— Я сказал, что не вижу причин принимать на веру ничем не подкрепленные утверждения, будто мои соплеменники кровопийцы, пожиратели плоти и поклоняющиеся демонам нелюди, — произнес он ровно. — Конечно, вашим Конокрадам хотелось бы, чтобы было действительно так, разве нет?
— Может быть, так, а может быть, и нет, — холодно отозвался Базел. — Да только я ничего такого не говорил. Некоторые из вас именно таковы. — Он кивнул на пленников. — Но чтобы все? Нет. Каковы бы ни были отношения Конокрадов и Кровавых Мечей, я знаю так же хорошо, как и ты, что в большинстве своем вы достойные люди и лишь немногие из вас готовы пачкаться в такой грязи. Даже Чернаж не из них, хотя бы потому, что он прекрасно понимает — союзники отвернутся от него, если узнают, что он допустил Шарну в Навахк.
Несколько послов согласно закивали. Халашу заскрипел зубами, осознав, что общественное мнение, которое ему на мгновение удалось привлечь на свою сторону, вновь повернулось против него. Отказ Базела признать Чернажа виновным в том, в чем он обвинял его сыновей, был весомым ударом. Если бы это все было затеяно Бахнаком, чтобы дискредитировать своего врага, Базел действовал бы иначе, и Халашу это понимал. Но, кроме того, он осознавал, что Конокрадам и не нужно обвинять Чернажа лично. Сам факт, что Шарна свил себе гнездо во владениях князя Навахка (и два прямых наследника трона поклонялись ему! ), до основания потрясет союз Кровавых Мечей. Похолодев, он внезапно ощутил болезненную уверенность в том, что Базел говорит правду или, может быть, часть правды, но он не смел сознаться в этом даже себе.
— Как великодушно освободить князя Чернажа от ваших подозрений! — ехидно прошипел он вместо этого. — Почему-то ты не обвинял его сыновей, пока они были живы, а? Покойнику нелегко оправдаться, ведь так, принц Базел?
— Пожалуй, — согласился Базел. — Но, с другой стороны, сложно схватить живым человека, вооруженного проклятым мечом, открывающим ворота к самому Шарне. Ты согласен, господин посол?
— Это ты так говоришь! — завопил Халашу. — Но почему мы должны тебе верить? Ты сказал, что ты избранник Томанака, да? — Он повернулся к публике, воздев руки. — Избранник Томанака? Избранник из градани? Я спрашиваю всех вас, дамы и господа, почему, во имя всех богов, мы должны этому верить? Я понимаю, это звучит! Какой отличный способ подорвать доверие к моему князю! Убить его сыновей, а потом обвинить их в поклонении Шарне! И кому же еще произнести это обвинение, как не «избраннику Томанака»! Но избранника из градани не было уже двенадцать столетий! Кто из вас будет настолько глуп, чтобы поверить, будто это Базел Бахнаксон?
— Я, — произнес голос, звучавший, как горный обвал. Стены зала сотряслись. Халашу обернулся, и его челюсть отвисла, когда он увидел говорившего.
Рядом с Базелом стоял Томанак Орфро. Конечно, это было невозможно. В этой комнате не было места для десятифутового божества, но все-таки он был здесь. Каким-то образом, — никто из присутствующих не смог бы объяснить, каким именно, — зал князя Бахнака, сохраняя свои прежние размеры, будто бы невероятно расширился. Теперь здесь хватило бы места для всего. Присутствие бога было словно буря. Пленники, которых рыцари Томанака привезли из Навахка, задрожали всем телом и взвыли от ужаса, увидев того, кто был главным противником Темных Богов. Стражники схватили их, но прежде чем они успели встряхнуть пленников, Томанак посмотрел на них сам, и вой мгновенно стих. Последователи Шарны будто окаменели, их глаза вылезали из орбит от всепожирающего ужаса. Улыбка, которой одарил их Томанак, была холоднее стали клинка.
Потом он отвернулся от них. Его взгляд, уже не угрожающий, но по-прежнему тяжелый, прошелся по залу.
Под этим взглядом мужчины невольно опускались на колени, а дамы склонялись в глубоком реверансе.
Но не все упали на колени. Халашу застыл почти как пленники, помертвевший и не способный двигаться. Бахнак поднялся со своего трона. Его дочь стояла рядом с ним, старший сын — за спиной, и Томанак с улыбкой взглянул на Базела.
— Видимо, это наследственное, — произнес он. Его глаза искрились весельем, в голосе угадывался смех.
— Да, похоже на то, — подтвердил Базел. — Мы все отличаемся упрямством — почти все.
— Да нет, абсолютно все, — возразил Томанак, оглядывая послов. — Надеюсь, ты не поймешь меня неправильно, Базел, но мне показалось, что этот спор может затянуться на недели. Обстоятельства вынудили меня немного ускорить события.
— Неужто? — пробормотал Базел. Он, в свою очередь, оглядел замерший зал, улыбка тронула его губы. — Знаешь, мне было интересно, как ты с этим справишься.
— Мне тоже. С градани никогда нельзя быть уверенным, что все пройдет как надо, — заметил Томанак, и на этот раз несколько градани с удивлением обнаружили, что смеются вместе с ним.
— Так-то лучше, — сказал бог и снова перевел взгляд на Базела. — Ты-то прекрасно справился. Даже мои избранники не так часто самостоятельно создают новый дом Ордена на новом месте и сразу ведут его в первый бой, который заканчивается блистательной победой. Ты снова подтвердил свою исключительность, Базел. Это входит у тебя в привычку.
— Ты мне льстишь, — спокойно ответил Базел. — Не могу сказать, что я сделал это «самостоятельно». Ты, пожалуй, не хуже меня знаешь, что за парни наши градани, и понимаешь, что я не стал бы просить помощи другого избранника без крайней нужды.
— Не стал бы. Я бы тоже не стал, хотя многие на твоем месте сразу обратились бы за помощью. Я принимаю твою поправку.
Томанак серьезно кивнул. Потом он повернулся в Халашу, и его лицо помрачнело.
— Посол, я надеюсь, твои сомнения в моем избраннике разрешены? Тебе достаточно моего слова, что он и в самом деле мой избранник и что они, — бог указал на воинов Базела, которые стояли коленопреклоненными перед своим божеством, — все мои?
— Д-д-д… — Халашу перевел дыхание. — Да, Господи, — прошептал он наконец.
— Прекрасно, — Томанак повел указательным пальцем, и Халашу мгновенно отступил назад, слившись с толпой, и тоже упал на колени. Бог Войны, сложив руки на груди, в течение нескольких секунд созерцал собравшихся, каждый из которых ощутил в горле какой-то странный ком, мешающий свободно дышать.
— Халашу был прав в одном, — сказал им Томанак, и на этот раз его громовой голос прозвучал почти мягко. — Ни я, ни другие Боги Света не выбирали своих поборников из градани вот уже тысячу двести лет, с самого Падения Контовара. Не потому, что нам не было больше до вас дела, не потому, что мы бросили вас, предоставив вашей жестокой судьбе. Просто то ужасное, что сотворили с вами Темные Боги и их слуги, изменило вас слишком сильно. Мы не смогли предотвратить этого, а ваши предки…
Он вздохнул. Его темные глаза затуманились скорбью, слишком глубокой, чтобы она могла излиться слезами. Лишь богу могло быть знакомо подобное чувство.
— Ваши предки не простили нам нашего бессилия, — произнес он негромко, — и мы не можем винить их за это. Если бы мы были в силах предотвратить происшедшее, мы бы сделали это, но, как может подтвердить Базел, в мире смертных мы способны действовать только через наших приверженцев. Тьма одержала победу при Падении, и Темные Боги сумели посеять ненависть и подозрения, которые отделили ваш народ не только от других Рас Людей, но и от нас.
Однако то, от чего вы страдаете, можно излечить, и это противостояние не должно длиться вечно. Именно поэтому, дети мои, пришло время снова выбрать поборника из градани. Базел и Дом моего Ордена, который он основал здесь, многое расскажут вам и многому научат. Это дело я оставляю ему и тем, кого он избрал себе в помощники. Но сейчас я хочу сказать вам, всем вам, что мой Орден отныне открыт для градани. Любых. Конокрадов, Кровавых Мечей, Сломанной Кости, Дикого Плеса… Любой градани, который принимает мой Кодекс и чтит Свет, может стать одним из моих воинов, так же как и человек, гном или эльф. Настало время для вас снова постоять за Свет, и вы узнаете, что все те годы, которые ваш народ провел во мраке, дали вам силу и способности, которые окажутся необходимы другим Расам Людей.
— Но…
Это произнес Халашу, и бог снова посмотрел на него. В глазах божества не было ни осуждения, ни презрения, но его взгляд пронзил Халашу, словно острый кинжал. На лбу посла выступил пот: он вдруг вспомнил обо всех бесчисленных случаях, когда он и его князь нарушали Кодекс Томанака.
— Ты хочешь знать, означает ли мой выбор помощника из клана Конокрадов то, что я принимаю чью-то сторону в противостоянии Навахка и Харграма? — переспросил бог, и Халашу каким-то образом нашел в себе силы кивнуть.
— Я Судья Князей, Халашу, и мой судебный зал — поле боя. Мое решение будет принято там, а не здесь. Ради этого я не стал бы появляться перед вами. Ни мой Орден, ни мои избранники не станут участвовать в битве между твоим князем и Харграмом. — Бог вновь обвел послов взглядом. — Более того, я подтверждаю слова Базела: Чернаж Навахкский не знал ни о поступках своих сыновей, ни о присутствии Шарны в своей стране. Если вы пойдете на него войной, найдите другой повод. Если вы поддержите его, не обвиняйте его в чужих преступлениях. Вы не рабы. Боги Света не нуждаются в рабах. Вы можете сами принимать решения, так же как и выбирать, за каким богом пойдете, если пойдете за кем-нибудь вообще.
Халашу еще раз кивнул, на этот раз свободнее, и Томанак посмотрел на Базела:
— Я знаю, каким упрямым ты бываешь. Станешь ли ты повиноваться моим приказам?
— Да, — ответил Базел. — Не скажу, что буду от этого в восторге, но я все сделаю, как ты захочешь. Кроме того, — внезапно он усмехнулся, — и без меня хватит Конокрадов, способных сразиться с Навахком!
— Полагаю это лучшее, на что я мог рассчитывать, — вздохнул Томанак так горестно, что многие послы снова невольно засмеялись. Бог тоже улыбнулся, потом нашел глазами Кериту и поманил ее к себе.
— Надеюсь, ты не думала, что я забуду о тебе, Керри? — поинтересовался он.
— Что ты, — улыбнулась она. — Я понимаю, что сначала ты должен был переговорить с Базелом. Я уже заметила, что донести до него какую-нибудь мысль не так-то легко.
— Даже богу, — признался Томанак. — Попроси его как-нибудь рассказать, сколько времени я преследовал его, прежде чем он вообще сообразил, кто добивается его внимания.
— Непременно, — пообещала она
— Ладно. Теперь я хочу рассеять твои сомнения. Ты делаешь именно то, что должна.
— Правда? — Керита прищурилась. — Это обнадеживает. Значит, все будет хорошо.
— Не беспокойся. А пока что, — повернулся он к братьям нового Ордена, по-прежнему стоявшим на коленях, — осталось только одно. Вейжон, подойди ко мне
Золотоволосый рыцарь вздрогнул, словно его коснулась чья-то ледяная рука. Он поднял лицо, на котором отражалась смесь восхищения и страха, и встал с колен. Пройдя через замершую комнату, он встал между Базелом и Керитой, устремив взгляд наверх, на лицо своего бога, и Томанак улыбнулся.
— У меня есть кое-что для тебя, — произнес он. Брови Вейжона поднялись в изумлении, а бог протянул руку и достал прямо из воздуха меч — так же просто, как смертный достает что-то из кармана. Он поднял его, развернув так, что драгоценные камни на рукояти засверкали. Вейжон не верил собственным глазам.
— Ты думал, что он остался в теле демона, — сказал Томанак.
— Я… — Вейжон посмотрел на него, затем кивнул. — Да, думал, что так.
— Милая игрушка, — высказал свое мнение Томанак, — но под отделкой скрывается отличная сталь. Нужно лишь внимательно вглядеться, чтобы это увидеть, как ты считаешь, Вейжон? — Молодой человек медленно кивнул, не сводя глаз с лица божества. Все чувствовали, что за этими словами скрывается нечто большее, но лишь Базел с Вейжоном знали, что именно.
— Да, — продолжал Томанак веско, — думаю, теперь ты это понимаешь. Так же как и то, что простой и неотполированный клинок, — усмехнулся он, бросив быстрый взгляд на Базела, — может разить вернее и беспощаднее самого красивого меча. И когда ты это понял, — снова посмотрел он на Вейжона, — я испытал тебя, Вейжон из рода Алмерасов. Потребовалось время, чтобы разобрать, что таится под камнями и узорами, но под всей мишурой оказался отличный клинок… и я был бы рад назвать его своим.
Нагнувшись, он вручил меч Вейжона не ему, а Керите. Вейжон на миг смутился, но тут Томанак вынул из ножен собственный меч и протянул его молодому рыцарю
— Принесешь ли ты мне Клятву Мечей, станешь ли моим избранником, Вейжон? — спросил он, и Вейжон взволнованно сглотнул.
Его глаза впились в простую рукоять оружия, он покачал головой, не отказываясь, а просто не в силах поверить в происходящее. Но его остановила рука, опустившаяся ему на плечо. Повернув голову, Вейжон увидел Базела.
— Ничего, мало кто чувствует себя достойным такой чести, — улыбнулся градани.
— Да, это так, — подтвердил Томанак. — И чем более человек достоин, тем меньше в нем самоуверенности. Но ты достоин, Вейжон. Станешь ли ты служить мне?
— Стану, — прошептал рыцарь и положил руку на Меч Томанака.
Голубой свет залил его пальцы, когда он коснулся оружия, отблески пробежали по его руке и окружили голову ореолом света. То же голубое свечение окутало Базела и Кериту, протянулось от избранника к избраннику, а потом и к их божеству. Голос Томанака эхом отдавался от стен зала Бахнака.
— Вейжон Алмерас, клянешься ли мне в верности?
— Клянусь! — Голос Вейжона походил на слабый отзвук голоса бога, но в нем больше не было сомнений и колебаний.
— Будешь ли ты чтить и соблюдать мой Кодекс? Станешь ли служить силам Света, посвятишь ли свое сердце и разум борьбе против Тьмы, вплоть до самой смерти?
— Да.
— Клянешься ли моим Мечом и твоим собственным принимать участие в нуждающихся, судить по справедливости, быть верным тому, кому будешь служить, карать прислужников Тьмы?
— Клянусь.
— Я принимаю твою клятву, Вейжон Алмерас, и приказываю тебе взять твой меч. Носи его с честью в деле, к которому ты призван.
На миг все затихло, словно само время прекратило свой ход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59