Каблуки Райсшлингера щелкнули.
– Цу бефель, штандартенфюрер. – Он вскинул руку в нацистском приветствии и вышел строевым шагом.
– Спасибо, – едва слышно произнесла Женевьева.
– Вы проявили себя хорошим бойцом. Вас этому научили в школе?
– Программа была очень разнообразной. Заиграла новая мелодия, и она ужаснулась, узнав голос. Эл Боули, любимый певец Джулии.
– Я тоже люблю сам выбирать компанию, – усмехнулся Прим. – Можно пригласить вас на этот танец?
Они вошли в круг танцующих. Он был отличным танцором, и все вдруг показалось ей не таким уж и страшным. И все же она была разведчицей, окруженной врагами. Если бы они узнали, то что бы сделали с ней? Бросили бы в те подвалы гестапо в Париже, где мучили Крэйга Осборна? Трудно забыть все это, смеяться, весело болтать.
– О чем вы думаете? – прошептал он.
– Так, ни о чем особенном.
Было удивительно приятно и легко плыть в танце по залу сквозь табачный дым. Музыка была ритмичной, и Женевьева вдруг поняла, что пел Боули: «Маленькую леди Мэйк Билив».
Странный выбор. В последний раз она слышала эту песню в Лондоне. Она была тогда медицинской сестрой и так устала после многочасового дежурства, что не могла спать и пошла в клуб с американским летчиком из эскадрильи Игл. Эл Боули недавно погиб во время бомбежки, и американец засмеялся, когда она сказала, что это ужасно. Женевьева пыталась заставить себя влюбиться в этого летчика, потому что все вокруг казались влюбленными. А потом он вдребезги разбил ее романтические грезы, предложив ей переспать с ним.
Вдруг Прим произнес:
– Вы, кажется, не заметили, что музыка перестала играть?
– Что говорит о том, как я устала. Думаю, мне лучше пойти спать. У меня был, если так можно сказать, интересный вечер. Пожелайте за меня доброй ночи генералу.
Появился солдат с запиской. Прим взял листок и начал читать, а она из любопытства осталась: в записке могло быть что-нибудь важное. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он положил послание в карман.
– Тогда спокойной ночи, – сказал Прим.
– Доброй ночи, полковник. – Она вдруг почувствовала себя так, как будто ее отодвинули в сторону: очевидно, в этой бумаге было что-то такое, что ей следовало бы знать. Вот было бы странно, если бы Роммель не приехал. И все отменилось бы. Нет, это не было бы странно. Это было бы просто великолепно. Она осталась бы в замке. Они бы плыли по течению до конца войны, а потом она, скорее всего, поехала бы домой, к своему отцу. Она вдруг испытала неловкость, подумав, что прошло так много времени с тех пор, как она в последний раз вспоминала о нем.
Женевьева поднялась по лестнице и прошла по коридору в свою комнату. Войдя, она вдруг почувствовала, что Анн-Мари здесь, в комнате, словно темный дух, и вынуждена была выйти на балкон в холодную тишину вечера.
Женевьева сидела в кресле-качалке, вспоминая сестру и то, что с ней произошло. Это люди из СС, ее палачи, уничтожили ее, такие же, как Макс Прим. Но это чепуха. Он совсем другой.
Внизу послышались тихие шаги, она посмотрела вниз и увидела фигуру человека, выделявшуюся на фоне окна комнаты, из которой он только что вышел. Человек стоял совершенно тихо, и она вдруг поняла, что перестала раскачиваться в кресле и почти не дышит.
Женевьева не знала, сколько следила за ним, невидимая в тени, но он был совершенно неподвижен. Между ними возникла тихая гармония, почти иллюзорная: ведь он не знал о ее присутствии. Он повернулся, свет из окна осветил его лицо, и он посмотрел вверх, на балкон.
– Эй, там, – тихо произнесла Женевьева сверху. Прошла минута, прежде чем он ответил:
– Вам не холодно? – спросил он.
Где-то у внешней стены залаял сторожевой пес, нарушив тишину, ему тут же ответили другие. Прим подбежал к парапету и наклонился, лицо его напряженно застыло. Ужас прошел. Псы были вполне реальны. В нижнем саду слышался шум, голоса, вспыхивали фонари.
Зажегся прожектор. Его луч двигался по земле, словно желтая змея, пока не высветил свору из пяти или шести эльзасских псов, преследовавших убегавшего человека. Они настигли его у нижнего фонтана. Он упал, и собаки бросились на него сверху. Мгновение спустя появились караульные, чтобы оттащить их.
Женевьева похолодела от ужаса, видя, как несчастный обливается кровью. Прим что-то крикнул по-немецки, и тотчас молодой сержант подбежал через поляну, чтобы доложить о случившемся. Через несколько минут сержант вернулся к фонтану, и рычавших псов и пленника увели прочь.
– Местный браконьер охотился на фазанов, – мягко сказал Прим. – Он совершил большую ошибку.
Она тут же возненавидела его, отождествив в своем сознании с грубостью войны, жестокостью, которая калечила жизни простых людей, хотя сама была де Вуанкур: в прошлом веке они отрубили бы браконьеру правую руку.
Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.
– Я думаю, мне лучше пойти спать. Доброй ночи, полковник Прим, – и она отступила в тень.
Он стоял, все так же глядя на нее снизу вверх. Прошло несколько долгих минут, прежде чем он повернулся и ушел.
Глава 13
«Гренадер» находился в углу мощенного булыжником двора дома на Чарльз-стрит. Крэйг вошел и оказался в типичном лондонском пабе – столы с мраморным верхом, огонь в камине за маленькой решеткой, бар красного дерева, батарея бутылок на фоне огромного зеркала. Народу было немного. Двое дежурных Гражданской обороны в форме играли в домино у огня. Четыре человека в рабочих спецовках сидели в углу, наслаждаясь пивом. Барменша, поблекшая блондинка среднего возраста в тесной атласной кофте, стреляла глазами, отрываясь от журнала, который читала за баром. Ее глаза оживились, когда она увидела мундир Крэйга.
– Что я могу предложить вам, миленький?
– Виски с водой, – ответил он.
– Даже не знаю. Вы, янки, всегда хотите слишком многого. Вы слыхали об ограничении на спиртное? – Она улыбнулась: – Ну да ладно, капелька для вас найдется.
– Я надеялся найти здесь своего друга, доктора Баума…
– Это тот маленький иностранный доктор из приютного госпиталя вверх по дороге?
– Совершенно верно.
Она наливала виски за стойкой, пряча его от других посетителей.
– Он сидит в уютном уголке, за той стеклянной дверью, приятель. Он там почти каждый вечер. Любит быть один.
– Благодарю. – Крэйг заплатил и взял стакан. Она продолжила:
– Он не просыхает все эти дни. Посмотрите, может, сможете уговорить его сбавить темп.
– Значит, он один из ваших регулярных посетителей?
– Да, пожалуй. С тех пор как руководит клиникой – вот уже три года.
Здесь явно можно было кое-что выловить, Крэйг это понял. Он достал сигареты и протянул ей.
– Но ведь доктор не все время так сильно пил, не так ли?
– В том-то все и дело. Обычно он приходил каждый вечер, в одно и то же время, садился на стул в конце стойки, читал «Таймс», выпивал стаканчик портвейна и уходил.
– Так что же произошло?
– Ну, у него умерла дочь, вы разве не знали?
– Но это же случилось давно. Еще до войны.
– А вот и нет, красавчик. Здесь вы ошибаетесь. Это случилось примерно шесть месяцев назад. Я хорошо это помню. Он был ужасно расстроен. Пошел в уголок и лег головой на стойку, обхватив ее руками. Он ужасно плакал тогда. Я налила ему большой стакан виски и спросила, в чем дело. Он сказал, что только что получил плохие вести. Ему передали, что его дочь умерла.
Крэйг ухитрился изобразить равнодушие:
– Меня, очевидно, неверно информировали. Неважно. Я поговорю с ним сейчас. – Он допил виски. – Налейте мне еще и Бауму тоже.
Он открыл дверь с витражным стеклом и очутился в длинной уютной комнате. Главная стойка бара проходила и в нее. В прежние времена это помещение предназначалось только для дам. Кожаные скамейки шли вдоль стены, в уголке был еще один камин с маленькой решеткой, около него сидел Баум со стаканом в руке. Он выглядел потрепанным и заброшенным, одежда висела на нем – так он исхудал. Глаза налились кровью, щеки заросли щетиной.
– Привет, доктор, – сказал Крэйг.
Баум удивленно поднял глаза. Его речь была невнятной, алкоголь явно уже подействовал:
– Майор Осборн? Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно. – Крэйг сделал знак, и белокурая барменша подошла с новыми порциями для них.
– А, Лили, это мне? Как хорошо, – пробормотал Баум.
– Вы много пьете, доктор. – Она покачала головой и вернулась к главной стойке.
– Джек Картер сказал мне, что позвонит вам, чтобы устроить мой визит в больницу, – небрежно бросил Крэйг. – Я обещал Женевьеве Треванс проведать ее сестру.
Баум провел рукой по лицу, сдвинул брови и кивнул:
– Да, капитан Картер звонил мне.
– Как она?
– Не очень хорошо, майор. – Он покачал головой и вздохнул. – Бедная Анн-Мари. – Он потянулся за своим стаканом портвейна. – А мисс Женевьева, вы слышали что-нибудь о ней?
– Слышал о ней? – переспросил Крэйг.
– Ну, оттуда. С другой стороны.
– Так вы и об этом знаете?
Баум скорчил хитрую мину, поднеся палец к носу:
– Знаю, хоть и немного. Быстрый бот, ночной рейс. Она, эта девочка, должна быть хорошей актрисой.
Крэйг постарался говорить естественным, свободным тоном:
– Лили сказала мне, что ваша дочь умерла шесть месяцев назад.
Баум кивнул, впадая в сентиментальное настроение, его глаза наполнились слезами.
– Моя любимая Рэйчел. Ужасное горе.
– Но… она ведь была в Австрии, как же вы узнали? – мягко спросил Крэйг. – Красный Крест?
– Нет, – быстро ответил Баум. – Мне сообщили наши люди. Еврейское подполье. Слышали о нем? «Друзья Израиля».
– Конечно, – ответил Крэйг. Баум внезапно забеспокоился:
– А почему вы спрашиваете?
– Просто я всегда считал, что ваша дочь умерла до войны, после того как вы сбежали в Англию.
– Вы ошибаетесь. – Казалось, Баум внезапно протрезвел. Он вдруг встал. – Я должен идти. Мне нужно работать.
– А как насчет Анн-Мари? Я бы хотел увидеть ее.
– Может быть, потом, майор. Доброй ночи.
Баум вышел. Крэйг последовал за ним. Лили заметила:
– Он вылетел отсюда как ракета.
– Да, похоже. Странно, правда?
– Может, еще стаканчик, дружок?
– Нет, спасибо. Все, что мне нужно, это долгая прогулка, чтобы прочистить мозги. Может, увидимся позже. – Он мило улыбнулся ей и вышел.
Один из дежурных ГО подошел к стойке:
– Две пинты, Лили. Слушай, ты видела ордена этого янки?
– У него их полная грудь!
– Слишком тяжелая ноша, – заметил он. – Я бы с ним не поменялся.
Была половина девятого, когда Крэйг поднялся по ступенькам дома на Хастон-Плейс и позвонил в квартиру, расположенную в полуподвале.
– Это Крэйг, Джек, – сказал он в переговорное устройство.
Дверь открылась, он вошел, дойдя по коридору до ступенек, ведущих в подвал. Картер стоял внизу.
– Как ты справился с ОСС?
– Они держали меня большую часть дня.
– Пошли. – Картер повернулся и пошел в свою квартиру, Крэйг последовал за ним. – Выпьешь? – спросил Картер.
– Нет, спасибо. Я лучше покурю, если ты не возражаешь. – Он взял сигарету. – Спасибо, что позвонил Бауму насчет меня.
– Значит, ты нашел его? – Картер налил себе виски.
– Да, и имел с ним разговор. Не в больнице, а в местном пабе. Похоже, он заливает горе.
– Я не знал об этом, – удивился Картер.
– Все началось шесть месяцев назад, когда он получил известие от «Друзей Израиля», что его дочь убили немцы.
– Да… этого достаточно, чтобы начать пить. – Картер говорил возбужденно.
– Конечно, но только одна деталь не укладывается в схему, – заметил Крэйг. – Как я понял, Баум удрал из Австрии в последний момент, перед самым началом войны, уже после того, как нацисты убили его дочь. Мунро сам сказал мне это однажды вечером за стаканом виски в Холодной гавани. Я заинтересовался тем, что происходит в госпитале в Роуздене, когда сам был его пациентом, и теперь вот Анн-Мари.
– И что дальше? – спокойно спросил Картер.
– Мунро сказал мне, что Баум предложил свои услуги разведке. Он хотел отомстить. Они тщательно проверили его и решили, что он не годится для оперативной работы.
– Это, скорее всего, правда, – заметил Картер.
– Что правда, а что нет, Джек? Когда умерла его дочь: в тридцать девятом или шесть месяцев назад?
– Видишь ли, Крэйг, ты многого не знаешь в этом деле…
– Это легко проверить, – сказал Крэйг. – Выслушай меня. Что ты скажешь о такой схеме: нацисты захватили дочь Баума и предложили ему торг: если он хочет, чтобы она осталась в живых, он должен предложить свои услуги британской разведке, продолжая одновременно работать на них, в противном случае…
– Ты прочел слишком много шпионских романов, – засмеялся Картер.
– А потом что-то у них срывается. Дочь умирает в лагере. Хозяева Баума молчат об этом, но еврейское подполье сообщает ему. Баум – порядочный человек, он и прежде работал на них ради спасения своей дочери, а теперь действительно хочет мстить.
– Ну и что же он, по-твоему, сделал?
– Пошел к Дугалу Мунро и все ему рассказал. Вопрос о наказании не стоит. Он слишком ценен как двойной агент. – Картер ничего не ответил, и Крэйг потряс головой: – Но есть еще что-то. Анн-Мари и Женевьева. Здесь все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Я прав, Джек?
Картер вздохнул, подошел к двери и открыл ее.
– Дорогой мой Крэйг, ты переутомился. Ты слишком много работал последнее время. Топай-ка в квартиру в подвале. Хорошенько выспись. Утром тебе все покажется не таким мрачным.
– Ты хороший человек, Джек, порядочный человек. Такой же, как Баум. – Крэйг скрипнул зубами. – Но вот тот, наверху, беспокоит меня. Он действительно верит, что цель оправдывает средства.
– А ты разве не веришь? – спросил Картер.
– Конечно, нет, а иначе мы ничем не отличаемся от тех, против кого деремся. Доброй ночи, Джек.
Крэйг пошел вниз, а Картер моментально поднял трубку внутреннего телефона, висевшего у двери и позвонил на квартиру Мунро.
– Бригадир, мне нужно срочно видеть вас. Крэйг Осборн кое-что узнал. В отношении Баума. Хорошо. Я поднимусь.
Дверь была слегка приоткрыта. Стоя в тени коридора, Крэйг слышал весь разговор. Когда Картер пошел наверх, американец пробрался к парадной двери и тихо вышел.
Чуть позже десяти, когда Крэйг добрался до больницы в Хэмпстеде, шел сильный дождь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31