— Ты такой заботливый!Гарион взглянул на Полгару, слегка пошевелив пальцами.«Кажется, пора вам, женщинам, сообща уложить ее баиньки. Мы все немного нервничаем, а если она слишком много будет думать о завтрашнем дне, то вконец разволнуется. Грядущий день и для нее окажется нелегким…»— Наверное, ты прав.Когда женщины удалились, Гарион и остальные мужчины остались сидеть за столом, погруженные в воспоминания. Они припоминали необыкновенные приключения, выпавшие на их долю с той самой вьюжной ночи, когда Гарион, Белгарат, Полгара и Дарник, крадучись, покинули ферму Фалдора и очутились в мире, где причудливо переплелись возможное и невозможное. И вновь Гарион ощутил, как очищается его душа, — почувствовал он и еще кое-что: вновь нахлынувшие переживания обо всем, что выпало на их долю во время долгих странствий, как бы фокусируют его волю, исполняют решимости, помогают яснее осознать свою цель. Это непременно должно было помочь.— Полагаю, на сегодня достаточно, — сказал Белгарат, вставая. — Теперь все мы знаем, что у нас позади. Пора перестать думать об этом и устремиться к тому, что ждет нас впереди. А теперь пора спать.Когда Гарион лег в постель, Сенедра беспокойно заворочалась.— Я думала, ты до утра там просидишь, — сонно пробормотала она.— Мы разговаривали.— Знаю. Я слышала ваши голоса. И после этого мужчины упрекают женщин в болтливости!— А разве не так?— Возможно, но женщины болтают, когда руки их заняты работой. А вот у мужчин все иначе.— Может, ты и права.Она немного помолчала и снова позвала:— Гарион!— Что, Сенедра?— Можно мне одолжить у тебя кинжал — ну, тот маленький кинжальчик, который подарил тебе Дарник, когда ты был еще мальчиком?— Если хочешь что-нибудь отрезать, скажи, что именно, — и я сам отрежу.— Дело не в этом, Гарион. Мне завтра понадобится кинжал.— Зачем?— Когда я встречусь с Зандрамас, я ее убью.— Сенедра!— Я имею на это полное право! Ты сказал Цирадис, что не можешь сделать этого, потому что Зандрамас женщина. А вот у меня нет причин так с нею деликатничать! И я вырежу сердце у нее из груди — если оно там есть! И сделаю это медленно. — В голосе ее звучала такая жгучая злоба, какой Гарион никогда не подозревал в ней. — Я жажду крови, Гарион! Мне нужны потоки крови, а еще я хочу слышать, как она закричит, когда мой кинжал вонзится ей в грудь! Ты дашь мне его?— Ни за что!— Ну ладно, Гарион, — ледяным тоном ответила Сенедра. — Я уверена, Лизелль одолжит мне один из своих. Лизелль — женщина, и она понимает мои чувства. — И Сенедра повернулась к мужу спиной.— Сенедра, — немного спустя позвал он.— Что?Голос ее звучал мрачно.— Будь разумной, дорогая.— Я не хочу быть разумной! Я хочу убить Зандрамас!— А я не собираюсь позволять тебе подвергаться опасности! У нас завтра найдутся дела поважнее.Сенедра вздохнула.— Думаю, ты прав. Я просто…— Что просто?Она повернулась к мужу лицом и крепко обняла его.— Ничего, Гарион. Давай спать.Она прильнула к его груди и через минуту задышала спокойно и ровно.«Надо было дать ей кинжал, — услыхал он беззвучный голос. — Шелк мог бы завтра незаметно стянуть его у нее».«Но…»«Нам надо поговорить с тобой о другом, Гарион. Ты подумал о том, кто станет твоим преемником?»«Ну… некоторым образом. Знаешь, никто из них на эту роль не годится».«Ты всерьез обдумывал каждую кандидатуру?»«Думаю, да, но так и не смог принять решения».«А этого от тебя пока и не требовалось. Ты просто должен был как следует оценить каждого и мысленно разложить все по полочкам».«А когда я должен принять решение?»«В самый последний момент, Гарион. Ведь Зандрамас может подслушать твои мысли, — а если ты ничего пока не решил, то она ничего и не узнает».«А что, если я ошибусь?»«Не думаю, что ты способен совершить ошибку, Гарион. Не думаю…»Ночью Гарион спал беспокойно. Его одолевали бессвязные, обрывочные сновидения, он то и дело пробуждался, но лишь для того, чтобы вновь забыться тревожным сном. Поначалу его посещали странные обрывки того самого сна, что видел он в странную давнюю ночь на Острове Ветров — как раз перед тем, как жизнь его волшебно переменилась. В мозгу его снова и снова эхом отдавалось: «Ты готов?» И вновь он стоял лицом к лицу с Рундоригом, другом детства, а в ушах его звенело эхо спокойного приказания тетушки Пол: «Убей его!» Но вот перед ним уже кабан — тот самый, с которым сразился он в заснеженном лесу в окрестностях Вал-Алорна, — зверь злобно роет копытами снег, маленькие глазки его пылают злобой и ненавистью. «Ты готов?» — спросил Бэрак, прежде чем выпустить зверя. И Гарион уже стоит на бескрайней и бесцветной равнине, которая на самом деле — поле, на котором идет некая непостижимая земному уму игра. Вокруг него фигуры, и он пытается понять, какой именно из них сделать ход, а голос, звучащий у него в мозгу, торопит его…Но вот сны его сделались иными. Человеческие сны, какими бы причудливыми они ни казались, имеют между собой нечто общее — ведь все они суть плод нашего сознания. Однако сейчас сны Гариона рождались словно по велению некоей потусторонней враждебной сущности — подобно тому, как некогда Торак вторгался в его сны перед встречей в Хтол-Мишраке.Но вот снова Гарион стоял лицом к лицу с Ашараком мургский в призрачном Лесу Дриад — и снова, сконцентрировав всю свою волю, он вложил ее в единственный роковой приказ «Гори!». Это был знакомый кошмар — он мучил Гариона вот уже долгие годы. Он видел, как щека Ашарака затлела и задымилась, слышал отчаянный крик гролима, царапающего ногтями горящее лицо. Вновь в ушах его звенел отчаянный вопль: «Господин, пощадите!» Но, оставаясь глух к мольбам, он лишь приказал пламени жарче пылать — однако на этот раз во сне не охватило его привычное чувство презрения и отвращения к собственной, пусть вынужденной жестокости. Напротив, он испытывал сладостное возбуждение, отвратительную радость, глядя, как враг его корчится в пламени. Что-то в глубине его существа отчаянно кричало, силясь преодолеть эту нечестивую радость……Снова он в Хтол-Мишраке, и пылающий его меч вновь и вновь вонзается в тело одноглазого бога. Отчаянный крик Торака «мама!» на сей раз не пробудил в сердце Гариона жалости — только лишь злобное удовлетворение. Он смеялся помимо воли, и в раскатистых волнах этого безжалостного смеха тонуло все человеческое, что было в нем…Беззвучно вскрикнув от ужаса, Гарион рывком сел в постели, пробудившись не столько от нахлынувших воспоминаний о тех, кого он лишил жизни, сколько придя в ужас от собственной радости, с которой созерцал их агонию. Глава 21 Еще не рассвело, а соратники Гариона уже собрались в кают-компании. Лица всех были мрачны. Шестое чувство вдруг отчетливо подсказало Гариону, что не его одного терзали кошмары. А ведь обостренная интуиция вовсе не была свойственна Гариону, равно как и чтение мыслей, — ведь в его жилах текла кровь благоразумных сендарийцев, и он всегда считал подобные вещи чем-то неестественным и даже аморальным.«Это твоя работа?» — мысленно спросил он у голоса.«Нет. Как ни удивительно, но все это ты сделал совершенно самостоятельно. Похоже, ты делаешь успехи — медленно, разумеется, но все же…»«Благодарю».«Не стоит благодарности».В каюту вошел Шелк. Его явно била дрожь. Взгляд у маленького человечка был какой-то затравленный, а руки дрожали. Он мешком осел на скамью и закрыл лицо руками.— Ты не весь эль вчера вылакал? — хрипло спросил он у Белдина.— Что, мучаешься похмельем, Хелдар? — участливо поинтересовался горбун.— Нет, — ответил Гарион. — Дело вовсе не в этом. Он ночь напролет видел дурные сны.Шелк вздрогнул и поднял голову.— Откуда ты знаешь?— Со мной было то же самое. Я снова спалил заживо Ашарака мургского, снова заколол Торака — и даже не единожды.— А я очутился в западне. В пещере. — Шелка передернуло. — Там было темно, хоть глаз коли, но я чувствовал, как медленно надвигаются на меня стены. Знаешь, когда я снова увижу Релга, то двину ему по зубам — нежно, разумеется. Он же как-никак мне друг…— Рад узнать, что я не одинок в своих мучениях, — сказал Сади.Евнух поставил на стол миску с молоком, и Зит с выводком собрались вокруг нее в кружок, жадно лакая и мурлыча от удовольствия. Гарион с удивлением отметил, что уже никто не обращает на Зит и ее детишек ровным счетом никакого внимания. Похоже, люди со временем привыкают ко всему.Сади погладил себя ладонью по бритой голове.— Мне снилось, что я скитаюсь по улицам Стисс-Тора и прошу милостыню. Это было отвратительно…— А я видела, как Зандрамас принесла в жертву моего мальчика, — еле выговорила Сенедра. — Он так кричал, и было столько крови, столько крови…— Странно, — молвил Закет, — а вот я вершил суд. И приговорил к смерти многих. Одна из осужденных очень много значила для меня, но я вынужден был приговорить и ее…— Да и мне снилось черт-те что… — призналась Бархотка.— Всем нам досталось, — сказал Гарион. — То же самое уже было со мной на пути в Хтол-Мишрак. Торак тогда насылал на меня кошмары. — Он поглядел на Цирадис. — Неужели это испытанный прием всех Детей Тьмы? Мы уже поняли, что по мере приближения встречи события начинают повторяться. Может быть, это одно из подобных повторений?— Ты очень проницателен, Белгарион из Ривы, — ответила прорицательница. — За все бесчисленные тысячелетия этой борьбы ты — единственный из всех Детей Света и Тьмы, кто догадался, что события станут повторяться до тех пор, покуда разделению вселенной не будет положен конец.— Не уверен, что это всецело моя заслуга, Цирадис, — честно признался Гарион. — Сдается мне, я, видимо, единственный из всех Детей как Света, так и Тьмы, на чью долю выпало участвовать в двух встречах, — и все равно мне потребовалось много времени это понять. Наверное, ночные кошмары — одного поля ягоды с этими назойливыми повторами?— Блестящая догадка, Белгарион, — ласково произнесла Цирадис. — Горе в том, что она ошибочна. Мне даже стыдно, что на это затрачено столько сил твоего блестящего ума.— Ты пытаешься шутить, великая прорицательница?— Как можно, благородный Белгарион! — ответила Цирадис, в точности воспроизводя его собственные недавние слова и интонацию.— Ее стоило бы отшлепать, — проворчал Белдин.— Я бы с превеликим удовольствием, но ведь над нею возвышается эта живая гора. — Гарион улыбнулся Тофу. Потом прищурился. — Видимо, тебе не дозволено в этом нам помогать, Цирадис?Прорицательница вздохнула и наклонила голову.— Ничего, великая прорицательница. Думаю, мы сможем сами подыскать происходящему вразумительное объяснение. — Он поглядел на Белгарата. — Будем рассуждать. Торак пытался напугать меня леденящими душу кошмарами, а теперь, похоже, Зандрамас пытается сделать то же. Разница лишь в том, что на сей раз она обрабатывает всех нас, а не меня одного. Если, как нам уже известно, это не из серии повторений пройденного, то что это еще может быть?— Мальчик явно начинает обнаруживать все признаки аналитического мышления, Белгарат, — заявил Белдин.— Еще бы, — скромно потупился старец.— Только постарайся не вывернуть руку из сустава, пытаясь гладить самого себя по головке, — едко отпарировал Белдин. Он встал и принялся ходить взад-вперед, сосредоточенно морща лоб. — Так вот, — начал он, — первое: это не относится к повторам, которые преследуют нас вот уже долгое время. Правильно?— Правильно, — согласился Белгарат.— Второе: в прошлый раз все было в точности так же. — Он поглядел на Гариона и для верности спросил: — Правильно?— Правильно, — согласился Гарион.— Но если одно и то же случается всего дважды, это вполне может быть совпадением. Но давайте предположим, что это не совпадение. Нам известно также, что Дитя Света всегда путешествует с друзьями, а Дитя Тьмы — только в одиночестве.— Так и Цирадис говорила, — подтвердил Белгарат.— Ей совершенно незачем нам лгать. Будем рассуждать дальше. Если Дитя Света всегда имеет друзей, а Дитя Тьмы — нет, разве это не ставит силы Тьмы в незавидное положение?— На первый взгляд похоже.— Однако силы противников всегда настолько равные, что даже боги не могут предсказать исхода встречи. Дитя Тьмы использует нечто, дабы свести на нет наше видимое превосходство. И сдается мне, что эти кошмарные сны — часть его плана.Шелк поднялся со скамьи и подошел к Гариону.— От подобных рассуждений у меня башка начинает трещать, — сказал он. — Схожу-ка на палубу проветриться.Драсниец вышел из каюты. Волчонок, неведомо почему, потрусил за ним.— Не думаю, что страшные сны могут возыметь столь сильное действие, Белдин, — спорил с горбуном Белгарат.— Но что, если кошмары — лишь часть дьявольского плана, Старый Волк? — спросила Полидра. — Вы с Пол были в Во-Мимбре, когда там состоялась встреча. Вы с нею уже во второй раз сопровождаете Дитя Света. Что произошло тогда, в Во-Мимбре?— Вот тогда были кошмары так кошмары! — вздохнул Белгарат.— И ничего более? — с пристрастием вопросил горбун.— Да, посещали нас и видения, но это вполне могло быть делом рук гролимов, которыми кишели окрестности.— Ну и?..— Тогда все словно с ума посходили. Мы с трудом удерживали Бренда, который хотел зубами вцепиться в Торака, а в Хтол-Мишраке я заковал Бельзедара в скалу, а потом Пол вдруг попыталась извлечь его оттуда, чтобы напиться его крови…— Отец! Это неправда! — воскликнула Полгара.— Да что ты? Ты была очень зла в тот день, Пол.— Все сходится, Старый Волк, — рассудительно подытожила Полидра. — Одна сторона сражается обыкновенным оружием. Меч Гариона, может быть, и волшебный, но лишь чуть-чуть. Он все равно не более чем просто меч.— Будь ты там, в Хтол-Мишраке, ты бы так не говорила, — возразил ей муж.— Я была там, Белгарат.— Была там?— Конечно. Я спряталась в развалинах и наблюдала за происходящим. Но не станем отвлекаться. Дитя Тьмы атакует не тело — оно вторгается в разум. Вот каким образом ему и удается уравнивать силы.— Кошмары, галлюцинации, а потом полнейшая потеря рассудка, — размышляла Полгара. — Недурной арсенал. Он даже мог бы сработать, если бы Зандрамас не была столь недальновидна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55