И мы не забудем, откуда взялось ваше прозвище — Конокрады, варвары, которые совершали набеги на наши табуны, крали коней — а мы любим их почти как собственных детей — и пожирали их, словно дичь! Что ты скажешь на это, избранник Томанака?
— Что скажу? — Базел качнул головой, его карие глаза глядели так же сурово, как серые глаза Хатана. — Я скажу, что объявляю себя избранником Томанака, потому что являюсь им на самом деле. Но ты прав: я градани и Конокрад. И Венсит был прав, говоря, что мы так же упрямы и злопамятны, как и сотойцы. Все это так, но ты поставил телегу впереди коня, Брат Ветра. Да, мы называем себя Конокрадами, и мы гордимся своим именем, потому что никакое другое имя в Норфрегсе не доставалось никому с таким трудом. Но давай я расскажу, как все начиналось. Да, мы нападали на ваши табуны, мы крали коней, да, мы их ели, потому что у нас не было иного выбора… не наш народ начал войну.
Хатан заерзал в седле, многие сотойцы возмущенно загудели, но Базел не удостоил их взглядом. Он смотрел прямо в глаза Хатану.
— Мой народ появился здесь, когда вас еще и близко не было возле Равнины Ветров, Брат Ветра! Мы пришли сюда, потому что все Расы Людей нас отвергли. После Падения все гнали нас от себя, и если бы мы погибли в диких и пустынных местах, остальные расы только бы обрадовались. И вот мы осели здесь, рядом с Равниной Ветров, на земле, которая никому не была нужна, подальше от «цивилизованных» народов, которые могли бы явиться ночью и сжечь наши дома вместе с женщинами и детьми!
Гнев в голосе Базела заставил всадников умолкнуть, карие глаза градани пылали, словно раскаленное в горне железо.
— И что же было дальше, господин всадник? Что произошло, когда ваши предки пригнали свои стада и табуны лошадей на Равнину Ветров? Если ваш народ об этом забыл, то мой помнит до сих пор. Мы помним Великий Голод, наставший после того, как ваши всадники обрушились на нас словно чума. Тогда горели амбары, а вместе с ними и урожай, и наши младенцы умирали на руках лишившихся молока матерей. Да, мы это помним, Хатан из Сотойи! Мы получили свое название от того, что вынудили нас делать ваши предки, у нас оставался только один выход — красть ваших коней, чтобы выжить! Думаю, если бы вы видели, как гибнут ваши дети, вы поступили бы точно так же!
— Чепуха! — отрезал Хатан. — Из старых летописей ясно видно, что это вы первыми напали на нас! И…
— Подожди-ка, Хатан. — Венсит не повышал голоса, но все взгляды почему-то обратились к нему. Он выдержал паузу, словно дожидаясь общего внимания, а потом пожал плечами. — Боюсь, история Базела ближе к истине, Хатан, — произнес маг мягко. — Конечно, его предки не были святыми, но начали все это вы.
— Но… — Хатан замолк, забыв закрыть рот. Потом он помотал головой. — Но это же невозможно. Все наши предания, вся история…
— Лживы, — завершил Венсит сочувственным тоном. Все сотойцы, даже Теллиан, смотрели на него с недоверием, и он вздохнул. — В отличие от всех вас, я при этом присутствовал, — пояснил он. — Я предупреждал короля Маркоса о том, что предки Базела живут неподалеку от Равнины, я уговаривал его не ссориться с ними, оставить их в покое, пока они сами его не трогают. Но он не послушал меня. Как почти все беглецы из Контовара, он ненавидел градани за то, что они делали, служа лордам Карнадозы. Его не заботило, что у них не было выбора. Ненавидеть проще, чем понять, поэтому он послал следопытов разведать местоположение поселений градани, дождался осени, когда был собран урожай, а потом, как и говорил Базел, приказал сжечь амбары, чтобы градани умерли с голоду.
Молчание повисло в Расселине после его слов. Сотойцы стояли или сидели, словно окаменев. Венсит снова вздохнул.
— Это были жестокие времена, друзья мои, — произнес он печально. — Жестокие времена для всех нас. Но вот что я скажу тебе, Хатан Рука-со-Щитом: из всех Рас Людей градани больше всех пострадали от Карнадозы. Они были одурманены заклинаниями, силу которых нам даже сложно представить, порабощены, превращены в скот, и они никак не могли преодолеть поразившую их злую магию. А когда горстка их, несмотря на немыслимые трудности, спаслась из Норфрессы, другие Расы Людей стали преследовать их, пылая ненавистью за то, что их вынудили сделать приспешники Карнадозы. Никто не слушал, когда граф Кормак, Эрнос Сарамантский или я говорили о том, что градани поступали так не по своей воле.
Да, они нападали на ваши табуны, потому что ваши предки не оставили им другой пищи. Да, они убивали и ели ваших лошадей, как и прочий ваш скот. Действительно, они предпочитали конское мясо говядине, потому что знали, как вы любите лошадей. Они шли на все, чтобы отомстить тем, кто пытался истребить их. Это вы впервые назвали их Конокрадами, Хатан, но сами они не взяли бы иного имени, потому что умели ненавидеть. Этому научили их ваши предки.
Он замолк, и один за другим сотойцы отворачивались от него, смущенно и ошарашено переглядываясь. Они нисколько не усомнились в рассказе Венсита, хотя он и опровергал все, что они знали прежде, но ведь он был Венситом Румским. И, как он сказал, единственным, кто лично присутствовал при тех событиях.
Базел разделял их изумление, хотя и по другим причинам. И градани, и сотойцам в течение многих столетий было известно, что их предания отличаются друг от друга, но никто из них и не подозревал, что у них есть возможность разрешить все сомнения и наконец узнать правду. Просто никто не догадался спросить у человека, который видел все собственными глазами. Теперь, когда правда вышла наружу, Базел не знал, что с ней делать. Она оказалась хуже обвинений и обличений, которыми градани и сотойцы осыпали друг друга все эти бесконечные годы, и подтверждение того, что Конокрады все время были правы, не играло почти никакой роли. Каким-то странным образом ненависть и недоверие между народами оказались единственными, что их связывало, и разрыв этой связи лишало их почвы под ногами.
Теллиан пошевелился первым. Он потряс головой, словно приходя в себя, и посмотрел на Базела.
— Я не… — Он замолк и прокашлялся. — Мне потребуется время, чтобы привыкнуть к тому, что рассказал Венсит, господин избранник, — произнес он. — Однако, как мне кажется, тот факт, кто начал первым, значит гораздо меньше, чем все, что за этим последовало… и то, как мы поступим сейчас. — Он неожиданно улыбнулся. От такой улыбки могло бы скиснуть молоко, но это все же была улыбка. — Если я верил в возможность прекратить вражду между нашими народами, когда считал, что это ваши предки напали на наших без всякой причины, почему же я должен менять мнение теперь, когда знаю, что виноват мой народ? Но я думаю, что сотойцы, которые не слышали правды от самого Венсита, едва ли в это поверят. Более того, некоторые откажутся верить, потому что поверить означает расстаться с ненавистью, а ненависть составляет основу их жизни. И еще — боюсь, что рассказанное Венситом в любом случае не предлагает нам простого решения сегодняшней проблемы.
— Наверное, ты прав, — сказал Базел. — Но решение найти необходимо.
— Согласен. К сожалению, я вижу только один вариант, который устроит Сотойю.
— Какой? — поднял голову Базел. — И должен ли я заключить по твоему тону, что он скорее всего не устроит градани?
— Именно этого, — признался Теллиан, — я и опасаюсь.
— Что ж, говори, — нетерпеливо потребовал Базел, когда барон снова замолчал.
— Ладно, господин избранник. — Теллиан глубоко вздохнул. — Единственное, что от нас требуется, — покончить со всем прямо здесь и сейчас, чтобы не была развязана настоящая война. И единственный способ это сделать — капитуляция одной из сторон. А поскольку вас меньше двух сотен, а нас больше четырех тысяч…
Он смущенно пожал плечами, и Базел услышал, как заскрежетал зубами Хартан. Сам он молчал добрую минуту, а потом произнес подчеркнуто вежливо:
— Хочу убедиться, что правильно понял тебя, господин. Ты говоришь, единственный способ разрешить конфликт без битвы — сдаться. Сдаться нам, на кого напали без причины и предупреждения, сдаться, словно это мы начали войну?
— Да, конечно, это несправедливо, — согласился Теллиан. — Но это единственное решение, которое приходит мне в голову. Я должен покончить с этим либо победой с оружием в руках, либо формальным соглашением, не задевающим нашей чести. Если это мне не удастся, придворные, которые особенно ненавидят и боятся градани, могут вынудить короля Маркоса отдать мне приказ к наступлению. Но если вы сдадитесь, я смогу защищать вас как победитель, основываясь на пунктах соглашения. Тогда даже Эртан, правитель Южного Ристалища, не осмелится настаивать на своем.
— Так ты просишь дом Ордена Томанака сдаться, чтобы взять нас под защиту? — В голосе Базела прозвучали угрожающие ноты. — Позволь мне сказать тебе кое-что, Теллиан из Западного Ристалища! Орден не нуждается в твоей защите, да и я просто не могу представить, как отдам кому-то свой меч! Если это единственное решение, которое приходит тебе в голову, тогда собирай своих воинов и посмотрим, сколько их падет вместе с нами!
Теллиан крякнул, и вдруг, ко всеобщему изумлению, Хатан Рука-со-Щитом захохотал. Не издевательским или горьким, а настоящим радостным, идущим от души смехом. Все взгляды обратились к нему, а он, согнувшись в седле, хохотал все громче и громче. Он не сразу сумел совладать с собой, а потом, прошептав что-то на ухо своему скакуну, ловко спешился и подошел к Базелу. Он был гораздо ниже градани, и ему пришлось задрать голову, чтобы посмотреть Базелу в лицо.
— Что ж, Базел Бахнаксон, — произнес он голосом, в котором все еще угадывался смех, — если это единственное, чему ты не научился, я покажу тебе, как это делается! — Его товарищи глядели на него так, словно он внезапно сошел с ума, но он лишь улыбался. Хатан вынул из ножен свою саблю, взял ее за клинок и протянул гардой вперед Базелу. — Господин избранник, я передаю тебе оружие, не знавшее позора, и себя самого в качестве твоего пленника.
Ошеломленный Базел застыл на месте, и тут Теллиан расхохотался, так же весело, как до того смеялся Хатан.
— Ну конечно! — воскликнул барон. — Все, что мне нужно, — формальное соглашение, и неважно, кто кому сдается! — Он вынул из ножен свой меч. — Господин избранник, я сдаюсь вместе со своим войском!
— Послушайте! — Базел переводил взгляд с Хатана на Теллиана и обратно, постепенно осознавая, что битва не на жизнь, а на смерть, кажется, не состоится. — Послушайте же! — повторил он, и тогда Венсит тоже засмеялся.
— Не вижу проблемы, Базел, — проговорил маг между приступами смеха. — Как сказал Теллиан, не имеет значения, кто окажется побежденным. Подумай, как это возвысит Орден! Меньше восьмидесяти человек захватили в плен четыре тысячи лучших воинов Сотойи!
— Да подождите же вы, Фробус побери, одну минуту! — воззвал Базел. — Я привел Орден не для того… я хочу сказать, это не годится… Забери тебя Финдарк, Брандарк, ты прекратишь гоготать, пока я не свернул тебе шею?!
Но никто не обращал на него внимания, и наконец глаза его потеплели, и он тоже начал смеяться. Базел беспомощно покачал головой, а потом протянул обе руки Хатану и Теллиану.
— Заберите свои мечи, вы оба! Если вы так жаждете сдаться мне, полагаю, я могу просто взять с вас слово!
— Благодарю тебя, милорд, — ответил Теллиан, уже серьезно. — На каких условиях ты принимаешь нашу капитуляцию?
— Что ж, кажется, пора все обсудить, — решил Базел. — Я был бы счастлив пригласить вас в свою палатку, если бы, конечно, она у меня была.
— Так получилось, что у меня имеется неплохая палатка, которую привез сюда бывший губернатор Гланхарроу, — сообщил Теллиан. — Если ты со своими товарищами пройдешь туда, я уверен, мы сумеем обговорить условия сдачи моей армии и пункты мирного договора, которые удовлетворили бы обе стороны.
ЭПИЛОГ
— Ты уверен, что так будет лучше, Базел? — спросил Вейжон.
Они оба стояли рядом с палаткой, где Базел с Теллианом чуть раньше обсуждали детали «капитуляции» Сотойи, пока армия всадников снималась с лагеря. Воины этой армии пребывали в странном состоянии духа, подобного которому Базелу никогда еще не приходилось наблюдать. Они испытывали огромное потрясение, озадаченность и недоумение людей, чей мир только что перевернулся с ног на голову. Лишь немногие из них знали, о чем рассказывал Венсит, зато у них не было сомнений в другом — их командующий только что отдал их всех на милость победителя, противника, которого они численно превосходили в пятьдесят раз. И теперь им придется отправиться обратно по Расселине, с позором отступая от врага, который мог встретить их всего восьмью десятками мечей.
Но это было еще не все. Взгляды, которые воины то и дело бросали на Базела или Хартана с Брандарком, беседовавших в сторонке с Керитой и Венситом, были полны ненависти. Слишком много столетий кровопролития разделяли два народа, и сегодняшнее «поражение» сотойцев лишь разжигало их злобу. Затаенная вражда и страх, светившиеся в их глазах, доказывали справедливость опасений Теллиана. Слишком многие в Сотойе боялись объединенного Королевства Конокрадов и Кровавых Мечей, и хрупкое здание, только что возведенное бароном Западного Ристалища и Базелом, легко могло рухнуть в новой войне.
— Да, уверен, — ответил Базел через секунду и усмехнулся. — Настолько, насколько это вообще возможно.
— А я нет, — просто сказал Вейжон. Он взглянул на одного из сотойских воинов, на лице которого явственно читалась ненависть к Конокраду. Почувствовав взгляд Вейжона, воин тоже посмотрел на молодого рыцаря и тут же отвел глаза. Вейжон хмыкнул. — Если ты пойдешь с этими людьми, в один прекрасный день тебя найдут с кинжалом в спине, — предостерег он Базела. — Мне не нравится, как они смотрят на наших ребят.
— Что? «Наших ребят»? — поддразнил Базел. Он хлопнул рыцаря по плечу, и Вейжон рассмеялся, поняв, что только что сказал. Но его веселье быстро угасло.
— Да, наших ребят, и не только потому, что они принадлежат к Ордену, Базел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59