..
Пришел он в себя и открыл глаза в темной, скудно меблированной комнате; сразу услыхал голос Флэнегена:
-- Он должен выкарабкаться, понимаете? С трупом больно много хлопот, ничего не объяснишь. Мне наплевать, потеряет он обе руки или обе ноги; пусть понадобится лет пять, чтобы поставить его на ноги, но он должен выкарабкаться, обязательно выкарабкаться!
-- И зачем только я влип в это дело?! -- громко сокрушался Маккрэкен.-Какой же я дурак! Пойти на такой риск -- поставить на кон свою зарплату -четыре тысячи долларов в год! Нет, надо мне обратиться к психиатру -- все ли у меня в порядке с мозгами!
-- Может, он и выкарабкается, а может, и нет,-- произнес чей-то незнакомый голос.-- Неплохо поработали, молодой человек!
-- Мне кажется,-- послышался голос Сэма,-- он вполне созрел для доставки на Голофское кладбище.
-- Заткнись! -- резко оборвал его Флэнеген.-- Никто из вас не вымолвит больше ни слова. Это частное дело, этот Александр, вшивый грек.
Алекс слышал их шаги -- они уходят... Потом снова потерял сознание.
Целых пять дней врач поддерживал его на наркотиках, а Флэнеген и Сэм сидели у его кровати с полотенцем наготове, чтобы затыкать ему кляпом рот, когда боль становилась невыносимой и он начинал дико орать. Как только раздавались эти невыносимые вопли, они комом втыкали ему в рот полотенце, старались как могли успокоить, утешить.
-- Ты, Алекс, находишься в респектабельном пансионе. Здесь нельзя шуметь, им это не нравится.
В туго скрученное полотенце он мог -- это никого не беспокоило -сколько угодно кричать.
Десять дней спустя врач объявил Флэнегену:
-- Все в порядке. Будет жить.
Флэнеген вздохнул с облегчением.
-- Глупый грек! -- Он поглаживал Алекса по забинтованной голове.-- Как мне хочется пнуть его слегка в живот. Нет, сейчас пойду и напьюсь.-Водрузил на голову котелок и удалился.
Три месяца Алекс лежал в одном положении в этой бедно обставленной комнате. Сэм играл для него роль сиделки: кормил, играл с ним в карты, читал спортивные новости из газет.
Когда Сэма не было рядом, Алекс лежал вытянувшись во весь рост, с полузакрытыми глазами и размышлял о своей бильярдной. Над ней будет вспыхивать и гаснуть неоновая надпись: "Бильярдный салон Алекса". Новенькие столы, кожаные кресла -- все как в хорошем клубе. Даже дамы смогут спокойно играть в его бильярдном салоне. Как это тонко, изысканно! Для лучших игроков он придумает какое-нибудь поощрение -- вкусный ланч, или холодные закуски, или швейцарский сыр... До конца своей жизни он теперь будет чувствовать себя истинным джентльменом: вот он сидит, в своем лучшем пиджаке, за звенящей кассой и улыбается самому себе...
Как только Флэнеген отдаст ему его деньги, он немедленно отправится в бильярдный салон на Клинтон-стрит и небрежно бросит несколько купюр на стойку. Заплатит наличными -- своими с таким трудом заработанными деньгами. Ведь чуть не умер от этого, и бывали такие невыносимые дни, что в самом деле хотел умереть! До конца жизни волосы у него будут расти вот так, как сейчас, клочьями, словно отдельные кустики на пыльной обочине шоссе... Ну да черт с ними, с волосами! Нельзя что-то иметь просто так, за красивые глаза, чем-то приходится жертвовать. Пять тысяч долларов, пять тысяч долларов...
Первого июня Алекс впервые за три месяца и двенадцать дней оделся. Сидя натягивал на себя штаны, действуя очень осторожно, чтобы не задеть больного колена. Наконец все же оделся, очень-очень медленно, даже повязал галстук, и сел, уставший, в ожидании приезда Флэнегена с Сэмом. Он выйдет из этой вшивой, маленькой комнатушки с пятью тысячами долларов в кармане, все они будут лежать у него в бумажнике. Он же их заработал, честно заработал,-чего тут говорить?
Флэнеген с Сэмом вошли без стука.
-- Мы торопимся,-- начал Флэнеген.-- Едем в горы Адирондак. Говорят, как раз в июне там очень клево. Пришли уладить счеты.
-- Правильно! -- похвалил Алекс и, думая о деньгах, не сдержал улыбки.-- Ведь речь о пяти тысячах долларах! Это вам не хухры-мухры! Вы мне должны пять тысяч!
-- Что ты сказал? -- вежливо осведомился Сэм.-- Пять тысяч долларов?
-- Да, пять тысяч долларов,-- повторил Алекс.-- Пять тысяч баксов. Ведь мы так договаривались?
-- Давно это было, Алекс, еще в феврале,-- начал спокойно объяснять ему Флэнеген.-- Сколько воды утекло с тех пор, представляешь?
-- Произошли большие перемены,-- подтвердил Сэм.-- Ты что, газет не читаешь?
-- Перестаньте дурачиться! -- Алекс вот-вот готов был разрыдаться.-Хватит, нечего меня дразнить!
-- Да, генерал,-- Флэнеген рассеянно глядел в окно,-- ты по уговору должен был получить пять тысяч долларов. Но все они пошли на оплату докторских счетов за лечение. Это, конечно, ужасно, никуда не годится. Но в наши дни услуги врачей стоят так дорого.
-- Мы ведь нашли для тебя опытного специалиста, Алекс,-- пояснил Сэм.-Самого лучшего. Он большой дока и в лечении огнестрельных ран. Но сколько это стоит!
-- Ты, вшивая скотина, Флэнеген! -- завопил Алекс.-- Я тебя достану! Не надейся, что я тебя не достану, что ты от меня улизнешь!
-- Тебе вредно кричать при твоем состоянии здоровья,-- мягко напомнил Флэнеген.
-- Да,-- подхватил Сэм,-- этот специалист советует тебе почаще расслабляться, не волноваться.
-- Ну-ка, убирайтесь отсюда! -- процедил Алекс сквозь слезы.-Убирайтесь к чертовой матери!
Флэнеген подошел к ящику стола, достал из него пистолет Алекса. Как большой знаток, извлек магазин, высыпал на ладонь патроны и отправил их все в карман.
-- Это на всякий случай,-- вдруг на какое-то мгновение в тебе взыграет горячая греческая кровь и ты совершишь безрассудный поступок, Алекс. А это очень плохо, вовсе ни к чему.
-- Послушай, Флэнеген,-- закричал Алекс,-- так я ничего не получу? Ничего?!
Тот, поглядев на Сэма, вынул бумажник и бросил Алексу пятидолларовую бумажку.
-- Только из собственного кармана, Алекс. В порядке моей ирландской щедрой благотворительности.
-- В один прекрасный день я верну тебе ее,-- пообещал Алекс.-- Только подожди. Вот увидишь! Запомни этот день!
Благотворитель засмеялся.
-- Эх ты, эксперт по эффективности! -- И продолжал уже серьезно: -Послушай, Александр, тебе нужно уходить из нашего бизнеса. Прислушайся к совету немолодого человека. У тебя для него не хватает темперамента.
-- Я тебе ее верну! -- упрямо повторил Алекс.-- Не забудь, что я тебе сказал.
-- Ах, генерал! -- снова засмеялся Флэнеген.-- Этот ужасный грек! -Подошел поближе, сильно ударил Алекса тыльной стороной ладони по затылку.-Прощай, Александр! -- И вышел из комнаты.
Сэм подошел и положил ему руку на плечо.
-- Позаботься о себе, Алекс. Тебе пришлось пережить такое потрясение.-И последовал за Флэнегеном.
Минут десять Алекс просидел на стуле; глаза у него были сухие, из носа сочилась струйка крови,-- результат удара Флэнегена по затылку. Вздохнув, он встал, надел пальто; нагнулся, подобрал пятидолларовую купюру, положил в бумажник. Засунул пистолет с пустым магазином в верхний карман и осторожно, не торопясь, вышел на улицу, ярко освещенную теплым июньским солнцем.
Не спеша преодолел два квартала до Грин-парк и сел там, задыхаясь, на первую же скамейку. Несколько минут сидел, над чем-то размышляя, покачивая время от времени головой. Наконец вытащил из внутреннего кармана пистолет, огляделся по сторонам и бросил в стоявший рядом мусорный бак. Раздался глухой сухой звук,-- упал, по-видимому, на плотную бумагу.
Алекс заглянул в бак, выудил оттуда брошенную кем-то газету и развернул на странице под рубрикой "Требуется помощь". Сидя на солнце, все время моргая от яркого света, большим пальцем провел по газетной полосе, задержав его на заголовке -- "Требуется ваша помощь, молодые ребята". Так и сидел он на теплом июньском солнышке, в пальто, и отмечал что-то карандашом на полях газетной полосы.
"МОЙ БУТОНчИК!"
Моллой, открыв ключом дверь своего дома, неслышно вошел в гостиную. Осторожно положил сверток на библиотечный столик из пожелтевшего дуба, рядом с аккуратной пачкой старых журналов "Католическая стража". Полюбовавшись свертком, улыбнулся, и улыбка осветила его задубевшее от сурового климата старческое лицо. Сняв шляпу, как и полагается воспитанному человеку, заорал:
-- Бесси! Бесси!
Голос его зазвенел, как трамвайный звонок, по всем пяти комнатам квартиры.
Бесси впопыхах выскочила из спальни и стремительно вбежала в гостиную. Седые волосы развевались за спиной, а ее не спрятанная в корсет богатая плоть колыхалась под домашним халатом.
-- Что стряслось? -- крикнула она, еще даже не видя Моллоя.-- Ты в своем уме, Винсент?
-- Моя дорогая Бесси! -- Моллой подошел к ней и крепко обнял.-- Мой бутончик! -- И неловко поцеловал ее, попав в правый глаз -- она в этот момент, дернув головой, отстранилась от него.
-- Ну и запашок! -- констатировала она холодно, отбиваясь от его объятий.-- Ничего не скажешь!
-- Ты знаешь, какой сегодня день? -- Моллой снова схватил ее в охапку.
-- Суббота.-- Бесси заталкивала его всем телом на стул.-- Да от тебя и разит так, как должно разить в субботу.
-- Сегодня,-- вещал Моллой со стула, глубоко в него провалившись,-- в этот день мы с тобой поженились! Четырнадцатое марта, такой счастливый день! Ну-ка, поцелуй меня, Бесси, мой бутончик! Это произошло ровно двадцать шесть лет назад, четырнадцатого марта. Моя дорогая девственница невеста. Неужели не помнишь, Бесси?
-- Конечно, помню,-- строго ответила Бесси; потом словно оттаяла: -Кто может тебя забыть, Винсент! -- нежно произнесла она, целуя его в лысину и приглаживая оставшиеся редкие седые волоски.-- Это был великий день! -- И снова поцеловала его в лысину.
Винсент ласково держал ее за руку.
-- Ну-ка, посмотри на столик, Бесси! Что там так и глядит тебе в глаза? -- Свободной рукой он махал широко и вальяжно в сторону библиотечного столика.-- Двадцать шесть лет! Ну, давай, не стесняйся, вскрывай!
Поцеловав его еще раз в ту же точку, Бесси подошла к столику и разорвала бумагу на свертке.
-- Боже, "Четыре розы"! -- радостно воскликнула она, поднимая бутылку.-- Какой ты все же предупредительный, внимательный муж, Винсент!
Винсент сиял от ее похвалы.
-- Целая четверть! -- сообщил он.-- Самый лучший сорт, какой только можно купить за деньги. Купаж неразбавленного виски!
Бесси уже проворно открывала большую бутылку.
-- Знаешь, лежала я на спине в своей спальне, и меня вдруг охватила такая мрачная меланхолия. Ведь годы-то бегут, просто летят.-- Она с трудом отворачивала винтовую "шлюпку".-- С этим -- горя как не бывало! -- И с наслаждением, закрыв глаза, понюхала бутылку.-- Странно: какой приятный запах у горлышка и каким ужасным он становится, когда им разит от мужчины! Винсент, очень приятно, что ты все же вспомнил обо мне!
Как и полагается настоящему мужу, Моллой подошел к ней и обнял одной рукой. Пальцы его провалились в мякоть ее большого, дряблого бедра.
-- Сегодня, моя старая леди,-- объявил он,-- мы станем самой счастливой парой во всем Бруклине! -- И взял в руки бутылку.
-- Ах, Винсент,-- прошептала Бесси,-- ведь все было не так плохо, а,-что скажешь? Умоляю тебя, только не из горлышка! Это неприлично. Пойдем посидим на кухне, там довольно светло.
Взяв друг друга под руку, отправились на кухню. Моллой не расставался с бутылкой. Бесси принесла два стакана, для воды и вина, и устроилась за кухонным столом, напротив Моллоя, улыбаясь мужу. А тот со знанием дела разливал виски по стаканам. Наконец они подняли их.
-- За неумирающую любовь! -- негромко провозгласил Моллой, с глазами на мокром месте.
-- За твою и мою любовь,-- откликнулась Бесси, тоже растроганно заморгав.
Осушили по стакану, улыбнулись друг другу. Моллой, не теряя времени даром, вновь их наполнил.
-- Вот это -- настоящее виски,-- объяснил он.-- Виски для торжественных случаев, для годовщин. В день нашей свадьбы шампанское текло рекой. В шесть утра торжество еще было в самом разгаре.-- И покачал, довольный, головой, вспоминая о прошлом; затем снова разлил виски по стаканам.
-- Да-а,-- задумчиво произнесла Бесси,-- милая компания тогда подобралась... Ты помнишь? Пятеро из приглашенных когда-то просили моей руки; все пели, танцевали, дурачились...
-- В то время,-- согласился с ней Моллой,-- ты в Бруклине была баба первый сорт, ничего не скажешь. Мой бутончик! -- И, закинув голову, опорожнил очередной стакан.-- Да уж, кое-что мне досталось,-- кое-что стоящее...
Моллой громко хохотал, наливая себе и Бесси снова.
-- Боже мой, как все же приятно быть двадцатилетним парнем! Господи, какое счастье!
-- Я помню тебя...-- начала Бесси, держа руку на фарфоровой крышке кухонного стола.-- С этими рыжими усами, лицо моложавое... готов выпить с любым желающим... обожаешь похохотать с девицами, шлепнуть по заднице... красив как король... А в голове бурлит столько мыслей,-- как уничтожить весь мир, постепенно, по частям. Ах, что это был за день! -- И, то и дело вздыхая, подносила ко рту стакан.
-- Но, мир, увы, до сих пор стоит на прежнем месте,-- отметил Моллой, трезвея.-- Винсент Моллой за последние двадцать шесть лет не причинил ему заметного вреда. Помнишь, я говорил тебе, что стану мэром Нью-Йорка?
-- Конечно,-- тихо подтвердила Бесси, медленно потягивая виски.-- И я верила тебе, каждому твоему слову.
-- И вот я стал семейным человеком,-- Моллой мрачно глядел в стакан, медленно разгоняя его содержимое,-- почтовым служащим. И это тот, кто в молодости обладал таким несокрушимым темпераментом! -- Горечь прозвучала в его голосе.
-- Истина заключается в том,-- подхватила Бесси,-- что, независимо от того, семейный ты человек или несемейный,-- все равно стал бы почтовым служащим.
-- Это с твоей стороны горький упрек,-- отвечал Моллой с чувством собственного достоинства.-- Очень горький упрек. От собственной жены! Кто заставлял меня сидеть по вечерам дома, развлекать тебя и детишек? А мне тогда требовалось проводить все свободное время в барах, в клубах демократов, заводить полезные знакомства.
-- Ты якшался со всякими подонками.-- Бесси выпрямилась на стуле.-Самые для тебя подходящие друзья.
-- Нет, ты так со мной не разговаривай! -- уже возмущался Моллой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27