– Я уже попыталась этим вечером и была поймана. Прим все знает, Крэйг. Он все мне рассказал. Баум, Анн-Мари… всю эту грязную затею. Я сейчас гуляю на привязи, неужели вы не поняли? Он знает, что я сделаю все, что он прикажет, из-за Гортензии, и следит за каждым моим шагом.
Крэйг остановился и взял ее под руку:
– Тогда давайте заставим его призадуматься. – И он повел ее сквозь толпу к сводчатым дверям.
В воздухе чувствовалась легкая прохлада, и они остановились под колоннадой, глядя на дождь.
– Ведите себя непринужденно, как обычно, смейтесь иногда, это неплохо, – сказал он. – Сигарета тоже вам не помешает.
Она взглянула на него, когда спичка осветила сильное лицо Крэйга.
– Почему, Крэйг? Почему?
– Что Прим рассказал вам? – спросил он.
– Что Анн-Мари работала на него. Крэйг тихонько присвистнул:
– Это потрясет Мунро. Ведь это значит, что у вас не было никакого шанса с самого начала, даже если бы Баум не засветил вас.
– Вы хотите сказать, что ничего не знали? Не могу поверить. Вы использовали меня, Крэйг, так же, как Анн-Мари. Я теперь знаю всю правду. Знаю, что вы с ней сделали.
– Ясно. А Рене?
– Он мертв. Застрелился, чтобы спасти меня, когда они пытались взять его.
Наступила тишина. Капли дождя тонкой пылью сеялись над их головами. Крэйг продолжил:
– Так, верите вы мне или нет, но все произошло следующим образом. Вся эта история с наркотиком и вашей сестрой – чистая случайность. Они собирались пробовать новый способ на каждом разведчике, возвращающемся с задания, но на этот раз что-то не сработало. Я узнал обо всем только вчера вечером от Баума. Рассказ о зверстве патруля СС придумал Мунро. Годится для великой цели и все такое, чтобы дать вам стимул для выполнения вашей части задания. Мне рассказали то же самое.
– А Баум?
– Я ничего не знал ни о нем, ни о его связях с германской разведкой до прошлого вечера. Мне сказали, что вас послали сюда с одной целью: занять место вашей сестры и завладеть любой информацией, которую удастся добыть, о совещании Роммеля по Атлантическому валу.
– Если это правда, то почему Мунро разрешил вам отправиться сюда?
– Он и не разрешал. Я нахожусь здесь по собственной инициативе. В данный момент Мунро, должно быть, сходит с ума. – Внезапно, с невероятным чувством облегчения, она поверила ему. Поверила до конца. – Этот бедолага Баум выпустил джинна из бутылки: он запил, поверив, что его дочь умерла всего шесть месяцев назад.
– Я знаю, – сказала Женевьева. – Прим сказал мне.
– Мунро все подтвердил. Сказал мне, что я должен повзрослеть. Что война – это ад и все такое. Потом он запер меня в камере на ночь, чтобы решить, что делать. Мне удалось вырваться и добраться до Холодной гавани.
Мартин Хейр и его ребята перебросили меня на И-боте. Джулия передала по радио Большому Пьеру, чтобы он встретил нас. Катер ждет нас у Гросне. Попасть сюда в таком мундире, как у меня, было несложно. У меня неприятное впечатление, что этот мундир мне идет.
– Вы просто сумасшедший! – сказала Женевьева.
– Я говорил вам, что я йелльский парень, ведь так? Теперь расскажите мне, что происходит здесь.
Она быстро и точно посвятила его в ситуацию. Когда она закончила, на террасе послышались шаги, и молодой лейтенант как бы случайно задержался у балюстрады, глядя на дождь. Женевьева весело рассмеялась, взяв сигарету, предложенную Крэйгом, и нагнулась к нему.
– Они теперь следят за мной каждую секунду. Уходите, Крэйг, пока это еще возможно.
– Нет, только не ценой вашей жизни. Думаете, я смог бы оставить вас на растерзание? Чтобы вы попали в камеру в главном здании гестапо на Рю де Сюссе? Я там побывал, и то, что они делают с людьми вроде нас, неприятно. Мы уйдем отсюда вместе или не уйдем совсем.
– Невозможно. Я никогда не оставлю Гортензию. А у вас пока еще есть шанс. Воспользуйтесь им.
– Какого черта я здесь делаю, как вы думаете? – прошипел он скороговоркой. – Вы действительно были настолько слепы там, в Холодной гавани? И думаете, что я каждый раз видел ее, когда смотрел на вас?
Его признание оставило Женевьеве только один выход, теперь уже ради спасения его жизни, а не своей собственной. И она повернулась и вошла в двери, прежде чем Крэйг успел ее остановить.
Прим стоял у камина и курил сигару. Он швырнул ее в огонь и пошел навстречу Женевьеве.
– Бедный полковник, от него уже избавились? – Потом его глаза слегка сощурились: – Что-то не так?
– Можно сказать, да. Старый любовник моей сестры, у которого до сих пор не угасла страсть. Память обо мне, можете себе представить, помогла ему выжить в России.
– Эти французы, – хмыкнул Прим. – Они так романтичны. Фельдмаршал скоро уезжает, между прочим. Он спрашивал о вас. С вами все в порядке?
– Конечно.
Он быстро улыбнулся:
– Вы необыкновенная женщина, Женевьева.
– Я знаю, и в других обстоятельствах…
– О, это уже похоже на плохую мелодраму.
– Жизнь очень часто и есть плохая пьеса. А теперь я заслужила бокал шампанского, как вы думаете?
Итак, фельдмаршал Эрвин Роммель покидал замок Вуанкур, и Женевьева стояла рядом с Гортензией, улыбалась и желала ему всего хорошего, как приказал ей Прим. Крэйга Осборна нигде не было видно, и это беспокоило ее. Женевьева почувствовала, что холод охватывает все ее существо. Ей совсем не хотелось возвращаться в комнату сестры.
Толпа начала расходиться, и Прим повернулся к ним:
– Пришло время отдыхать, мадам. Доброй ночи.
– Что-то он больно задумчивый, ты не находишь? – обронила Гортензия.
Женевьева подала ей руку, и они начали подниматься по лестнице, сопровождаемые Примом и лейтенантом, державшим в руке шмайсер.
– При первой же необходимости ты отсюда исчезнешь, слышишь меня? – буркнула Гортензия.
– И оставлю тебя одну? – спросила Женевьева. – Ты хоть на мгновение могла подумать, что я способна на такое?
Они уже были в верхней галерее. Прим кивнул, и молодой лейтенант принес стул, поставив его так, чтобы видеть двери обеих спален. Теперь он выглядел очень решительным, был бледен и сосредоточен.
– Вы действительно беспокоитесь о нашем благополучии этой ночью, – заметила Гортензия.
– Лейтенант Фогель на дежурстве, графиня, еще одного Райсшлингер поставил под ваш балкон. Желаю вам спокойной ночи.
Гортензия постояла в нерешительности, взглянула на племянницу и вошла в свою спальню. Прим повернулся к Женевьеве.
– Мне кажется, все прошло хорошо, – сказал он. – Фельдмаршал был доволен. Конечно, если бы он знал, что некая папка исчезла из его сейфа, пусть и на время, то не был бы так благодушен. Но, я думаю, мы сохраним это в тайне.
– Естественно. Для вас это тоже не очень-то хорошо, не так ли? Могу я уйти в свою комнату?
Он открыл ей дверь и равнодушно произнес:
– Доброй ночи, мисс Треванс.
Женевьева могла бы послать его к черту, но в этом не было никакого смысла. Поэтому она просто вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней. Она слышала бормотание, звуки удаляющихся шагов. Ключа в двери не было, а более внимательный осмотр показал, что задвижку тоже сняли. И пистолет, с которым она так старательно упражнялась, конечно, тоже исчез.
Она сняла платье, надела брюки и свитер и вышла на балкон. Дождь продолжался, было совсем темно. Она прислушалась и через несколько минут услышала легкий кашель часового. Все ясно: парапет, отделявший ее балкон от балкона Гортензии, был таким узким, что попытаться преодолеть его мог лишь опытный скалолаз.
Она вернулась в спальню, достала серебряный портсигар и открыла его. В нем не осталось ни одной сигареты, только катушка с фотопленкой в секретном отделении, теперь совершенно бесполезная. Она чувствовала себя уставшей и замерзшей и надела охотничий пиджак Анн-Мари, сунув портсигар в карман. Потом сняла с кровати пикейное покрывало, закуталась в него и устроилась на стуле у окна, оставив включенным свет. Как маленькая девочка, которая боится темноты.
Женевьева все-таки задремала на какое-то время, чувствуя себя ожесточенной и униженной, и вдруг почувствовала, как занавески слегка зашевелились. Потом они раздвинулись и в комнате возник Крэйг Осборн, держа в правой руке вальтер. Он все еще был в форме офицера СС. Крэйг поднял руку, предупреждая ее реакцию:
– Мы возьмем с собой и вашу тетушку. Удовлетворены?
Женевьеву внезапно охватило чувство невольного восхищения.
– Как вы сюда попали?
– Залез на балкон.
– Но внизу, кажется, часовой.
– Уже нет. – Он бесшумно подошел к двери и прислушался. – Что у них там снаружи?
– Молодой лейтенант с автоматом.
– Позовите его сюда. Скажите, что слышали на балконе что-то подозрительное, что-нибудь в этом роде. – Он вложил вальтер в кобуру и достал что-то из кармана. Раздался резкий щелчок, и в электрическом свете тускло сверкнуло лезвие. Оцепенев, она смотрела на Крэйга, и он слегка подтолкнул ее к двери. Женевьева пошла к двери, тихо постучала, потом открыла ее. Фогель мгновенно оказался на другой стороне коридора, держа автомат на изготовку.
– В чем дело? – резко гаркнул он на плохом французском. – Что вы хотите?
У Женевьевы так пересохло в горле, что она едва могла говорить. Повернувшись, она показала рукой на занавески, которые слегка колыхались на легком сквозняке.
– Мне кажется, я что-то слышала там, на балконе. Фогель постоял в нерешительности, потом шагнул вперед. Крэйг схватил его рукой за горло, уперся коленями в спину и выгнул назад, как лук. Женевьева даже не увидела, как скользнул нож, быстро отвернулась и услышала только слабый хрип. Почему-то вспомнила, как хорошо танцевал этот мальчик, и к горлу подкатил тяжелый комок. Послышалось шуршание – это Крэйг потащил тело в ванную. Потом вернулся в комнату, держа в руках шмайсер.
– Все в порядке?
– Да. – Она глубоко вздохнула. – Да, конечно, со мной все в порядке.
– Тогда пошли.
Гортензия сидела в постели и читала книгу, набросив на плечи шаль. Она совершенно не удивилась, как всегда, полностью владея собой.
– Я вижу, Женевьева, ты успела обзавестись другом?
– Не обращай внимания на его мундир, тетя.
– Майор Осборн, мадам.
– Полагаю, вы пришли за моей племянницей?
– И за вами. Она не может жить без вас. Гортензия достала сигарету из ящика секретера и прикурила от серебряной зажигалки. Женевьева быстро вытащила свой пустой портсигар и наполнила его.
– Вы знакомы с творчеством английского романиста Чарльза Диккенса, майор Осборн? – спросила Гортензия. – Вы читали «Сказку о двух городах», в которой некто мистер Сидней Картон в славном акте самопожертвования идет на гильотину вместо другого человека? Мы всегда были привержены подобным жестам в нашей семье. – Она выпустила дым длинной струйкой. – Де Вуанкуры всегда слишком высоко ценили благородные жесты. – Она повернулась к Женевьеве: – Как бы ни были они неуместны.
– У нас очень мало времени, мадам, – терпеливо произнес Крэйг.
– Тогда, майор, побыстрее уходите, пока это еще возможно. Уходите оба. – Женевьеву вдруг охватила такая паника, что она потянулась к тетке, чтобы стащить с нее пижаму. Но Гортензия с удивительной силой схватила ее за запястье. – Слушай меня! – В ее голосе слышались железные нотки. – Однажды ты сказала мне, будто знаешь, что у меня больное сердце?
– Но это неправда! Еще одна ложь, которую вбили мне в голову, чтобы заставить отправиться сюда.
– Анн-Мари знала и верила. Это я сама придумала, чтобы как-то объяснять окружающим тот озноб, который в последнее время донимает меня все чаще. Я никому об этом не говорила. У каждого своя гордость.
В комнате воцарилась такая тишина, что было слышно, как тикают часы.
– А на самом деле? – прошептала Женевьева.
– Пройдет месяц, может быть, два, и начнутся боли. Я уже сейчас чувствую их. Доктор Марэ не пытался меня успокаивать. Он слишком старый друг для этого.
– Это неправда, – рассердилась Женевьева. – В этом нет ни слова правды!
– Ты когда-нибудь внимательно смотрела на меня, cherie? – Гортензия взяла ее за обе руки. – Посмотри получше. – Прозрачная, с зеленоватым оттенком кожа. Гортензия говорила правду, Женевьева знала это. Почудилось вдруг, что детство безвозвратно ушло. Ее охватило чувство абсолютной опустошенности, которое было почти невыносимым. – Ради меня, девочка, – Гортензия поцеловала ее в обе щеки. – Сделай это для меня. Ты всегда отдавала мне свою любовь, щедрую, неэгоистичную. Это было самым ценным в моей жизни, теперь я могу признаться тебе в этом. Неужели ты откажешь мне в праве вернуть тебе долг? – Женевьева с дрожью отшатнулась, не в силах ответить. Гортензия продолжила: – Оставьте мне один из ваших пистолетов, майор.
Это прозвучало как команда. Крэйг достал свой вальтер и положил его на кровать рядом с ней.
– Гортензия… – Женевьева потянулась к тетке, но Крэйг перехватил ее.
– Теперь уходите, – сказала графиня. – Пожалуйста, поторопитесь.
Крэйг открыл дверь и начал выталкивать Женевьеву из комнаты. Ее глаза заволокло горячей пеленой. Слез не было. Она видела свою тетку последний раз: та сидела на кровати, положив одну руку на вальтер, с улыбкой на губах.
В тишине они спустились по главной лестнице. Внизу было тихо и пусто.
– Где Прим? – шепотом спросил Крэйг.
– В кабинете, в библиотеке. Он и спит там. Из-под двери библиотеки пробивался свет. Крэйг остановился, держа на изготовку шмайсер, осторожно повернул ручку двери, и они вошли внутрь.
Прим сидел у камина и работал с какими-то бумагами, совершенно поглощенный своим занятием. Он посмотрел на них, не выразив никакого удивления, как всегда, полностью владея собой.
– А, любовник… Не совсем тот, за кого себя выдавал?
– Возьмите его пистолет, – сказал Крэйг Женевьеве по-английски.
– Американец… – Прим кивнул. – Конечно, стрельба из этого шмайсера поднимет на ноги все имение.
– Но вы-то уже будете мертвы.
– Да, мне эта мысль тоже пришла в голову.
Прим встал, держа руки на столе. Женевьева обошла его и вытащила вальтер из кобуры.
– А теперь, – сказал Крэйг, – бумаги. Материалы совещания по Атлантическому валу. Может быть, они в этом сейфе у вас за спиной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31