Мерзавцы! Кто бы ни был их вдохновителем, он достоин хорошей пеньковой веревки! Найти бы этого парня, протащить по горячим углям, вздернуть на дыбе и четвертовать!— Брось, сестренка, нет никакого парня — это дело рук Финистер, — тихо сказал Грегори. — Сама можешь заглянуть в ее мозг и убедиться.Корделия резко остановилась и в замешательстве уставилась на женщину перед ними. Она так долго спорила с братом, а сейчас, в гневе, собственноручно вынесла ведьме приговор. Во сне Финистер выглядела такой невинной, беззащитной и ранимой — у Корделии невольно защемило сердце. Даже сознание того, что эта женщина в недавнем прошлом намеревалась погубить всю ее семью, не могло развязать руки девушке. Она была просто не способна взять на себя роль палача Финистер!— Прости, Грегори, я…я погорячилась.— Я знаю, сестричка, — мягко произнес юноша. — Но я-то — нет! Твои чувства легко понять, а как насчет моих?Увы, Корделия не нашлась, что ответить. Это был трудный вопрос.— Простит ли она меня когда-нибудь, если мы оставим ее в живых? — в тихом голосе Грегори слышалась мука, взгляд не отрывался от Финистер.— Ей вовсе не обязательно все знать, — с живостью возразила Корделия.— Но она имеет на это право, — возразил юноша, — особенно, если я надеюсь когда-нибудь заслужить ее любовь.— Возможно, — согласилась Корделия, — но наш случай особый: ведь твоя любовь сохранит ей жизнь.Грегори нахмурился в раздумье.— Любовь, построенная на обмане, долго не проживет.— Да брось, Грегори, я знаю много случаев, когда это удавалось.И так далее. Аргументы, контраргументы… Корделия начала находить удовольствие в этой игре. По крайней мере, ее брат впервые выказал интерес к каким-то отношениям, выходящим за рамки семейства Гэллоуглассов. Девушка почти огорчилась, когда в небе показалась их мать. Заходя на мягкую посадку, Гвен проскользнула на своей метле над верхушками деревьев, примяла траву на поляне — и вот она уже здесь. Она спешилась и с Удивлением уставилась на спящую женщину.— Кто эта дева? И какая помощь ей требуется?Брат с сестрой обменялись нерешительными взглядами, каждый ждал, что другой возьмет инициативу на себя.— Я влюбился в нее, мама, — наконец промолвил Грегори.— Влюбился? — во взгляде Гвен, когда она посмотрела на своего младшенького, промелькнуло удивление.Затем она на мгновение крепко прижала его к себе и снова отстранилась, широко улыбаясь.— Я долго ждала этого, сын мой! И теперь так рада за тебя!— Нечему радоваться, мама, — глухо произнес Грегори. — Ведь это по ее приказу и именно ее люди пытались нанести удар нашей семье.Шокированная Гвен резко развернулась и посмотрела на хрупкую блондинку, спящую на траве. В воздухе запахло грозой.Грегори заторопился, желая отсрочить катастрофу.Он решил сразу выложить все самое худшее:— Это — та самая ведьма, что так мучила Магнуса, а затем пыталась отбить Алена у Корделии, а Джеффри — у Ртути.— Ведьма Морага! — лицо Гвен окаменело.— Морага — всего лишь одно из обличий, полученное путем проекции в нашем сознании. Она такова, какой хочет выглядеть, — пояснила Корделия.— Что ж, значит, эта женщина — весьма могущественный телепат, — констатировала Гвен.Она подняла на сына взгляд, преисполненный сострадания.— Но, если это так, сын мой, то значит, ты вовсе не влюбился, а пал жертвой обмана!— А разве это делает мою любовь менее реальной? — в голосе Грегори одновременно слышались надежда и смятение.Гвен открыла было рот, чтоб ответить, но промолчала.— Но, мама, многие женщины заполучили любовь благодаря уловкам и чарам, — отважилась заметить Корделия.— Скорее, это были увлечения, — парировала Гвен. — Если же они переросли в истинную любовь, значит, в их основе лежали сходство характеров и симпатия, а отнюдь не обман.— Возможно, мы с ней и были бы похожи, если б нас воспитывала одна мать, — возразил Грегори. — Если б ее сердце и душа не были исковерканы представителями зла, которые преследовали собственные цели?Может, тогда мы полюбили бы друг друга за ум и доброту, а не за внешность?Гвен долгим взглядом окинула спящую женщину.— Бесполезно говорить о том, что могло бы быть, Грегори, — произнесла, наконец, она. — Ведь ее воспитали именно такой, какова она есть. Не понимаю, как можно любить женщину, которая способна заколоть тебя ночью, спящего?— А мне не надо спать, — поспешно сказал Грегори. — Мне достаточно находиться в трансе, в котором я вполне могу обеспечить себе защиту.— Это не ответ на мой вопрос.— Мама, мы думали о том, чтобы излечить ее, — осторожно сообщила Корделия.Гвен стояла без движения.— Сначала я считал, что должен казнить ее, — начал рассказывать Грегори. — Но затем у Корделии появилась мысль о темнице, из которой наша пленница не смогла бы бежать. Не смогла, потому что не захотела бы. Это была бы некая зачарованная долина, где она поселится со своим идеалом, мужчиной, сотворенным нами из ведьминого мха.— Мы планировали обнести долину невидимой стеной и поставить эльфов для охраны — на случай, если она утратит интерес к своему возлюбленному и решит бежать, — поспешно добавила Корделия.— Этого мало, — Гвен была непреклонна. — Если не стереть в ее душе стремление убивать и ранить, она по-прежнему будет представлять угрозу для всех нас и Рано или поздно сможет осуществить ее.— Но разве нельзя действительно избавиться от этого губительного стремления? — спросила Корделия.Гвен все так же стояла без движения.— Я мог бы попытаться в одиночку, — сказал Грегори, — но, боюсь, не хватит сноровки. Да и знания мои в основном касаются пси-способностей, а не нужной области.— Я знаю кое-что о чувствах и побудительных мотивах поступков, но, к сожалению, недостаточно, — пожаловалась Корделия.— Увы, я тоже, — наконец проговорила Гвен.Над поляной повисла мертвая тишина.Плечи Грегори поникли.— Значит, надежды нет.С несчастным лицом он шагнул к Мораге, взгляд сделался пронзительным, и обе женщины почувствовали ту силу его концентрации, которая позволяла замедлять дыхание спящей ведьмы.— Нет, сын! — в ужасе воскликнула Гвендолен. — Нельзя убивать, если она не представляет для тебя непосредственной угрозы!— Но такая угроза есть, мама. — Грегори вскинул голову, в глазах блестели слезы. — Мы ведь только что обсуждали это: пока она жива — все мы, Гэллоуглассы, в опасности. И не только Гэллоуглассы! Король и королева, Ален и Диармид, весь народ Грамария будет жить под угрозой. Если предоставить Финистер свободу действий, то в стране воцарится Хаос, Анархия провозгласит свой лозунг «Разрушение!», и каждый из живущих восстанет против ближнего своего!— Подобные вещи не происходят мгновенно! — запротестовала Гвен.— Да, пока все не так страшно, однако это — вопрос времени, — логика ее сына была непоколебима. — Только смерть сможет отвести угрозу.Грегори отвернулся и снова сконцентрировался на своей задаче.— Постой, должен же быть другой путь! — воскликнула Гвендолен. — Я не хочу видеть своего сына палачом!— А кем бы тебе хотелось видеть меня, мама? — глаза юноши глядели с таким пристальным вниманием, что Гвен показалось, будто холодные льдинки его логики проникают ей в самую душу.На какое-то мгновение даже она, его мать, испугалась.«Как глупо! — подумала она. — Это мой сын, я же держала его на руках, кормила грудью!» Образ, всплывший из далеких лет, подсказал ей ответ.— Цельной личностью, Грегори! Человеком, которому так же хорошо знакомо милосердие, как и справедливость. Человеком, в котором здравый смысл живет рядом с чувством, и оба зиждутся на интуиции и приносят свои плоды. Мне хочется, чтобы ты смеялся, пел и любил, а не только думал и анализировал. Поучал, но и защищал! И, конечно же, открыл для себя все радости и удовольствия молодости, ибо только так ты сможешь обрести счастье!Взгляд Грегори, казалось, утратил пугающую пронзительность и стал просто задумчивым. Он молча слушал этот страстный монолог, лишь изредка кивая головой.— Хорошо сказано, мама, — произнес он наконец. — И воспитала ты меня именно так, причем с самыми благородными целями, хотя прежде я несколько недотягивал до желаемого тобой. Однако теперь я научился наконец любить кого-то, кроме своих родных, и понимаю, насколько сильным может быть это чувство! Можешь ли ты, положа руку на сердце, сказать, что вырастила меня таким, как говорила, и не попытаться спасти мою любовь?— Что ж, если тебе это так необходимо, сын мой, я попытаюсь помочь, — с вздохом сдалась Гвен.Но тут же снова посуровела:— Но все же, по какому праву ты заставляешь меня копаться в ее мыслях, вытаскивать на свет самые постыдные воспоминания, вмешиваться в чужое сознание?Грегори не отвел взгляда, он заговорил с непреклонностью судьи, оглашающего приговор:— Морага использовала свои способности для того, чтобы убивать и мучить людей. Тем самым она лишила себя права эспера на неприкосновенность сознания, его содержимое по праву надлежит рассматривать всем людям, всему нашему народу. Это стало государственным делом, мы должны исследовать ее сердце, дабы определить степень вины и призвать правосудие или милосердие. Либо тут же убить, либо вторгнуться в ее разум и переделать его, — мимолетная улыбка скользнула по губам юноши. — Думаю, она выбрала бы второе.Гвен молча глядела на своего младшего сына, обдумывая незавидное положение, в котором очутилась.Грегори безнадежно влюблен — это ясно! Сердце матери на мгновение захлестнула слепая ярость, она ощутила желание разорвать на части эту женщину, что так бездушно манипулировала чувствами ее сына.Положение действительно было чертовски неприятное! Если передать эту змею в руки королевского правосудия, ее смерть неминуема, и такой поворот событий напрочь разобьет сердце Грегори. Но если отпустить ее с миром, она будет мучить и терзать ее сына, пока не испепелит его душу, не выжжет всю любовь.Исцеление Мораги казалось единственно приемлемым путем, который нанесет меньше всего вреда Грегори.Гвен надеялась, что в лучшем случае девушка станет подходящей подругой ее сыну, если же Морага не сочтет возможным ответить на любовь юноши, то, по крайней мере, отклонит ее достаточно мягко.— Хорошо, Грегори, — пообещала Гвен, — мы излечим ее — я найду способ.Грегори почувствовал прямо-таки неимоверное облегчение. Напряжение, которое держалось в последние часы, покинуло его так резко, что парень сник и чуть не упал. Корделия вынуждена была поддержать его, маскируя свои действия под сестринские объятия.— Полегче, братишка. Возможно, даже нашей матери, при всех ее добрых намерениях, не сработать такое мощное заклинание.— Что бы ни послала Судьба — смерть или спасение — я все приму! — на лице Грегори была написана решимость.Судьба? Такого титула ее еще не удостаивали, саркастически усмехнулась про себя Гвен, но затем подумала, что для каждого ребенка мать была именно судьбой. Тем самым фатумом, по крайней мере, немаловажной его частью, который определяет будущий жизненный путь маленького человечка. Неудивительно, что в различных культурах Судьбу чаще всего изображали в виде женщины!Гвендолен охотно поразмышляла бы над этим вопросом, однако вынуждена была признать, что это — всего лишь попытка отсрочить неизбежное. Ее ждала работа.Она встала на колени и, склонившись над бесчувственным телом, дотронулась до висков девушки. Взгляд Гвен расфокусировался, и залитая солнцем поляна превратилась в размытое и малореальное изображение.Вихрь противоречивых эмоций обрушился на нее. Злость и горечь, страх и ожидание, отчаяние и трогательное томление — все это безумным калейдоскопом пронеслось в голове Гвен вместе с событиями из жизни Мораги. Затем сработал блокиратор в рассеянном сознании девушки, и Гвен, на грани провала в черноту бессознательности, отдернула руку.— Что, все так плохо, мама?Обернувшись, Гвендолен увидела обнимавшую ее дочь и испугалась, что вскрикнула вслух. Много бы она дала, чтоб услышать эти свои слова! Ведьма задумчиво кивнула дочери.— Она и в самом деле предпочла бы жизнь, даже с измененным сознанием и утраченными воспоминаниями. Скорее всего, ей пришлось бы заново открывать в себе ту личность, которой она когда-то была. Но игра стоит свеч: в ней есть какая-то тоска, я думаю, по тихой и счастливой жизни. Давай попытаемся.— С чего же мы начнем? — спросила Корделия, немного напуганная масштабами предстоящей работы.— Лучше подумай, чем закончим, — парировала ее мать.Затем она резко повернулась к сыну.— Насколько я понимаю, роль идеального мужчины отводится тебе, а не груде какого-то мха?Грегори покраснел и опустил взгляд.— Ну, таков был наш план, — осторожно ответила за него Корделия.— И что же ты сможешь ей предложить, когда она очнется, сын мой? — в голосе Гвен слышался вызов. — Какие, по-твоему, качества сделают тебя достойным спутником для такой красивой и талантливой дамы?— А что, разве у меня нет талантов? — возразил Грегори.— Есть, и причем — великие, — лицо матери невольно озарилось гордой улыбкой. — Однако все они касаются интеллекта, Грегори. Но ум — далеко не все, что нужно умной и чувствительной женщине. Какие еще дары принесешь ты ей?— Любящее сердце, — просто ответил юноша.— Отлично, — Гвен пошла в наступление. — Но как это будет выглядеть? Может, ты — поэт, и сможешь поразить ее воображение драгоценной паутиной образов и созвучий., в которой запутается ее душа?— Я стану поэтом, — отважно сказал Грегори.— Неплохо для начала, — похвалила его мать. — Но — и только. Сумеешь ли ты быть всегда романтичным, изобретательным в жестах и других способах выражения своей любви? Сможешь ли опутать ее своей волшебной паутиной романтики?— Я научусь этому, даже если мне придется перечитать все когда-либо написанные рыцарские романы!— Уже лучше, — улыбнулась Гвен, беседа ее явно забавляла. — Но тебе придется прочесть намного больше книг, чтоб узнать, как, по мнению женщины, следует ее соблазнять. Я не стала бы спрашивать у твоей возлюбленной, умеешь ли ты читать ее мысли (а это — мечта каждой женщины).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43