Миссис Шапиро присела на самый кончик стула и чуть подалась вперед, плотно сдвинув коленки.
-- Залоговая стоимость вторичной закладной восемьсот долларов,-молвила она.
Мы все сидели молча, не двигаясь с места. Тишина, конечно, действовала на нервы миссис Шапиро, но она все равно продолжала. Когда говорила, ее полные сероватые щеки постоянно дергались.
-- Восемьсот долларов -- это куча денег!
Мы не стали ее разубеждать.
-- В двадцать девятом году,-- рассказывала миссис Шапиро,-- у меня было восемь тысяч долларов.-- И посмотрела на наши лица, пытаясь удостовериться, нет ли на них выражения жалости, зависти или чего-то еще.
Но мы сидели с абсолютно равнодушными лицами, свойственными людям, которые давно привыкли располагать большими деньгами.
-- Восемь тысяч долларов! Вы только представьте себе! Я зарабатывала их всю жизнь. У меня была овощная лавка. Вы знаете, овощи -- продукт дорогой, скоропортящийся, и всегда найдется конкурент, который норовит продать точно такие куда дешевле, чем вы...
-- Да,-- согласилась с ней мать.-- Овощи сейчас стоят очень дорого. Вчера только мне пришлось заплатить двадцать центов за кочан цветной капусты...
-- Ну и для чего ты это сделала? -- вмешался отец.-- Я, например, не люблю цветную капусту. Обычная капуста, что в ней такого особенного?
-- Мой муж, мистер Шапиро, два года умирал от рака.-- Миссис Шапиро старалась, по-видимому, заинтересовать нас.-- У меня тогда было восемь тысяч долларов. Я страдала ревматизмом, постоянно высокое кровяное давление, и я не могла больше возиться в лавке.-- Вновь внимательно оглядела наши лица, надеясь уловить на них хоть каплю сочувствия.-- Тогда я сняла восемь тысяч долларов со своего банковского счета и отправилась к мистеру Майеру. Я сказала ему: "Мистер Майер, вы большой человек, у вас превосходная репутация. Я хочу передать вам свои сбережения несчастной вдовы. Не могли бы вы вложить куда-нибудь мои деньги, чтобы я могла спокойно дожить до смерти на свои проценты? Мне много не требуется, мистер Майер,-- сказала я ему,-всего несколько долларов в неделю, покуда не умру. Вот и все".-- Я так и сказала,-- всего несколько долларов.
-- Я знаком с Майером,-- отреагировал отец.-- Сейчас его дела не слишком хороши: его имущество, насколько я знаю, переходит в управление трастовой компании.
-- Мистер Майер -- самый настоящий мошенник! -- страстно выпалила она; ее крепко сжатые на бедрах кулачки дрожали.-- Взял мои деньги и пустил их под вторичные закладные. Все восемь тысяч долларов! -- Она умолкла, на несколько мгновений утратив, по-видимому, дар речи.
-- Видите ли,-- начал отец,-- сегодня даже первичные закладные никуда не годятся. В наше время вообще ничто уже не годится.
-- За последние два года,-- жаловалась миссис Шапиро со слезами, выступившими на глазах,-- я не получила от него ни пенни из всех восьми тысяч долларов, переведенных во вторичные закладные.-- Клочком материи, отдаленно напоминающим носовой платок, она вытерла слезы.-- Сколько раз я приходила к мистеру Майеру, а он постоянно твердил одно и то же: "Нужно подождать! Еще подождать!" Сколько можно ждать, я вас спрашиваю? Мне сейчас просто нечего есть, святая правда! Сколько же можно ждать?! -- И разрыдалась, чтобы вернее вызвать наше сострадание.
-- А теперь мистер Майер не желает даже меня видеть. Когда я прихожу к нему, его клерки говорят, что его нет и неизвестно когда будет. Мои хождения стали совершенно бесцельными.-- Опять поток ее красноречия иссяк, и она прибегла к подобию платочка. Потом начала вновь: -- Вот я и хожу по домам, где куплены мои вторичные закладные. И все это приличные дома, такие, как у вас: с коврами, шторами, с паровым отоплением, с печкой,-- там всегда варится что-нибудь вкусненькое, и приятный запах ударяет в нос, едва открываешь наружную дверь. Ну сколько же можно ждать, скажите на милость? У меня в руках вторичные закладные на такие вот дома, как ваш, а мне нечего есть...-- От ее слез платок-тряпочка промок насквозь.
-- Прошу вас, пожалуйста,-- сквозь слезы говорила она,-- дайте мне хоть что-нибудь! Мне не нужны восемьсот долларов, но хоть что-то... Это ведь мои деньги... Теперь у меня никого нет,-- на кого мне рассчитывать? Я страдаю ревматизмом, в моей комнате холодно, а мои туфли давно прохудились... У меня нет чулок, и я хожу на босу ногу... Пожалуйста, прошу вас!..
Мы попытались успокоить ее, но все напрасно -- слезы у нее лились бурным потоком.
-- Пожалуйста, прошу вас, хоть чуточку, совсем немного -- сотню долларов! Можно даже пятьдесят. Это же мои деньги...
-- Хорошо, миссис Шапиро,-- не выдержал отец,-- не расстраивайтесь так. Приходите в следующее воскресенье. Постараюсь что-нибудь для вас приготовить...
Горькие слезы мгновенно прекратились.
-- О, да благословит вас Бог! -- запричитала миссис Шапиро.
Не успели мы сообразить, что происходит, как она через всю комнату бросилась к отцу, упала на четвереньки и принялась ползать перед ним, покрывая страстными поцелуями его руку, то и дело восклицая:
-- Да благословит вас Бог, да благословит вас Бог!
Мой отец сидя на стуле явно нервничал,-- не по душе ему пришелся такой унизительный эпизод. Он пытался поднять женщину свободной рукой, умоляюще поглядывая на мать. Но и мать уже не могла выдерживать эту душераздирающую сцену.
-- Миссис Шапиро,-- пришла она на помощь отцу, пытаясь заглушить причитания назойливой визитерши.-- Послушайте меня. Мы ничего не можем вам дать, ничего. Ни в следующее воскресенье, ни в какое другое! У нас в доме нет ни цента!
Миссис Шапиро выпустила руку отца; она все еще стояла на коленях перед ним, посередине нашей гостиной. Довольно странная, непривычная картина!
-- Но мистер Росс сказал...
-- Мистер Росс несет чепуху! -- перебила ее мать.-- У нас денег нет, и никогда не будет! Мы ждем, когда нас вышвырнут из этого дома, и это может произойти в любую минуту. Мы не в состоянии дать вам ни пенни, миссис Шапиро!
-- Но в следующее воскресенье...-- настаивала она на своем, очевидно, пытаясь объяснить моей матери, что она и не ожидала от нас помощи сейчас, немедленно, но через неделю...
-- У нас не будет больше денег, чем сейчас, и в следующее воскресенье. А сейчас у нас в доме всего восемьдесят пять центов, миссис Шапиро.
Мать встала, подошла к ней, все еще стоявшей на коленях перед отцом, но даже не успела до нее дотронуться. Миссис Шапиро вдруг повалилась на пол, глухо ударившись о него, как будто кто-то уронил набитую вещами сумку.
Нам пришлось потратить не меньше десяти минут, чтобы привести ее в чувство. Мать напоила ее чаем. Она молча пила из чашки и, казалось, совсем нас не узнавала. Теперь она могла уйти. Перед уходом она поведала нам, что это у нее уже пятый припадок за последние два месяца; ей, конечно, стыдно за себя.
Мать дала ей адрес врача, который не требует сразу денег за прием, и миссис Шапиро ушла. Ее коротенькие, толстые ножки, в чулках со спущенными петлями, дрожали, когда она спускалась по лестнице. Мы с матерью следили за ней -- как она, спотыкаясь, еле брела по улице и скоро исчезла, завернув за угол. Отец вернулся на кухню, к своей "Санди таймс".
Приходила она и в следующее воскресенье, и еще два воскресенья подряд после этого визита; долго звонила, каждый раз не менее получаса,-колокольчик нудно звенел. Но мы не открывали; все мы тихо, словно мыши, сидели на кухне, терпеливо ожидая, когда она наконец уйдет.
"ВПЕРЕД, ТОЛЬКО ВПЕРЕД, ЕСЛИ ТЫ
ВЫШЕЛ НА ПОЛЕ!"
-- Всего за один доллар,-- проворчал Пеппи, окоченевшими пальцами зашнуровывая щитки на плечах,-- можно купить столько угля, чтобы отапливать эту вшивую раздевалку целую неделю! Подумать только, всего за один вонючий доллар! Мы все превратимся в ледышки к тому времени, когда начнется игра. Пусть кто-нибудь поговорит по душам с этим Шиперсом. Из-за одного доллара он, конечно, готов заморозить до смерти родную бабушку, да и то по частям. Никакого сомнения! -- И нырнул головой в рубашку-джерси.
-- Нужно держаться вместе,-- откликнулся Ульман.-- Всем вместе пойти к этому поганцу Шиперсу и твердо ему заявить: "Послушай, Шиперс, ты платишь нам деньги за то, что мы играем для тебя в американский футбол, но..."
-- Ульман,-- крикнул Пеппи из-под застрявшей у него на голове рубашки-джерси,-- ты правая рука нашей команды "Сити колледж бойз". Беки всего мира, объединяйтесь!
-- Эй, ну-ка, поторапливайтесь! -- подогнал Гольдштейн.-- Пораньше выйдем на поле -- немного разогреемся перед игрой.
-- Ничего себе -- разогреться! -- бросил Пеппи, справившись наконец со своей рубашкой.-- Что касается меня, то неплохо бы мне немножко поджариться -- с обеих сторон. Боже, и почему я сейчас не на юге Франции -- на Ривьере, под ручку с какой-нибудь француженкой!
-- Штаны сначала надень! -- посоветовал Гольдштейн.
-- Ты только посмотри! -- Пеппи печально указал на свои голые ноги.-Посинел весь, по-моему, не просто синий, а темно-синий, начиная от голеностопа. Боже, синева уже за коленную чашечку перешла! Вы только посмотрите на меня, ребята: еще один фут -- и вашему Пеппи каюк!
Клонски, правый полузащитник, высокий, плотный молодой человек, бесцеремонно оттолкнул Пеппи:
-- Извини -- дай-ка посмотреть на себя в зеркало.
-- Будь у меня такое лицо...-- начал было Пеппи.
Клонски повернулся и грозно поглядел на него.
-- А что я такого сказал? -- пошел он на попятный.-- Разве...
Клонски снова стал разглядывать себя в зеркале, как можно сильнее оттягивая нижнюю губу.
-- На зубы смотрю,-- объяснил он всем ребятам не поворачиваясь.-- На этой неделе зубной врач три новых зуба мне вставил.
-- С ними можешь теперь в кино сниматься! -- пошутил Гольдштейн.
-- Пятьдесят баксов! Можете себе представить?! -- возмущался Клонски.-Эта гнида дантист содрал с меня целых пятьдесят баксов! Да еще потребовал деньги вперед -- рисковать не хотел вставлять зубы, покуда не уплачу всю сумму. Это все моя жена -- это она настояла, чтобы я вставил себе зубы. "Разве так можно! -- все меня убеждала.-- Выпускник колледжа -- и без зубов!"
-- Еще бы! -- отозвался из глубины раздевалки Гольдштейн.-- Побольше слушай женщин в таких ситуациях, они тебе много чего насоветуют. Уж они-то знают, что делают.
-- Мне их выбили два года назад, когда мы играли в Манхэттене.-Клонски, покачав головой, отвернулся от зеркала.-- Эти ребята из Манхэттена такие грубияны! Их одно интересовало -- повыбивать мне зубы, а кто выиграет, им абсолютно все равно!
-- Ты последи за Краковым! -- предупредил Пеппи.-- Этот парнишка носится по полю как паровоз. Отруби ему в эту минуту ногу -- не заметит! Никаких мозгов. Играл три года за Упсалу и в каждой игре брал на себя все столкновения. В результате повредил себе мозги. Играет так, словно ему за это никто не платит. За три сотни переломает тебе хребет.-- Он поежился.-Боже, до чего здесь холодно! Негодяй Шиперс -- что вытворяет!
В эту секунду дверь в раздевалку отворилась, и на пороге появился сам Шиперс, в верблюжьей шерсти светлом пальто с поднятым воротником, так что в нем спрятались уши.
-- Слышал я, кто-то здесь назвал меня негодяем! Мне такие названия не по нраву, зарубите себе на носу, ребята.-- И с суровым выражением лица посмотрел на них из-под широких полей своей мягкой зеленой фетровой шляпы.
-- Но здесь ужасно холодно! -- пожаловался Гольдштейн.
-- Выходит, это я несу ответственность за состояние погоды? -сыронизировал Шиперс.-- Вдруг, ни с того ни с сего, сделался главным управляющим небесной канцелярией, а?
-- Уголь, нужно купить уголь, всего-то на один доллар.-- Пеппи согревал руки дыханием.-- И в раздевалке станет тепло. Всего на один вшивый доллар!
-- Придержи язычок! -- предупредил Шиперс и повернулся к остальным.-Уголь я заказал, скоро привезут, клянусь Богом! -- Опустил воротник, снял перчатки свиной кожи.-- Да и не так уж здесь холодно. Не понимаю, почему вы, парни, жалуетесь!
-- Почему бы тебе самому не одеться здесь, в этом помещении, хоть разок,-- предложил ему Пеппи.-- Вот бы посмотреть на тебя! И холодильника не надо -- лед делали бы из твоего окоченевшего тела, а потом рубили кубики для прохладительных напитков.
-- Послушайте, ребята! -- Шиперс забрался на скамейку и теперь, стоя на ней, обращался ко всем присутствующим.-- Нужно кое-что обсудить с вами, уладить кое-какие денежные дела.
В раздевалке воцарилась тишина.
-- Ну-ка, вызывайте взвод по борьбе с карманниками! -- улыбнулся Шиперс.-- Я не обижусь.
-- Можешь обижаться, Шиперс, нам все равно. Только будь человеком, а обижаться можешь сколько влезет.
Шиперс помолчал, не зная, по-видимому, с чего начать, подумал и заговорил доверительным тоном:
-- Ребята, день сегодня не жаркий. Если уж быть с вами до конца откровенным,-- не самый сегодня приятный воскресный денек.
-- Ребята, это вам строго по секрету! -- прыснул Гольдштейн.-- Никому ни слова, парни!
-- Да, на улице холодно,-- продолжал Шиперс,-- спортивный сезон подходит к концу. Утром даже шел снег. "Доджерс" играют сегодня против Питтсбурга на Эббетс-филд. Вы, ребята, за последние две недели ничем особенным не отличились, не блеснули. Короче, нечего сегодня рассчитывать на толпу болельщиков.-- И обвел всех многозначительным взглядом.-- Мне удалось договориться со "Всеми звездами" Кракова. Снизил им гарантированный доход на пятьдесят процентов -- много людей на трибунах не будет.
-- Очень мило! -- иронически одобрил Гольдштейн.-- Неплохой провернул бизнес, можешь гордиться!
-- Я имею в виду другое,-- спокойно возразил Шиперс.
-- Нечего нам говорить,-- вступил Пеппи,-- сами догадаемся. Ну-ка, твоя догадка, Ульман! Ты первый.
-- Так вот, я имею в виду, чтобы и вы, ребята, согласились на пятидесятипроцентную скидку.
-- Да-а, ты знаешь, как нужно действовать! -- откликнулся Гольдштейн.-Прими наши комплименты.
-- Шиперс! -- крикнул Пеппи.-- Ты самая большая гнида сезона!
-- Нет, так не пойдет! Зачем зря рисковать? -- Клонски облизнул новые зубы кончиком языка.-- Я занял пятьдесят баксов, чтобы заплатить дантисту за зубы. Еще я должен за радиоприемник. Заберут его назад -- так жена сущий ад мне устроит. Иди-ка, Шиперс, и проси других.
-- Я ведь честен с вами,-- стоял на своем Шиперс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27