— Для его исследований, — кивнула в сторону Грегори Алуэтта. — Он собирался строить для себя простой дом, но, решив разделить с ним его уединение, я настояла на некоторых элементах роскоши.— Так вы планируете жить здесь только вдвоем, в полной изоляции от остальных людей? — недоверчиво спросила Корделия.— Так предполагалось, — поджала губы Алуэтта. — Вначале Грегори был не против моего общества и моей помощи в поисках решения мировых проблем. Хотя сейчас, похоже, он придерживается иного мнения.— В самом деле? — Корделия не могла не почувствовать негодования собеседницы. — Вы хотите сказать, что он принимает все ваши дары без малейшей радости или благодарности?— Нет, — запнулась Алуэтта. — До сегодняшнего дня мне казалось, Грегори вполне доволен моим присутствием.— Доволен? — Корделия и сама начинала злиться на брата. — А он признавался вам в любви?Помолчав, девушка вынуждена была признаться:— Да, несколько раз.— Рада слышать, — кивнула Корделия. — Нам-то он рассказывал о своей любви к вам! Несчастной любви, как он считал, ведь Грегори не рассчитывал на ответное чувство. Подумайте, мадемуазель, неужели бы он охладел, получив такой подарок от судьбы?— Похоже на то, — мрачно ответила Алуэтта.— А он знает о вашей любви? Вы говорили ему об этом?Прежде чем ответить, Алуэтта задумалась.— Ну, нет… Но и без того я дала ему все доказательства моей любви. Любому мужчине этого было бы достаточно!— Но только не заучившемуся школяру, который понятия не имеет о своей мужской ценности! — возразила Корделия.— О, но Грегори замечательный любовник! — вспыхнула Алуэтта, но тут же смутилась:— То есть… Я не то имею в виду…— Не стоит, — усмехнулась Корделия, — меня вовсе не шокирует ваше признание. Да и сестринской ревностью я не страдаю. На самом деле ваши слова меня успокаивают и радуют!Затем улыбка ее угасла.— Я достаточно хорошо знаю брата, и не могу поверить, что он так страстно желал вашей любви и разочаровался, едва получив ее! Здесь что-то другое! Пойдемте спросим его!Алуэтта в тревоге встрепенулась, но ее собеседница уже решительно шагала прочь.— О нет! Не надо! — бросилась за ней девушка. — А вдруг он не желает меня больше видеть?— Тогда лучше узнать это прямо сейчас, — Корделия была непреклонна.— Но если он скажет это, то я не смогу больше оставаться здесь!Корделия не верила своим глазам! Неужели это была та самая женщина, которая без малейших колебаний собиралась отбить у нее Алена, а возможно, и лишить ее жизни!— Лучше знать самое худшее, — бросила она через плечо, направляясь к брату.Тем временем Гвен подошла к сыну, который как раз закончил укладывать очередной блок и повернулся к ней. Он попытался выжать из себя вежливую улыбку, и материнское сердце тоскливо сжалось. Чтобы выиграть время, она оглядела тридцатифутовую стену и похвалила:— Это поистине удивительно, сын мой!— Не с такой замечательной помощницей, — бодро ответил Грегори, однако на лице его отразилось смятение, которое он, впрочем, тут же изгнал.Гвен мысленно исследовала стену, убедилась в ее телепатической непроницаемости и сделала соответствующие выводы.— Я рада за тебя, Грегори, — сказала она вполголоса. — В этом месте ты обрел истинную любовь, а также дело всей жизни. И Алуэтта, наконец-то, сможет примириться со своим прошлым.— Ты права, — удивленно проговорил он. — Я, честно говоря, не рассматривал события в таком ключе.— Ну так рассмотри, — посоветовала мать, а затем ласково спросила:— Что может тревожить человека, перед которым лежат такие богатства?— Все это так, — признал юноша, — но я сомневаюсь, что Алуэтта любит меня, ведь она ни разу не сказала это.— Ты и так знаешь, — возразила Гвен. — И, поверь, ее любовь лишь возрастет, если ты будешь честен с ней.— Да, но… — маска спокойствия слетела с Грегори. — Но она стала пленницей этой любви! Хороший же из меня любовник, мама, если я обрекаю свою избранницу на бессрочное заключение в этом месте, где она лишена человеческого общения и вынуждена довольствоваться лишь моим обществом!Гвен с минуту изучала возбужденное лицо своего сына, и от сердца у нее отлегло.— Не думаю, чтобы она в ближайшее время жаловалась на это, сын мой! А если уж она заскучает, то, будь уверен, отправится путешествовать, куда душе ее будет угодно. Поедешь ли ты с ней в этом случае?— Конечно же! — горячо воскликнул юноша. — Но, подумай, что за радость такой доброй и любвеобильной женщине до конца своих дней быть привязанной к отшельнику-книжнику! Нет, естественно, изредка будут выпадать случаи, когда Короне понадобится наша помощь в каких-то сложных делах. Но по окончании мы снова окажемся здесь, в полном одиночестве! Как я могу при этом надеяться сохранить ее любовь?— А ты не думаешь, сын мой, что после всех испытаний, через которые прошла твоя возлюбленная, она и сама предпочтет такое уединение с человеком, которому доверяет?Грегори молчал, обдумывая услышанное, а мать не торопила его. Когда же, по ее мнению, пауза затянулась сверх меры, она сказала:— А разве себя ты не обрекаешь на заточение, сын мой?— Да, конечно, но я сам это выбрал, — возразил юноша.— Так же, как и она.— Что она?В этот момент показалась размашисто шагающая Корделия, за ней спешила взволнованная Алуэтта.— Так что она? — воинственно спросила сестра, уперши руки в бока и сверкая глазами на Грегори.— Она была настолько глупа, что выбрала меня! — помертвев, ответил юноша.— Глупа? — воскликнула Алуэтта.— Теперь ты веришь? — спросила Корделия, бросив на нее быстрый взгляд и вновь воззрившись на брата.Однако голос ее смягчился, когда она вновь обратилась к нему:— Но в этом нет ничего глупого, братишка!— Ты так думаешь? — покачал головой Грегори. — Ведь такой выбор подразумевает жизнь в заточении.Подумай, ведь она выбирает изгнание, полную изоляцию и все! И это она! Женщина, которая заслуживает, чтоб ее холили и лелеяли, чтоб ею восхищались…Алуэтта, как зачарованная, шагнула к нему.— Так холь меня! Лелей! Восхищайся!— Конечно! — отозвался он. — Но ты достойна большего! Ты заслуживаешь поклонения толпы, обожания Мужчин и зависти женщин!— У меня все это было бы, если б я хотела! — сказала Алуэтта, обвивая его шею руками. — Но что мне было нужно больше всего, так это любовь и преданность единственного достойного мужчины! Я, наконец, обрела то, что искала! И если вы думаете: я откажусь от своего счастья, то вы просто глупец, сэр!— Нет, в этом я не сомневаюсь, — Грегори на глазах оттаивал от близости любимой девушки. — Но все же, одиночество..— Уединение, — поправила Алуэтта. — Которое я приветствую! О, возможно, через год-два или три мне захочется снова оказаться среди людей, разве вы откажетесь тогда сопровождать меня?— С огромной радостью! — возбужденно воскликнул юноша.— Тогда из-за чего же вы терзаетесь, любовь моя?При этом слове «любовь» Грегори окаменел. Но ненадолго, потому что девушка прильнула к нему в страстном поцелуе.Мать с дочерью обменялись понимающими взглядами и заулыбались.Когда молодые люди, наконец, оторвались друг от друга, Грегори едва выдохнул:— Но из-за меня вам придется распроститься со своей свободой!— Какие пустяки! — отмахнулась девушка. — В конце концов, если исполняется мое единственное желание — остаться с вами наедине, это ли не свобода, о которой вы говорите?— Как вы можете быть свободны делать что-то, не делая этого? — задумчиво сказал юноша.— А разве не об этом самом говорил какой-то мудрец? — засмеялась Алуэтта.— Нет, — возразила Корделия. — Это был поэт, рассказывающий о мудреце!Она повернулась к брату:— А может, ты таким образом оплакиваешь свою собственную свободу?— Я полагаю, сестра, что любой человек, посвятивший себя чему-то большему, чем он сам, действительно приносит свободу в жертву. Неважно, во имя чего: женитьбы и семьи или построения империи, накопления денег или создания произведения искусства, или же получения новых знаний.— В чем-то ты прав, — рассудительно, с высоты своих лет, сказала Гвен. — Однако ошибочно думать, что можно посвятить себя двум призваниям одновременно.Хотя без этого нет настоящего счастья — только одиночество и бесцельное существование, которое рано или поздно приводят человека к внутреннему разладу и толкают на поиски удовольствий, не приносящих счастья.— Так чему же люди должны служить, мама? — тихо спросил юноша.— У каждого своя судьба, сын мой, — ответила Гвен. — Иди туда, куда зовет тебя твое счастье.— Ну, что ж, я свое счастье нашел! — Грегори взял обе руки Алуэтты в свои и посмотрел ей в глаза.Влюбленные молчали, не отрывая взгляда друг от друга. Выждав несколько минут, Гвен деликатно кашлянула, но это не возымело никакого действия. Тогда она обратилась к дочери:— Ну, нам, пожалуй пора! Довольно медлить!— Думаю, ты права, мама, — согласилась Корделия. — Прощайте, вы, двое! Если встретим по дороге священника, пришлем его к вам.— Будем рады, — ответил Грегори, по-прежнему не отрывая взгляда от девушки. — До свидания, мама и Корделия!— До свидания, — ответила Корделия, вскакивая на метлу.Поднявшись в небо и бросив взгляд вниз, где остался ее брат, она увидела, что влюбленные снова слились в счастливом поцелуе.— Думаю, мы можем больше не беспокоиться о нем, — бросила она, пролетая мимо матери.— Слава Богу, — ответила та. — Это — впервые с тех пор, как ему исполнилось тринадцать.А на земле под ними Алуэтта наконец прервала затянувшийся поцелуй и скомандовала:— За работу, мой пылкий влюбленный! К ночи нам надо закончить нашу крепость и покрыть ее крышей!— Тому есть причина? — улыбнулся Грегори.— Да еще какая! — в голосе Алуэтты звучало обещание. — Вперед, за работу!Еще один, последний поцелуй! И влюбленные рука об руку вернулись к постройке своей башни из слоновой кости.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43