Сантехника супер, доставка супер
— На встречу с мистером Макги. Он меня ожидает.
После ужина они вернулись в кабинет Макги на третьем этаже. Здесь были сплошные окна: одно выходило во внутренний двор, где размещался ресторан, второе — наружу, на Фриндж. Из третьего открывался вид на реку и ночной парад стратоскребов Манхэттена.И это были настоящие окна, не голограммы. Фриндж за минувшие годы стал куда менее опасным местом и рассадником преступности, нежели в былые времена. Это было неизбежно: те, кто больше всего пострадал во время Большой Беды, теперь умерли, а их дети, хоть и превосходящие крутизной родителей, пребывали, в отличие от последних, в достаточно здравом рассудке. Беспорядочная пальба по всему живому, возникавшая раньше по поводу и без, нынче сделалась редким явлением, и иметь окна вновь стало безопасным.Единственную стену без окна украшал большой американский флаг.Над столом висела плоская любительская фотография яхты, которой когда-то владел хозяин дома.Экран в углу был настроен на заседание правления «Электроник тайме», вторая голограмма, рядом, показывала сцены из «Ньюсборд». Эпизоды бунта — горящие машины, погромы, стычки с миротворцами — один за другим сменялись на экране.По иронии судьбы, уличные беспорядки, приуроченные ко Дню независимости, во внутреннем мире становились все более ожесточенными, в то время как в пределах Фринджа постепенно сходили на нет. Макги видел только одно горящее здание.— Это было восхитительное зрелище, — сказал Дивейн. — Новостные Танцоры, даже из числа номинированных, то и дело сбегали из зала во время награждения, чтобы посмотреть, как проходят бунты.Старик рассеянно кивнул.— Вас не огорчило поражение?Дивейн отпил кофе с бренди, приготовленный ему Макги, и улыбнулся:— Так, немного, говоря по правде. Награда затруднила бы мне возможность работать анонимно. Да и вообще, я редко берусь за художественные материалы. — Он задумался, может ли Макги представить себе, как сильно он хотел проиграть? Вслух же заметил: — Хотя премия сама по себе штука неплохая.— Пять тысяч кредиток, верно?— Это далеко не все, Макги. Лауреатам платят по более высоким расценкам. И даже не столько за работу, сколько за право поставить его имя на первой странице. За год я заработал бы в несколько раз больше премиальной суммы.— Вам точно не обидно? Дивейн помотал головой:— Нет. Но кто знает, что принесет будущее? Небольшой запас кредиток никогда не помешает. Макги ухмыльнулся:— Вполне с вами согласен. Я сам за свою нелепо долгую жизнь разорялся чаще, чем хотелось бы вспоминать. — Он помолчал, потом неожиданно спросил: — Чисто из любопытства, сколько вам лет?Дивейн даже глазом не моргнул:— Сорок семь.Макги покачал головой:— Неправда. Я как-то упомянул Боба и Рея в разговоре с вами, и оказалось, что вы о них знаете. Никто из тех, кто не слышал их выступлений, не помнит о них сейчас.Дивейн без труда вывернулся:— Послушайте, Макги, у вас удивительно подходящий для новостного Танцора склад ума: вы всех подозреваете. На самом деле все очень просто. Я как-то проводил исследование в архивах Техасской театральной комиссии и постоянно натыкался в старых документах на имена Боба и Рея, считавшихся в то время одним из лучших комических эстрадных дуэтов.— Пусть так. Но вы и в других случаях реагировали аналогично. Вы помните слишком многое из того, что помню я. Вы помните вещи, которые не может помнить человек не моего возраста. — Макги пожал плечами. — Так что не рассказывайте мне сказки. Я сам трижды прошел экспериментальный курс омоложения, без которого такие, как мы, давно бы загнулись. Мне просто хотелось узнать, где то же самое проделали с вами? Взять, например, вашу кожу. Ни морщин, ни складок, ни обвисания, да и суставы на руках как у мужчины во цвете лет. Кто бы ни потрудился над вами, результат меня впечатляет.— Приятно слышать, — вежливо наклонил голову Дивейн, после чего резко сменил тему: — Я очень благодарен вам за копию проекта решения МКР снова начать стерилизацию занятых на Общественных работах. Этот материал здорово помог мне в написании статьи.— Нисколько в этом не сомневался, — кивнул в свою очередь Макги, демонстрируя тем самым, что не настаивает на продолжении предыдущего разговора. Когда он снова заговорил, его голос звучал мрачно. — Это было глупейшим решением, Уильям. Мы близки к тому, что Миротворческие силы перестанут называть мятежи беспорядками, а назовут их восстанием. Всего лишь год отделяет нас от празднования Трехсотлетия, а Министерство возвращается к самой непопулярной мере по контролю за рождаемостью из всех, какие только видела Оккупированная Америка. У одного из моих официантов сестра была на Общественных работах. К сожалению, я не знал об этом, иначе просто заплатил бы долг и освободил девушку. К тому времени, как он обратился ко мне, было уже слишком поздно — они ее стерилизовали. И мне наплевать, что там утверждают чинуши из Министерства. Я знаю, что этот чертов якобы безвредный для организма трасформирующий вирус, который они используют, убивает людей.Уильям Дивейн согласно кивнул:— Должен сказать вам, что и я не жду ничего хорошего от будущего лета. Это будет плохим временем для Земли, а особенно для Северной Америки.Макги поднялся из-за стола и подошел к окну, держа в руке открытую банку пива. Дивейн подумал, что он забыл о нем, поскольку не сделал ни глотка с тех пор, как откупорил жестянку.— Вы в курсе, что я теряю деньги на этом ресторане и гостинице?— Да.— Люди считают меня богатым. — Макги фыркнул. — Фринджу нужны эти заведения, вот я и держу их. Отель предоставляет помещение для того, чтобы Макуты и Храмовые Драконы вели переговоры. Это нейтральная территория, которой они нигде больше не найдут. Ресторан — просто спокойное место, куда люди могут прийти и посидеть, зная о том, что их не побеспокоят. В пределах Фринджа, Господь свидетель, такие заведения по пальцам одной руки пересчитать можно.Дивейн на этот раз воздержался от комментариев.— Сам Неуловимый Трент частенько сюда захаживал. До того, разумеется, как выбрался из Фринджа и стал знаменитым. Дивейн заинтересовался:— Вы никогда об этом не говорили. Вы его знали?— Близко — нет. Он тогда был таким же подонком, как все остальные.— Из этого можно выжать что-нибудь для статьи?— Едва ли. Не берите в голову, просто к слову пришлось. Дело в том, Уильям, что в последнее время я начал отказываться от заданий Министерства. Меня уже тошнит от этой работенки. Да и раньше, честно говоря... Особенно когда задания поступали из Отделов спецопераций и технологической оценки. Как правило, они обращались ко мне, когда какой-нибудь геник вырывался из-под контроля и его надо было срочно найти и остановить. Между прочим, меня ни разу не пытались нанять, чтобы прикончить беглеца. Если один из них погибал в ходе преследования, что случалось крайне редко, заказчики оставались весьма недовольны. Сомневаюсь, что они опять решат воспользоваться моими услугами. На прошлой неделе я отказался от работы, которая... — Макги запнулся на середине фразы и искоса бросил на Дивейна подозрительный взгляд. — Не важно, это детали. Политическое дело и крайне щепетильное. Я ведь раньше никогда не отказывался от работы по политическим мотивам. Боюсь, что мой отказ их сильно разочаровал. И не удивлюсь, если их разочарование выразится в каких-то конкретных действиях. — Макги в упор посмотрел на собеседника. — Я вел записи обо всех операциях, которые проходили с моим участием по заданиям Министерства. Более того, я сохранил эти записи, хотя дважды давал подписку о неразглашении, согласно подзаконным актам сорок восьмого и пятьдесят четвертого годов.— Вы отдаете себе отчет, мистер Макги, что, всего лишь рассказывая мне об этом, вы уже совершаете государственную измену? — тихо произнес Уильям Дивейн.— Я готов продать свои дневники, — невозмутимо продолжал Макги, пропустив мимо ушей слова журналиста.— Я вас внимательно слушаю.— Мне нужны наличные.— Сколько?— Десять тысяч.— В ваших материалах найдутся сенсационные факты?— По меньшей мере один. Но и все остальное представляет собой весьма ценную информацию к размышлению. Попадается такое, о чем вы нигде больше не узнаете.Уильям Дивейн посмотрел ему прямо в глаза и уверенно объявил:— Продано. Так о чем там речь?— Хорошо, — медленно произнес Макги. — Вы когда-нибудь слышали о хронокапсуле в виде шара, найденной в Швейцарских Альпах в семьдесят втором? И о парне, обнаруженном внутри?
Пассажирский шатл перенес его в Ирландию через Атлантику быстрее чем за час.В затемненном салоне Уильям Дивейн просматривал записи Макги. Это действительно был на редкость любопытный материал, отражающий сорокалетнюю работу старика на Отдел спецопераций и другие департаменты МКР. Дивейн сильно сомневался, что заполучил полное описание всей деятельности Макги на этом поприще. Старый лис наверняка тщательно отредактировал дневники, прежде чем продать их ему. С другой стороны, Дивейн был почти уверен в том, что все купюры сделаны по чисто личным мотивам — с целью обезопасить себя и, может быть, еще кого-то из действующих лиц.Вот только обещанная сенсационная история оказалась полной нелепицей.Сферическая хронокапсула, якобы найденный внутри человек, особое внимание к находке, проявленное самим Генеральным секретарем, наконец, таинственное исчезновение содержимого, переданного на попечение и под охрану Миротворческим силам, — все это за милю отдавало высосанной из пальца статейкой в каком-нибудь бульварном журнальчике. Дивейн был прагматиком и не смог бы, как ни старайся, представить более неблагодарный материал, нежели тот, что попал ему в руки. Репутация журналиста будет безнадежно испорчена, если нечто подобное когда-нибудь увидит свет под его именем.Скорее всего, историю сфабриковали, а Макги каким-то образом введен в заблуждение. Если же, что крайне сомнительно, в этом содержится хотя бы доля правды, то публиковать такой материал было бы верхом идиотизма. Дивейн миллион лет назад усвоил, что не следует простому смертному слишком сильно раздражать властей предержащих. А Шарль Эддор вызывал у Дивейна такое уважение, как мало кто из государственных деятелей со времен Алмундсен и Моро. В списке действующих политиков, кому Дивейн посмел бы доставить неудовольствие подобной публикацией, Эддор занимал последнее место.Через полчаса полета новостной Танцор выключил ручной компьютер и откинулся на спинку сиденья, закрыв глаза.Он не закончил чтение всех записей Макги, но, если в «информации к размышлению» не окажется еще какого-нибудь неожиданного «бриллианта», по всему выходило, что он сделал неудачное приобретение.Впрочем, его мало волновали уплаченные за материал деньги: такие покупки всегда рискованное дело, а Макги — человек честный. Дивейн без сожаления выбросил эту историю из головы и приготовился вздремнуть.
Беда в том, что мысли постоянно возвращались к бумагам Макги, что и не давало ему покоя.Поскольку ему не удалось купить билет сразу до Дублина, пришлось сначала лететь в Белфаст и уже оттуда добираться до места назначения. На стоянке космопорта он нанял такси, дал свой домашний адрес и попытался заснуть. Путешествие из Нью-Йорка в Ирландию заняло меньше часа, такси понадобилось вдвое больше, чтобы доставить его до дома, — за триста километров к югу от Белфаста и за пятьдесят от морского побережья.История, черт бы ее побрал, занозой засела в башке.Дивейн закрыл глаза и честно постарался заснуть. Но уже через десять минут после начала поездки он раздраженно вздохнул, открыл глаза и включил компьютер, в растерянности обнаружив, что не знает, с чего начать.Уставившись в светящийся монитор, он поднес трасет к виску и, задумавшись на мгновение, дал команду: суммарный анализ. Он сам не знал, что его дернуло добавить к заданию после небольшой паузы уточняющую деталь: поля замедления времени.Он все еще продолжал считывать выдаваемую информацию, когда аэрокар приземлился в самом центре округа Корк.
Дом, казалось, вырастал прямо из склона холма, нависая над небольшим ручьем. Его стены были сложены из нетесаного камня, окна представляли собой узенькие амбразуры, да и весь он выглядел каким-то убогим и невзрачным, хотя в действительности являлся гораздо большим, чем представлялось снаружи. В противоположном конце долины виднелись развалины старого замка Килгард, в котором, как смутно припоминал Дивейн, ему когда-то довелось жить.К дому вела полуразбитая бетонка. Ей было более ста лет, и она напоминала о тех далеких днях, когда машины передвигались на колесах, а за рулем сидели люди. Такси приземлилось. Двигатели стихли, как только аэрокар коснулся грунта. Дивейн прикоснулся монитором к счетчику, вышел и остановился в начале дорожки, ведущей к дому. У него было прекрасное зрение, и через мгновение он увидел, как мигнул крошечный огонек у фундамента дома. Это означало, что система безопасности опознала Дивейна. Он уверенно зашагал по дорожке, поднялся по ступенькам, приложил ладонь к двери и подождал, пока она откроется.Дверь была еще одним показателем возраста дома — она не отъезжала и не сворачивалась; сделанная из прочного дуба и укрепленная полосами из нержавеющей стали, она распахнулась. Дивейн сам навесил ее в тысяча девятьсот двадцать втором году.Он и дом построил сам, своими руками укладывая камень за камнем, более четырехсот лет назад.Внутри автоматически зажегся свет. Жилую комнату освещала пара торшеров, переделанных из софитов, когда-то использовавшихся при съемке фильмов. Дивейн приобрел их на распродаже в Голливуде в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году.Он поднялся в спальню. Здесь начиналась маленькая лесенка, ведущая на поросшую травой площадку на вершине холма, откуда прекрасно были видны все подходы к дому Дивейна.В подвале находились замаскированные входы в три подземных туннеля. Один из них достигал подножия холма, два других вели в противоположных направлениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
После ужина они вернулись в кабинет Макги на третьем этаже. Здесь были сплошные окна: одно выходило во внутренний двор, где размещался ресторан, второе — наружу, на Фриндж. Из третьего открывался вид на реку и ночной парад стратоскребов Манхэттена.И это были настоящие окна, не голограммы. Фриндж за минувшие годы стал куда менее опасным местом и рассадником преступности, нежели в былые времена. Это было неизбежно: те, кто больше всего пострадал во время Большой Беды, теперь умерли, а их дети, хоть и превосходящие крутизной родителей, пребывали, в отличие от последних, в достаточно здравом рассудке. Беспорядочная пальба по всему живому, возникавшая раньше по поводу и без, нынче сделалась редким явлением, и иметь окна вновь стало безопасным.Единственную стену без окна украшал большой американский флаг.Над столом висела плоская любительская фотография яхты, которой когда-то владел хозяин дома.Экран в углу был настроен на заседание правления «Электроник тайме», вторая голограмма, рядом, показывала сцены из «Ньюсборд». Эпизоды бунта — горящие машины, погромы, стычки с миротворцами — один за другим сменялись на экране.По иронии судьбы, уличные беспорядки, приуроченные ко Дню независимости, во внутреннем мире становились все более ожесточенными, в то время как в пределах Фринджа постепенно сходили на нет. Макги видел только одно горящее здание.— Это было восхитительное зрелище, — сказал Дивейн. — Новостные Танцоры, даже из числа номинированных, то и дело сбегали из зала во время награждения, чтобы посмотреть, как проходят бунты.Старик рассеянно кивнул.— Вас не огорчило поражение?Дивейн отпил кофе с бренди, приготовленный ему Макги, и улыбнулся:— Так, немного, говоря по правде. Награда затруднила бы мне возможность работать анонимно. Да и вообще, я редко берусь за художественные материалы. — Он задумался, может ли Макги представить себе, как сильно он хотел проиграть? Вслух же заметил: — Хотя премия сама по себе штука неплохая.— Пять тысяч кредиток, верно?— Это далеко не все, Макги. Лауреатам платят по более высоким расценкам. И даже не столько за работу, сколько за право поставить его имя на первой странице. За год я заработал бы в несколько раз больше премиальной суммы.— Вам точно не обидно? Дивейн помотал головой:— Нет. Но кто знает, что принесет будущее? Небольшой запас кредиток никогда не помешает. Макги ухмыльнулся:— Вполне с вами согласен. Я сам за свою нелепо долгую жизнь разорялся чаще, чем хотелось бы вспоминать. — Он помолчал, потом неожиданно спросил: — Чисто из любопытства, сколько вам лет?Дивейн даже глазом не моргнул:— Сорок семь.Макги покачал головой:— Неправда. Я как-то упомянул Боба и Рея в разговоре с вами, и оказалось, что вы о них знаете. Никто из тех, кто не слышал их выступлений, не помнит о них сейчас.Дивейн без труда вывернулся:— Послушайте, Макги, у вас удивительно подходящий для новостного Танцора склад ума: вы всех подозреваете. На самом деле все очень просто. Я как-то проводил исследование в архивах Техасской театральной комиссии и постоянно натыкался в старых документах на имена Боба и Рея, считавшихся в то время одним из лучших комических эстрадных дуэтов.— Пусть так. Но вы и в других случаях реагировали аналогично. Вы помните слишком многое из того, что помню я. Вы помните вещи, которые не может помнить человек не моего возраста. — Макги пожал плечами. — Так что не рассказывайте мне сказки. Я сам трижды прошел экспериментальный курс омоложения, без которого такие, как мы, давно бы загнулись. Мне просто хотелось узнать, где то же самое проделали с вами? Взять, например, вашу кожу. Ни морщин, ни складок, ни обвисания, да и суставы на руках как у мужчины во цвете лет. Кто бы ни потрудился над вами, результат меня впечатляет.— Приятно слышать, — вежливо наклонил голову Дивейн, после чего резко сменил тему: — Я очень благодарен вам за копию проекта решения МКР снова начать стерилизацию занятых на Общественных работах. Этот материал здорово помог мне в написании статьи.— Нисколько в этом не сомневался, — кивнул в свою очередь Макги, демонстрируя тем самым, что не настаивает на продолжении предыдущего разговора. Когда он снова заговорил, его голос звучал мрачно. — Это было глупейшим решением, Уильям. Мы близки к тому, что Миротворческие силы перестанут называть мятежи беспорядками, а назовут их восстанием. Всего лишь год отделяет нас от празднования Трехсотлетия, а Министерство возвращается к самой непопулярной мере по контролю за рождаемостью из всех, какие только видела Оккупированная Америка. У одного из моих официантов сестра была на Общественных работах. К сожалению, я не знал об этом, иначе просто заплатил бы долг и освободил девушку. К тому времени, как он обратился ко мне, было уже слишком поздно — они ее стерилизовали. И мне наплевать, что там утверждают чинуши из Министерства. Я знаю, что этот чертов якобы безвредный для организма трасформирующий вирус, который они используют, убивает людей.Уильям Дивейн согласно кивнул:— Должен сказать вам, что и я не жду ничего хорошего от будущего лета. Это будет плохим временем для Земли, а особенно для Северной Америки.Макги поднялся из-за стола и подошел к окну, держа в руке открытую банку пива. Дивейн подумал, что он забыл о нем, поскольку не сделал ни глотка с тех пор, как откупорил жестянку.— Вы в курсе, что я теряю деньги на этом ресторане и гостинице?— Да.— Люди считают меня богатым. — Макги фыркнул. — Фринджу нужны эти заведения, вот я и держу их. Отель предоставляет помещение для того, чтобы Макуты и Храмовые Драконы вели переговоры. Это нейтральная территория, которой они нигде больше не найдут. Ресторан — просто спокойное место, куда люди могут прийти и посидеть, зная о том, что их не побеспокоят. В пределах Фринджа, Господь свидетель, такие заведения по пальцам одной руки пересчитать можно.Дивейн на этот раз воздержался от комментариев.— Сам Неуловимый Трент частенько сюда захаживал. До того, разумеется, как выбрался из Фринджа и стал знаменитым. Дивейн заинтересовался:— Вы никогда об этом не говорили. Вы его знали?— Близко — нет. Он тогда был таким же подонком, как все остальные.— Из этого можно выжать что-нибудь для статьи?— Едва ли. Не берите в голову, просто к слову пришлось. Дело в том, Уильям, что в последнее время я начал отказываться от заданий Министерства. Меня уже тошнит от этой работенки. Да и раньше, честно говоря... Особенно когда задания поступали из Отделов спецопераций и технологической оценки. Как правило, они обращались ко мне, когда какой-нибудь геник вырывался из-под контроля и его надо было срочно найти и остановить. Между прочим, меня ни разу не пытались нанять, чтобы прикончить беглеца. Если один из них погибал в ходе преследования, что случалось крайне редко, заказчики оставались весьма недовольны. Сомневаюсь, что они опять решат воспользоваться моими услугами. На прошлой неделе я отказался от работы, которая... — Макги запнулся на середине фразы и искоса бросил на Дивейна подозрительный взгляд. — Не важно, это детали. Политическое дело и крайне щепетильное. Я ведь раньше никогда не отказывался от работы по политическим мотивам. Боюсь, что мой отказ их сильно разочаровал. И не удивлюсь, если их разочарование выразится в каких-то конкретных действиях. — Макги в упор посмотрел на собеседника. — Я вел записи обо всех операциях, которые проходили с моим участием по заданиям Министерства. Более того, я сохранил эти записи, хотя дважды давал подписку о неразглашении, согласно подзаконным актам сорок восьмого и пятьдесят четвертого годов.— Вы отдаете себе отчет, мистер Макги, что, всего лишь рассказывая мне об этом, вы уже совершаете государственную измену? — тихо произнес Уильям Дивейн.— Я готов продать свои дневники, — невозмутимо продолжал Макги, пропустив мимо ушей слова журналиста.— Я вас внимательно слушаю.— Мне нужны наличные.— Сколько?— Десять тысяч.— В ваших материалах найдутся сенсационные факты?— По меньшей мере один. Но и все остальное представляет собой весьма ценную информацию к размышлению. Попадается такое, о чем вы нигде больше не узнаете.Уильям Дивейн посмотрел ему прямо в глаза и уверенно объявил:— Продано. Так о чем там речь?— Хорошо, — медленно произнес Макги. — Вы когда-нибудь слышали о хронокапсуле в виде шара, найденной в Швейцарских Альпах в семьдесят втором? И о парне, обнаруженном внутри?
Пассажирский шатл перенес его в Ирландию через Атлантику быстрее чем за час.В затемненном салоне Уильям Дивейн просматривал записи Макги. Это действительно был на редкость любопытный материал, отражающий сорокалетнюю работу старика на Отдел спецопераций и другие департаменты МКР. Дивейн сильно сомневался, что заполучил полное описание всей деятельности Макги на этом поприще. Старый лис наверняка тщательно отредактировал дневники, прежде чем продать их ему. С другой стороны, Дивейн был почти уверен в том, что все купюры сделаны по чисто личным мотивам — с целью обезопасить себя и, может быть, еще кого-то из действующих лиц.Вот только обещанная сенсационная история оказалась полной нелепицей.Сферическая хронокапсула, якобы найденный внутри человек, особое внимание к находке, проявленное самим Генеральным секретарем, наконец, таинственное исчезновение содержимого, переданного на попечение и под охрану Миротворческим силам, — все это за милю отдавало высосанной из пальца статейкой в каком-нибудь бульварном журнальчике. Дивейн был прагматиком и не смог бы, как ни старайся, представить более неблагодарный материал, нежели тот, что попал ему в руки. Репутация журналиста будет безнадежно испорчена, если нечто подобное когда-нибудь увидит свет под его именем.Скорее всего, историю сфабриковали, а Макги каким-то образом введен в заблуждение. Если же, что крайне сомнительно, в этом содержится хотя бы доля правды, то публиковать такой материал было бы верхом идиотизма. Дивейн миллион лет назад усвоил, что не следует простому смертному слишком сильно раздражать властей предержащих. А Шарль Эддор вызывал у Дивейна такое уважение, как мало кто из государственных деятелей со времен Алмундсен и Моро. В списке действующих политиков, кому Дивейн посмел бы доставить неудовольствие подобной публикацией, Эддор занимал последнее место.Через полчаса полета новостной Танцор выключил ручной компьютер и откинулся на спинку сиденья, закрыв глаза.Он не закончил чтение всех записей Макги, но, если в «информации к размышлению» не окажется еще какого-нибудь неожиданного «бриллианта», по всему выходило, что он сделал неудачное приобретение.Впрочем, его мало волновали уплаченные за материал деньги: такие покупки всегда рискованное дело, а Макги — человек честный. Дивейн без сожаления выбросил эту историю из головы и приготовился вздремнуть.
Беда в том, что мысли постоянно возвращались к бумагам Макги, что и не давало ему покоя.Поскольку ему не удалось купить билет сразу до Дублина, пришлось сначала лететь в Белфаст и уже оттуда добираться до места назначения. На стоянке космопорта он нанял такси, дал свой домашний адрес и попытался заснуть. Путешествие из Нью-Йорка в Ирландию заняло меньше часа, такси понадобилось вдвое больше, чтобы доставить его до дома, — за триста километров к югу от Белфаста и за пятьдесят от морского побережья.История, черт бы ее побрал, занозой засела в башке.Дивейн закрыл глаза и честно постарался заснуть. Но уже через десять минут после начала поездки он раздраженно вздохнул, открыл глаза и включил компьютер, в растерянности обнаружив, что не знает, с чего начать.Уставившись в светящийся монитор, он поднес трасет к виску и, задумавшись на мгновение, дал команду: суммарный анализ. Он сам не знал, что его дернуло добавить к заданию после небольшой паузы уточняющую деталь: поля замедления времени.Он все еще продолжал считывать выдаваемую информацию, когда аэрокар приземлился в самом центре округа Корк.
Дом, казалось, вырастал прямо из склона холма, нависая над небольшим ручьем. Его стены были сложены из нетесаного камня, окна представляли собой узенькие амбразуры, да и весь он выглядел каким-то убогим и невзрачным, хотя в действительности являлся гораздо большим, чем представлялось снаружи. В противоположном конце долины виднелись развалины старого замка Килгард, в котором, как смутно припоминал Дивейн, ему когда-то довелось жить.К дому вела полуразбитая бетонка. Ей было более ста лет, и она напоминала о тех далеких днях, когда машины передвигались на колесах, а за рулем сидели люди. Такси приземлилось. Двигатели стихли, как только аэрокар коснулся грунта. Дивейн прикоснулся монитором к счетчику, вышел и остановился в начале дорожки, ведущей к дому. У него было прекрасное зрение, и через мгновение он увидел, как мигнул крошечный огонек у фундамента дома. Это означало, что система безопасности опознала Дивейна. Он уверенно зашагал по дорожке, поднялся по ступенькам, приложил ладонь к двери и подождал, пока она откроется.Дверь была еще одним показателем возраста дома — она не отъезжала и не сворачивалась; сделанная из прочного дуба и укрепленная полосами из нержавеющей стали, она распахнулась. Дивейн сам навесил ее в тысяча девятьсот двадцать втором году.Он и дом построил сам, своими руками укладывая камень за камнем, более четырехсот лет назад.Внутри автоматически зажегся свет. Жилую комнату освещала пара торшеров, переделанных из софитов, когда-то использовавшихся при съемке фильмов. Дивейн приобрел их на распродаже в Голливуде в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году.Он поднялся в спальню. Здесь начиналась маленькая лесенка, ведущая на поросшую травой площадку на вершине холма, откуда прекрасно были видны все подходы к дому Дивейна.В подвале находились замаскированные входы в три подземных туннеля. Один из них достигал подножия холма, два других вели в противоположных направлениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102