Рейс все же состоялся. Оба летели в первый раз и чувствовали себя прескверно — их то и дело выворачивало наизнанку, как больных кошек. На гонконгском аэродроме их встречал Чжао, но они так ослабели после перелета, что не выразили никакой радости от встречи. Вглядываясь в их пепельные лица, Чжао спросил:
— Что, тошнило? Ничего, первый полет редко обходится без неприятностей. Едем в гостиницу, отдохнете как следует, а вечером отпразднуем ваше прибытие.
Хунцзянь и Жоуцзя добрались до гостиницы еле живые. Услышав, что они снимают один номер, Чжао отвернулся, и лицо его приняло понимающее выражение. По дороге в верхнюю часть города, где жили его родственники, он то улыбался, то вздыхал.
Отоспавшись и почувствовав себя бодрым, Хунцзянь переоделся и стал ждать приезда Синьмэя. Но Сунь из-за стука деревянных подметок на улице и фишек мацзяна в соседнем номере так и не удалось поспать — ее по-прежнему мутило, она устроилась на диване и сказала, что сегодня никуда не пойдет. Фан принялся уговаривать ее превозмочь себя и не обижать Синьмэя. Но она упорствовала:
— Вам есть о чем поговорить между собой, а я чего ради буду сидеть, как дура? Ведь других женщин за столом не будет? Потом, Синьмэй наверняка позовет нас в шикарный ресторан, а мне не во что одеться. Люди будут пальцами показывать.
— Но ведь атласное ципао еще вполне можно носить! Я и не подозревал, что ты такая модница!
— Я еще не потратила на тряпки ни одного твоего медяка, а ты уже укоряешь меня! Впредь сам ведай расходами на одежду. Мое ципао вышло из моды. Когда мы ехали по улицам, я заметила, что сейчас носят более короткие. Кроме того, у меня нет белых туфель, а я еще неважно себя чувствую, чтобы выходить сейчас за покупками.
Узнав, что Сунь нездоровится, Синьмэй сразу же предложил перенести ужин на другой вечер, но она настаивала, чтобы мужчины шли одни. Синьмэй с облегчением сказал:
— Мисс Фан, то бишь Сунь, из вас наверняка получится мудрая супруга. Другая строила бы жениху препятствия, лишила бы его свободы действий. Хунцзянь, ты сможешь ненадолго расстаться с невестой, чтобы потом не называть меня разлучником?
Фан в свою очередь обратился к невесте:
— Ты действительно обойдешься без меня?
Сунь внимательно посмотрела на обоих и как-то неестественно рассмеялась:
— Идите себе, я ведь ничем особенным не больна. Извините меня, господин Чжао!
— Ну, пустяки! Давайте считать сегодняшнюю встречу предварительной, а когда вы поправитесь, я пришлю официальное приглашение. Через полтора часа верну вам жениха в целости и сохранности. Пошли, Хунцзянь. Впрочем, вам, наверное, нужно совершить ритуал прощания? Я подожду возле лифта.
Хунцзянь увлек его, бросив на ходу:
— Хватит острить!
В этот вечер Синьмэю нужно было поговорить с Хунцзянем о делах, но не хотелось нарушать атмосферы дружеской встречи... Изучая политологию в Америке, Чжао прослушал курс «психологии дипломатии». Лектор, служивший до этого советником в ряде посольств, помнится, рассказывал, что американцы на банкете заводят серьезные разговоры еще до того, как подали кушанья, тогда как европейские дипломаты говорят о важных вещах только после десерта, за кофе. Потом он поинтересовался у Синьмэя, как поступают в подобных случаях китайцы. А он, Чжао, сидел с вымученной улыбкой и не мог произнести в ответ ничего вразумительного.
Сейчас, выходя с приятелем из гостиницы, он сказал:
— Ты уже с полгода не пробовал европейской кухни. Хочешь, сходим в австрийский ресторан? Здесь недалеко, пойдем потихоньку, поговорим.
«Однако вид у тебя весьма процветающий,— подумал Фан,— не иначе как начальником стал». Но вслух он произнес:
— Стоит ли тебе так тратиться!
Чжао откашлялся и спросил, глядя прямо перед собой:
— Почему вы не сыграли свадьбы перед отъездом?
Хунцзянь мгновенно вспыхнул и тут же сообразил,
что, привыкнув за время пути расписываться в гостиницах как «г-н Фан с супругой», он и здесь, в Гонконге, ничего не соображая после полета, сделал так же. Радуясь, что идущему рядом Синьмэю не видно краски стыда на его лице, он пустился в объяснения:
— Понимаешь, я сам на этом настаивал, а она ни в какую. Говорит, подождем до Шанхая, а то родители...
— Значит, ты слишком.— Чжао посчитал, что нашел очень удачное английское слово: если между Фаном и Сунь еще ничего не было, его можно понять как укор в слабохарактерности, в том, что идет, мол, на поводу у невесты. Если же то, что имел в виду Чжао, уже произошло, это слово звучало как намек на поговорку.
Словно преступник, чья вина уже доказана, Фан вдруг совершенно забыл, что у него горят щеки.
— Я и сам теперь жалею. Однако домой все равно надо съездить. К тому же подготовка к свадьбе — дело хлопотное, пусть ее родители займутся.
— Это правда, что Сунь сильно тошнит?
Фан обрадовался, что Чжао сменил тему разговора.
— Да, самолет сильно трясло. Впрочем, я перенес эту тряску неплохо. Видно, она устала — поднялась очень рано, а вчера сама тщательно уложила весь багаж. А помнишь, Фань И на ужине у Ванов выдумывала, будто Сунь — неряха, никогда не прибирает свои вещи?
— Если все дело в тряске, значит, скоро пройдет. Только, помнится, в прошлом году уж как наши автобусы качало, но Сунь при этом чувствовала себя хорошо. Может, тут еще какая-нибудь причина? Я слышал, что тошнота... Впрочем, у меня нет опыта,— быстро закончил он и деланно рассмеялся.
Возвращение к прежней теме застало Фана врасплох... Человек покинул бомбоубежище в уверенности, что налет кончился, и вот — попадает под следующую серию бомб! Уже и не стыдясь, но волнуясь, он стал твердить, что этого не может быть, хотя в душе прекрасно знал, что еще как может.
Жуя мундштук, Чжао сказал:
— Хунцзянь, ты знаешь, я питаю к тебе дружеские чувства. Так вот. В юридическом смысле я вовсе не опекун мисс Сунь, однако ее отец поручил мне заботиться о ней. Я прошу вас обоих не дожидаться возвращения в Шанхай, а оформить брак здесь, причем наименее канительным способом. Раньше чем через неделю билет на пароход вы не купите, так что придется пожить некоторое время в Гонконге. Будем считать ваше пребывание здесь медовым месяцем. Не говоря о прочем, прикиньте, каковы были бы затраты в Шанхае на один только свадебный стол! Ну, а финансовые дела семейства Сунь мне известны, да и у твоего отца вряд ли есть лишние деньги. И почему, собственно, они должны платить за вашу свадьбу?
Чжао привел еще ряд доводов в пользу скорейшего оформления брака. Фана они вполне убедили; ему даже показалось, что с его пути убрана серьезная преграда:
— Я сразу же расскажу обо всем Жоуцзя. А кстати, ты не знаешь, существует ли здесь гражданский брак? Это очень упростило бы формальности.
Довольный успешным окончанием взятой на себя миссии, Чжао заказал бутылку вина.
— Помнишь, как ты меня напоил? Сегодня я тебя буду спаивать, пусть Сунь сердится, если хочет!
Он расспросил о событиях в университете, потом вздохнул:
— Я вспоминаю о нем, как о кошмарном сне. Кстати, как она там?
— Кто? Госпожа Ван? Я у них не бывал, но слышал, что она выздоровела.
— Мне ее жалко,— промолвил Чжао. Заметив, что на лице Фана вот-вот появится улыбка, он добавил: — Мне хочется всех пожалеть — и Ван Чухоу, и себя, и Сунь, и тебя...
Фан расхохотался:
— Я понимаю, Ваны, конечно, достойны жалости: брак их недолговечен — они вскорости разведутся, если только Ван не умрет еще раньше. А тебя-то за что жалеть? Деньги у тебя есть, работой ты доволен, а что семьей не обзавелся — сам виноват. Ведь помимо госпожи Ван была еще Фань И.— Тут Чжао, уже раскрасневшийся от выпитого, сверкнул глазами.— Ну, хорошо, хорошо, не буду продолжать. Меня можно пожалеть за то, что лишился работы, Сунь — за то, что ошиблась в выборе жениха. Так, что ли?
— Да нет же! Как ты не понимаешь!
— Так объясни!
— Не стану.
— По-моему, у тебя завелась подружка.
— С чего это ты взял?
— Ас того, что ты начал разговаривать, как кокетливая девица. Тут явно сказывается чье-то постороннее влияние.
— Ах, негодник! Так и быть, объясню. Говорил я тебе, что Сунь — девушка себе на уме? Так вот, мне кажется, она приложила большие усилия, чтобы привести ваше дело к благополучному финалу. (Тут Фан почувствовал, что его мысли, все еще как бы дремавшие после утомительного перелета, вдруг обрели четкость.) Впрочем, что это я говорю? Совсем опьянел, забыл, что ты уже не тот, что прежде. Теперь друзья должны помнить, что тебя отделила от них черта,— и он провел ножом линию в воздухе.
— Послушать тебя, так женитьба это что-то ужасное, после нее все от нас отступятся!
— Нет, это вы отступитесь от друзей и близких! Но хватит об этом, расскажи лучше, что ты собираешься делать после каникул.
— Искать работу...
Чжао заговорил о том, что ситуация в мире обостряется, в Европе вот-вот вспыхнет война, и Япония, как держава оси Берлин — Токио, рано или поздно втянется в мировой конфликт. Тогда ни Гонконг, ни иностранные концессии в Шанхае и Тяньцзине уже не будут в безопасности, поэтому он и решил перевезти мать в Чунцин.
— Тебе, Хунцзянь, наверное, придется задержаться в Шанхае. Как ты смотришь на то, чтобы поработать несколько месяцев в моем агентстве печати? Платят немного, зато не возражают против совместительства.
Фан поблагодарил от всей души, а на вопрос Чжао, достаточно ли у него денег, ответил, что не уверен — свадьба может потребовать больших расходов. Тогда Чжао предложил ему взаймы.
— Но ведь долги надо возвращать.
— В таком случае возьми деньги в качестве свадебного подарка.
Энергичные протесты Фана не помогли. Чжао заявил:
— Не отказывайся, а то я сам женюсь, и уже тогда даже одолжить тебе, наверное, не смогу.
Глаза Фана увлажнились, и он тут же подумал о себе самом с укором: сколько Синьмэй сделал для него хорошего, так почему же он готов расплакаться именно из-за этих несчастных денег? Зная, что приятель не любит изъявлений благодарности, он сказал:
— Так ты тоже собираешься жениться? Давай выкладывай все начистоту.
Синьмэй ничего не ответил. Он велел бою принести с вешалки свой пиджак, достал бумажник, долго там рылся, как будто искал редкий самоцвет, и наконец извлек фотокарточку девушки с блестящими глазами и серьезным выражением лица.
— Хороша, хороша! Кто она? — закричал Хунцзянь.
Чжао внимательно посмотрел на карточку и усмехнулся:
— Ты не слишком восхищайся, а то я буду ревновать. Между нами уже было одно недоразумение. Вполне достаточно вежливо похвалить подругу приятеля, незачем изображать восторг.
— Ну, поехал! Лучше ответь, кто она.
— Дочь одного сычуаньского приятеля моего покойного отца. Я поначалу остановился в его доме.
— Значит, дети скрепляют браком дружбу отцов? Отлично, наши дети тоже...— Тут он вспомнил о возможных причинах недомогания Сунь и решил, что затронул скользкую тему.— Гм, мне показалось, что она совсем молода. Наверное, еще учится?
— Большинство девушек идут на гуманитарные факультеты, а ее потянуло на модную специальность — электротехнику. Корпела дни и ночи, а привезла домой хвосты по двум предметам и осталась на второй год. Сменить специальность не хочет из гордости, решила, что лучше уж совсем бросит учебу и выйдет за меня.
Ха, смешная девчонка! Но я признателен педагогам, которые срезали ее. Мне уже вряд ли доведется преподавать, а тебе я советую построже экзаменовать студенток — этим ты поспособствуешь созданию многих счастливых пар.
— Теперь понятно, зачем ты вызвал сюда свою матушку,— засмеялся Хунцзянь, а Чжао, спрятав фотографию, взглянул на часы и воскликнул:
— Плохо дело, опаздываем! Сунь будет недовольна. Хочешь, отведу тебя к ней и возьму всю вину на себя?
Он быстро расплатился. За время ужина предвечерние сумерки сменились ночной тьмой. Но это была мягкая, полупрозрачная ночь, какие случаются в тропиках в хорошую погоду; не будь вокруг большого города, живущего по одному ему известным законам, можно было бы тут же, на месте, разыграть шекспировский «Сон в летнюю ночь».
— В такие ясные ночи японцы обычно совершают воздушные налеты на Чунцин. Если мать узнает об этом, она, пожалуй, откажется ехать туда. Надо будет послушать радио.
Ублаготворенный Хунцзянь возвращался домой пешком — он не умел говорить на гуандунском наречии и боялся, что рикша поймет его неправильно. Беседа с Синьмэем настроила его на самые разные размышления. Он думал, к примеру, о том, что когда человеку везет в жизни, как сейчас Синьмэю, он становится оживленным и интересным собеседником. Он же, Хунцзянь, постоянно терпит неудачи, но, не любя выслушивать чужие жалобы, сам старается поменьше жаловаться, а потому следил сегодня за каждым своим словом и чувствовал себя, как собака в наморднике... Война, по словам Чжао, будет разрастаться, а он принимает на себя заботы о семье, к тому же если приятель правильно угадал причину недомогания Сунь... Тут Фану стало неловко, и он начал думать о другом.
Видно, Синьмэю действительно нравится эта девушка, но вряд ли он влюблен без памяти, иначе не говорил бы о ней с таким юмором. Что, если он относится к невесте так же, как Фан к своей Сунь? Значит, для брака вовсе не нужно великой любви, достаточно того, что молодые люди не противны друг другу. Может быть, это от слишком большой разницы в возрасте? Но ведь с Тан Сяофу у него было иначе. Что же, значит, он израсходовал на Тан всю силу своих чувств. Вспомнив себя
в то время, он даже напугался — так не хотелось, чтобы снова повторилась когда-нибудь нервотрепка, лишающая человека сна, аппетита, интереса к работе, ни на минуту не оставляющая в покое. Но в ней, конечно, была своя радость... Фан вздохнул: за этот год он явно постарел душой, а сильная страсть — это недуг людей сильных духом, как апоплексический удар — удел людей тучных, полнокровных. Может статься, лет через десять — двадцать, когда его жизнь уже пойдет под уклон, он страстно влюбится еще раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54