенно точно знал: когда вместе с женой и дочерью он отсмотрит новейший американский боевик в «Пушкинском» и вернется к машине, денег в кейсе не будет. Это ему гарантировали.
Вместо денег в кейсе должен был появиться пакет с заграничными паспортами. Один паспорт — для мужчины, один — для женщины и один — для девочки тринадцати лет. Только фотографии в этих документах должны были напоминать Борису о прошлом, потому что фотографии эти были настоящими, не поддельными. Все остальные вписанные в паспорта данные имели весьма мало общего с действительностью, но именно за это были заплачены деньги. За это, а также за открытые парагвайские визы. За забронированный номер в Асунсьоне. За авиабилеты, где были пропечатаны уже новые, самому Борису пока неизвестные, фамилии. Этим оплачивались также услуги человека, который должен был их встретить в аэропорту Асунсьона, отвезти в гостиницу и проконсультировать по поводу условий парагвайской жизни. Как объяснили Борису во время рязанских посиделок в уединенной беседке, Парагвай — не самое плохое место на свете, но уж если захочется переместиться поближе к культурным центрам, то оплаченный человек поможет с визами в Европу или Штаты. К тому же чем больше переездов из страны в страну, тем больше запутывается след, тем меньше шансов испытать однажды утром неожиданный и печальный всплеск ностальгии, увидев возле своей кровати людей из Службы безопасности «Рослава».
Абсолютно безопасным уход Бориса мог бы стать, если бы он наскреб сто пятьдесят тысяч долларов. За эти деньги умельцы из рязанского окраинного парка брались устроить инсценировку гибели всей романовской семьи, а также пластическую операцию для самого Бориса и для его жены с последующей выдачей всего комплекта документов уже на новые лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45