Он и впрямь прибыл через час, такой же шикарный, как вчера, только в сером костюме и пронзительно-яркой синей рубашке. Где-то с полчаса мы обсуждали всякие практические проблемы, связанные с установкой ларька, потом Женя осведомился:
– Ну и сколько мне это встанет? Какую сумму возьмете на лапу?
– Мне не нужны деньги. Бетон напрягся:
– Что тогда?
– Нужна небольшая услуга, если, конечно, получится…
– Выкладывайте.
Я изложила проблему.
– Это я могу, – обрадовался Женька, – такое мне по силам. Подождите секунд очку. Он вытащил трубку и сказал:
– Николай Петрович? Женя Краснов беспокоит.
Я уставилась в окно. По ледяной январской улице неслись прохожие. Стужа в этом году стоит невероятная, давно не было в Москве таких морозов.
– Ну все, – сказал Женя, – договорился. Подъезжайте к восьми вечера в кафе “Луна”, на Колесниковской улице, там вас Николай Петрович будет ждать.
– Мне ему платить?
– Ни в коем случае, – подскочил Женя, – разбалуется мужик, он свое и так имеет, просто бумажку заберете, и все!
За пять минут до указанного времени я вошла в полупустую забегаловку и оглядела зал. Сидевший у стены мужчина примерно моего возраста приветливо помахал рукой. Я подошла к столику и спросила:
– Николай Петрович?
– Коля, – улыбнулся тот, – для красивых женщин просто Колян.
– Даша.
Милиционер галантно продолжил:
– Кофе?
– Спасибо, я тороплюсь.
– Тогда держите.
У меня в руках оказался легкий, совершенно невесомый пакетик.
– Здесь все?
– Абсолютно, Жене привет.
Я кивнула и пошла на выход, чувствуя спиной, как Николай Петрович шарит по моей фигуре липким взглядом.
Желание узнать правду было таким сильным, что я вытащила тоненькую папочку прямо в “Пежо”. Так, Алексей Андреевич Морозов, кличка Красавчик, родился в 1955 году, осужден в 1988-м, скончался в 1990-м. Ближайшие родственники… Да, никого. Алексей Морозов был из детдомовцев. Ни отца, ни матери, ни братьев с сестрами. Не было и жены с детьми. Парень существовал один как перст. Зато имелась свидетельница и одновременно, говоря языком милицейского протокола, сожительница, Наталья Сергеевна Филимонова.
Последнее место работы – Союз композиторов, секретарша. Наталья Сергеевна была вдовой. Ее муж, некто Парасов Константин Львович, скончался аж в 1973 году. Наташеньке тогда стукнуло двадцать пять. Детей у нее не имелось, впрочем, они не появились и позже, зато нашлись сведения о матери Филимоновой Екатерине Андреевне, 1928-го года рождения. В бумагах был и адрес: улица Сошальская, дом 62.
Я тяжело вздохнула. Сведения за 1988 год, с тех пор прошло слишком много лет. Нет в живых ни Лешки Красавчика, ни Натальи Филимоновой, скорей всего давным-давно скончалась и Екатерина Андреевна, хотя, проверить не мешает. Ведь это последняя ниточка, за которую я могу потянуть. Вроде бы Надя и Алеша Колпаковы двоюродные племянники Филимоновой…
Я в задумчивости принялась включать и выключать фары “Пежо”. Если в чем никогда не могла разобраться, так это в сложных родственных отношениях, существующих в некоторых семьях. Кто такие племянники, понятно. Вот если бы у меня имелись брат или сестра, то Кеша и Маша пришлись бы им племянниками. Но прямыми, не двоюродными… наверное, если у вашей сестры имеется дочь, то ваши дети и эта девочка… Нет, все же я в этом ничего не понимаю…
Ладно, я завела машину и поехала в сторону Зубовской площади. Ясно одно: двоюродных племянников никто не станет указывать в анкетах, в документы вписывают только так называемых родственников первой очереди. Конечно, я абсолютно зря еду сейчас на Сошальскую. Небось в квартире давно живут посторонние люди, но все-таки следует проверить, потому что, честно говоря, я хватаюсь за последнюю соломинку. Больше у меня никаких версий нет.
Дом шестьдесят два оказался блочной девятиэтажкой. Но в подъезде было чисто, почтовые ящики выглядели целыми, кнопки в лифте не топорщились обгорелыми кусками, и на линолеуме не расплывалась зловонная лужа. Аккуратной оказалась и лестничная площадка шестого этажа, а все двери, обитые черным кожзаменителем, гляделись близнецами, даже номера квартир были подобраны по одному образцу: круглые пластмассовые таблички с золотыми цифрами.
– Кто там? – раздалось из-за двери в ответ на мой звонок.
– Простите, пожалуйста, тут проживала в конце восьмидесятых Екатерина Андреевна Филимонова…
Загремели замки, залязгали запоры, дверь распахнулась.
– Почему проживала? – хмыкнула элегантно одетая моложавая дама. – Я и сейчас тут живу. От удивления мой язык ляпнул:
– Вы Екатерина Андреевна Филимонова?
– Она самая.
– Мать Натальи Сергеевны?
Дама поджала тонкие губы, покрытые помадой элегантного темно-коричневого колера и процедила:
– Да что вам угодно, в конце концов? Но я от неожиданности говорила одни глупости:
– Господи, сколько же вам лет? Больше пятидесяти не дать!
Екатерина Андреевна не улыбнулась. Но внутри ее безупречно подкрашенных глаз блеснуло удовлетворение.
– Вы явились, чтобы выяснить мой возраст?
– Нет, конечно.
– Чему обязана?
– Я – частный детектив.
– Кто? – Дама отступила на шаг назад. – Детектив? Из милиции? О нет, только не это! Мы с Натальей много лет не имеем ничего общего, родственницами являемся только на бумаге, и, честно говоря, мне не слишком приятно…
Испугавшись, что она сейчас захлопнет дверь, я быстро затараторила:
– Нет-нет, к милиции я не имею никакого отношения, являюсь частным лицом. Дама поморщилась:
– Не так быстро. Ладно, входите, снимите ботинки да объясните толком, во что опять вляпалась моя дочь?
– Почему вы решили, будто Наталья попала в неприятность? – поинтересовалась я, вешая куртку.
Екатерина Андреевна вздохнула:
– Потому что она мастер художественных глупостей, королева идиотизмов, и я от нее в жизни имела только горе. Много лет тому назад я сказала себе: Катя, у тебя нет дочери, забудь о ней. Так с тех пор и живу. Она явилась причиной кончины моего мужа и своего отца. У Сережи случился инфаркт, когда Наталья убежала с этим типом, а ее несчастный супруг?.. Вы ведь знаете, что он покончил с собой?
– Нет, – ошарашенно ответила я. – Парасов Константин Львович? Это он?
– Именно, – кивнула собеседница, – вот послушайте про Наташу, и поймете, отчего мать вычеркнула ее из сердца.
Наташенька родилась и росла во вполне обеспеченной, даже элитной семье. Отец – композитор. Правда, Сергей Николаевич не был таким уж суперпопулярным, но определенный вес в своей среде имел и даже сумел прославиться в конце пятидесятых годов незатейливой песенкой про любовь к родному дому. Екатерина Андреевна была драматической актрисой, не на первых ролях, но востребованной. Наташенька училась сразу в двух школах – общеобразовательной и музыкальной, имела весь джентльменский набор ребенка из интеллигентной семьи: уроки иностранного языка, рисование, бассейн. Получив аттестат, отучилась в ГИТИСе, на театроведческом. Папа пристроил ее в Союз композиторов, секретаршей.
Была Наташенька тихой, даже робкой. По шумным компаниям не таскалась, подруг домой не приводила, все сидела в кресле, читала книги, в основном Вальтера Скотта и Диккенса. Но любимым произведением были “Алые паруса” Грина. Так же, как Ассоль, Наташа мечтала встретить когда-нибудь своего принца. Только время бежало, а капитан на прекрасном паруснике не появлялся. Зато обозначился некто Костя Парасов, на десять лет старше, с квартирой, машиной, дачей и отличным местом работы. Трудился Костя в МИДе, многократно выезжал в краткосрочные командировки, естественно, хотел отправиться за бугор года на два, на три, но неженатых дипломатов коммунисты не любили, вот Константин и начал подыскивать себе соответствующую пару.
Наташа подошла ему по всем статьям, а Косте понравились ее родители. Боясь остаться в старых девках, Ната выскочила замуж. Все у молодых шло хорошо, удовлетворенное начальство намекнуло, что скоро можно будет паковать чемоданы и отправляться на Ближний Восток, как случилось непредвиденное – Наташа встретила своего принца.
– Уж не знаю, – брезгливо морщилась Екатерина Андреевна, – где она его подцепила. Только голову девчонка потеряла капитально.
Наплевав на все: общественное мнение, маячившую в скором будущем поездку за рубеж, пересуды подруг и недовольство родителей, Наташа ушла от Константина и стала жить с неким Лешей.
– Что она в нем нашла? – запоздало удивлялась Екатерина Андреевна. – Спору нет, хорош он был, как картинка, но, с другой стороны, совсем не нашего круга: сирота-детдомовец, жил в коммуналке, профессии никакой, к тому же ему едва исполнилось восемнадцать лет, он был намного младше Натальи.
Что только ни делали родители и муж, чтобы вернуть беглянку, но та словно с цепи сорвалась. В один прекрасный день, вдрызг разругавшись с матерью, Наталья исчезла. Отец и мать искали ее по всему городу. От нервного напряжения с Сергеем приключился инфаркт, и он умер, не дожив до приезда “Скорой помощи”.
Не успела Екатерина Андреевна осознать до конца, что стала вдовой, как зазвонил телефон.
– Мама, – спокойно сообщила Наталья, – хочу сообщить: у меня все в порядке, мы с Лешиком…
Услыхав из уст противной девчонки ласковое “Лешик”, Екатерина Андреевна потеряла всякий контроль над собой:
– Дрянь, – завизжала она, – с любовником прохлаждаешься! Не смей сюда больше звонить. Ты убила отца. Он умер от тревоги за тебя, дрянь, дрянь!
Екатерина Андреевна еще долго топала ногами, пока поняла: дочь давным-давно отсоединилась, из трубки несутся частые гудки.
Потом приключилось несчастье с Костей. Парень выпал из окна своей квартиры на девятом этаже и, естественно, разбился насмерть. В крови у погибшего нашли алкоголь, и милиция квалифицировала дело как несчастный случай, но Екатерина Андреевна была уверена: это самоубийство. Просто Константин не пережил позора.
О Наташе мать больше не слышала, вплоть до 1988 года, когда позвонили из милиции и вежливо, но твердо пригласили ее на беседу. Екатерина Андреевна явилась по вызову и чуть не скончалась. Молодой парень, совсем ребенок по виду, вывалил ей на голову ужасные сведения. Наташа оказалась замешана в деле об ограблениях.
– Скажу вам без протокола, – хмурил розовощекое личико мент, – просто по-дружески: Наталья Сергеевна принимала самое непосредственное участие в организации грабежей. Но доказательств никаких. Мы их, доказательства, все равно найдем. Только тогда вашей дочери хуже станет. Если сейчас признается, оформим явку с повинной, а судья даст ей минимальный срок. Ну, а ежели мы сами чего нароем, тогда светит ей на полную катушку.
– И сколько? – деловито поинтересовалась Екатерина Андреевна.
– По этой статье верхняя граница – пятнадцать лет.
– Вот и хорошо, – с удовлетворением отметила мать, – просто замечательно.
– Что хорошего вы усмотрели в создавшейся ситуации? – удивился парень.
– Пусть она получит все по полной программе, – преспокойно заявила Екатерина Андреевна, – я тогда буду чувствовать себя совсем спокойно.
– Почему? – продолжал недоумевать следователь, ожидавший от матери Филимоновой другого поведения.
– Потому что я буду знать: в ближайшие пятнадцать лет она под должным присмотром, – ответила любящая мамаша.

ГЛАВА 13

Оказавшись в машине, я растерянно завела мотор, нажала на газ, и машина, резко скакнув вперед, заглохла. Я снова повернула ключ в зажигании. Надо же, такого казуса со мной давным-давно не приключалось, забыла придержать педаль сцепления.
Ну и мать! Просто вычеркнула дочь из своей жизни и больше никогда ею не интересовалась. Где жила дочка, чем занималась, о чем мечтала, над чем плакала… Ничто не трогало Екатерину Андреевну. Не выбило ее из колеи и известие о смерти Натальи. Спокойно выслушав сообщение о кончине дочери, госпожа Филимонова без всякого ужаса или боли сказала:
– Что ж, глупо жила, рано умерла. Господь простит ей все ошибки.
В момент этого заявления я натягивала в прихожей куртку. Засунув от неожиданности руку в капюшон, я поинтересовалась:
– А вы? Неужели не простите дочь? Так сами и уйдете, озлобившись?
Екатерина Андреевна глянула на меня прозрачными, словно летняя река, глазами:
– Мое прощение там, где находится Наталья, ей без надобности.
Выговорив безжалостные слова, она без лишних церемоний вытолкала меня за дверь.
Я поехала в магазин. Что ж, визит все же нельзя считать бесполезным. Я выяснила абсолютно точно: никаких сестер, братьев – родных, двоюродных или семиюродных – у Екатерины Андреевны не было.
– Я росла единственным ребенком в семье, – пояснила она, – впрочем, у моего отца имелся брат, Пантелеймон, но он сгинул в тридцатых годах, попал в лагерь и исчез.
– А у вашего мужа имелись родственники? – осторожно выясняла я.
– Родители Сергея Николаевича умерли в 30-м году от голода, – пояснила Екатерина Андреевна.
Войдя в магазин, я обнаружила огромную записку, прикрепленную на двери кабинета: “Иван Александрович берет нас с Лелей на два дня к своим приятелям. Сомса оставляем тебе. Маня”.
Интересное дело, Сыромятников придумал ерунду. Какие друзья? А школа? Но тут я сообразила, что сегодня пятница и впереди выходные. Осознав сей факт, я перепугалась еще больше. Значит, мне придется ночевать одной? В огромном помещении, где полно таинственных закоулков.
Был только один способ справиться с ужасом, и я поехала на соседнюю улицу, где сверкала красными огнями вывеска “Продукты. 24 часа”.
Войдя в супермаркет, я кинулась в винный отдел и принялась разглядывать полки. Спиртное действует на меня ужасающе. Иногда кажется, что в строении моего мозга имеется какой-то “инженерный” просчет. Стоит накапать себе пять капель, как мигом наступает стадия, которую медики называют “патологическое опьянение”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37