Он даже думал, что это дьявольское изобретение укоротило в свое время жизнь его невесте.
— Вас, господин Фан, спрашивает дама по фамилии Су,— объявила служанка и быстро переглянулась с госпожой Чжоу и Сяочэном. Казалось, по комнате, как по реке, пошли волны. Понимая, что теперь не избежать расспросов госпожи Чжоу по поводу раннего звонка, Фан побежал наверх. За спиной у себя он услышал голос догадливого Сяочэна:
— Это, наверное, та самая Су Вэньвань.
Этот негодник не пошел сегодня в школу — получил накануне нагоняй от учителя, перепутав фамилию правящего дома маньчжурской династии. Надо же! Вместо Айсиньцзюэло, у него, видите ли, получилось Циньай Паоло К А вот имя Су, как назло, запомнил! Взяв трубку, Фан почувствовал, как все в доме Чжоу затаили дыхание.
— Барышня Су? Я вас слушаю.
— Хунцзянь, я решила позвонить тебе, пока ты не ушел. Мне сегодня нездоровится, в ресторан пойти я не смогу, так что ты уж не обижайся.
— А барышня Тан придет? — спросил Фан и тут же прикусил язык. Последовало резкое «не знаю», затем полное безразличие.
— Она, я думаю, придет...
— А что с тобой? — Фан понимал, что опоздал с этим вопросом.
— Ничего особенного, просто устала, не хочется выходить из дома.— Намек был достаточно прозрачен.
— Ты меня успокоила. Отдохни как следует, а я завтра загляну. Принести тебе чего-нибудь вкусного?
— Спасибо, ничего не надо. — Пауза.— Так до завтра!
Су повесила трубку. Фан подумал, что всего приличнее было бы перенести ужин на другой день. Может быть, перезвонить Су и попросить ее договориться об этом с ее кузиной? Честно говоря, ему этого не хотелось. В это время, перескакивая через ступеньки, наверх взбежал Сяочэн и начал кривляться:
— Что с вами, дорогая мисс Су? Не хандра ли у вас? А не хотите ли чего-нибудь вкусного? «Как же, хочу жареной лапши, ароматных бобов, сушеных соплей, тухлых яиц...»
Фан прикрикнул на болтуна и даже замахнулся на него. Мальчишеской выходке был положен конец. Сяочэн оробел и попросил прощения. Легким шлепком Фан оттолкнул его от себя и спустился докончить завтрак. Госпожа Чжоу действительно выспросила его обо всем и заключила:
— Не забудь пригласить меня в посаженые матери.
— А я жду, не заведете ли вы приемных дочерей, да побольше, чтобы можно было выбрать невесту. С барышней Су у нас чисто дружеские отношения, так что вы не беспокойтесь!
Небо мало-помалу прояснилось, но настроение у Фана после утреннего звонка не улучшилось. Су нарочно норовит испортить ему такой день! Не хочет идти — тем лучше, он с удовольствием поужинает вдвоем с Тан. Но придет ли Тан, если узнает, что сестрица отказалась? Вчера не спросил у нее ни адреса, ни телефона... Су может уговорить ее отказаться от приглашения. Занятый этими мыслями, он сделал несколько ошибок в деловой корреспонденции. Ван, заведующий канцелярией, поправил письма, не удержавшись от ехидного замечания. До шести часов Тан не позвонила, а еще раз поговорить с Су он не решился. В семь он прибежал в «Эмэйчунь» и потребовал отдельный кабинет, решив, что, если Тан не придет через полчаса, он будет ужинать один. Внешне он был спокоен, но в душе почти уже не надеялся. Закурил было сигарету, однако тут же и потушил — вечер прохладный, окно не откроешь, а в кабинете, где накурено, гостье может не понравиться. Он достал было томик сунской поэзии, который
читал в свободное время в банке, но все в нем казалось давно знакомым и неинтересным. За дверью послышался голос официанта, приветствующего гостя. Это не она... Уговаривались на семь тридцать, а сейчас уже без двадцати восемь. Вдруг занавеска отдернулась, и официант пропустил вперед Тан Сяофу. Фан почувствовал даже не радость, а скорее признательность. Поздоровавшись с девушкой, он произнес:
— Какая жалость, ваша кузина не сможет прийти.
— Знаю. Я и сама не хотела идти, звонила вам, но не нашла...
— Очень я благодарен телефонной компании, желаю ей дальнейшего процветания. Линии перегружены, номера часто меняются, найти нужный в самом деле нелегко. А вы звонили в банк?
— Нет, к вам домой. А получилось так. Кузина позвонила мне рано утром, сказала, что не может идти и что вы об этом уже знаете. Я ответила, что тогда и я не пойду. Она дала мне ваш телефон, чтобы я предупредила вас. Я позвонила, спрашиваю: «Это квартира семьи Фан?» Женский голос с вашим выговором — у меня он не получится — ответил: «Это дом семьи Чжоу, а господин Фан живет у нас. Вы, очевидно, барышня Су? Господин Фан ушел, я скажу ему после, чтобы он вам позвонил. А вы заходите к нам, когда будет время. Фан часто говорит, что вы обаятельная и умная барышня». Женщина выпалила все это одним духом, нельзя было даже вставить словечка, чтобы разъяснить ошибку. Но я уже не стала дослушивать комплименты, не мне предназначенные, и повесила трубку. Кто была та женщина?
— Моя родственница, госпожа Чжоу, супруга управляющего банком. Ваша кузина звонила перед моим уходом, поэтому она и приняла вас за нее.
— Ой, теперь она подумает, что кузина невежлива! Потом минут через пять позвонила сестрица и поинтересовалась, переговорила ли я с вами. Узнав, что нет, дала мне телефон банка. Я подумала, что вы еще в пути, и решила подождать. Вдруг через четверть часа кузина опять звонит, велит мне пораньше связаться с вами, пока еще не заказан столик. Я ответила — если заказан, пойду ужинать, ничего страшного. А она стала уговаривать меня прийти вечером к ней. Я говорю, что вообще-то мне тоже нездоровится, лучше уж никуда не пойду... Вы знаете, кузина показалась мне смешной.
Я решила прийти к вам и потому не стала ей больше звонить.
— Вы не только оказали мне честь, вы сегодня просто спасли меня от смерти! Если ни один из гостей не откликнулся на приглашение — значит, общество подписало тебе смертный приговор. Я уже чувствовал себя на краю пропасти! Чтобы отблагодарить вас, мне придется устроить не один ужин.
Заказанных Фаном блюд хватило бы на шестерых. Тан поинтересовалась, кто еще приглашен — ведь вдвоем столько не одолеть. Или Фан решил испробовать ее на горячих блюдах после того, как она отказалась от сладостей?
— Я полагаю, что вы не из жеманниц, которые на званых обедах сжимают губы до размеров горлышка аптечного пузырька. Просто я впервые в этом ресторане, не знаю, что здесь лучше готовят, вот и заказал побольше, чтобы можно было выбирать и не рисковать остаться голодным.
— Это же получится не ужин, а сцена под названием «Шэньнун пробует сто трав». Зачем такие расходы? Или все мужчины любят шикануть перед малознакомыми женщинами?
— Не перед всеми.
— Только перед дурочками?
— Я отказываюсь вас понимать.
— Умная женщина не станет относиться к мужчине лучше только из-за того, что он истратил на нее кучу денег. Но успокойтесь, все женщины глупы как раз настолько, насколько это желательно мужчинам.
Хунцзянь не мог решить, прямодушна Тан или коварна, как предупреждала его Су; во всяком случае, говорит эта девочка умно. В перерыве между блюдами он попросил ее написать на последней, чистой странице тома сунских стихов свой адрес. (Он не имел привычки носить с собой записную книжку.) Увидев, что она пишет номер телефона, он заявил:
— Нет, я не стану вам звонить. Терпеть не могу разговаривать с друзьями по телефону. Уж лучше написать письмо.
— Что ж, разделяю ваше мнение. Друзья должны
перепробовал все растения, чтобы узнать, какие из них целебные и какие ядовитые.
чаще видеться. По телефону говоришь, а лица собеседника не видишь, сказанные им слова нельзя перечитать, как если бы они были написаны. Телефон заменяет ленивому свидание с другом, скупому — письмо. И потом, вы, конечно, замечали, по телефону голос часто становится неузнаваемым, неприятным.
— Верно! Вы знаете, в доме Чжоу, где я живу, телефон стоит прямо у дверей моей комнаты и трезвонит в самое неудобное время — то в полночь, то ранним утром. Хорошо, что телевидение еще не нашло широкого применения, а то электрический глаз следил бы за тобой и в ванной и в постели. Да, чем шире распространяется грамотность, тем реже люди пишут письма. Если речь идет не о бизнесе, предпочитают звякнуть по телефону. Я думаю, это оттого, что в письме легче обнаружить свою необразованность, несоответствие занимаемому положению. Впрочем, телефон тоже приносит пользу — он избавляет от встреч с неприятными людьми и от малограмотных писем.
Фан много и возбужденно говорил, угощал Тан Сяофу, но сам ел мало. Они уже покончили с фруктами, а на часах было только девять. Девушка собралась уходить, он не посмел удерживать ее и велел официанту вызвать такси. На прощание он спросил, собирается ли она завтра навестить Су. Тан ответила утвердительно, но добавила, что не верит в болезнь кузины.
— А о нашем ужине мы ей скажем?
— Почему бы нет? Впрочем, я ведь рассердилась^ сказала ей, что никуда не пойду. Так что решайте сами. Вы ведь пойдете сразу после работы, а я попозже.
— Как вы посмотрите, если я послезавтра нанесу вам визит?
— Буду очень рада. Только имейте в виду, что мы живем скромно, не то что кузина с ее особняком и садом.
Фан процитировал начало «Надписи на скромном кабинете» Лю Мэндэ причем в строке, где говорится о посетителях кабинета, заменил слова «хун жу» (крупные ученые) на «Хунцзянь». Довольный своей находчивостью, Фан рассмеялся и спросил, увидит ли он отца девушки.
— Разве что у нас есть к нему дело, да и то он обычно возвращается со службы очень поздно. Вообще папа и мама полностью доверяют нам, дочерям, и позволяют самим выбирать себе друзей.
Пришло такси, Фан проводил девушку. Возвращаясь в коляске рикши домой, он думал о том, как удачно прошел вечер, но вдруг ему вспомнилась последняя фраза Тан о друзьях. На душе стало кисло, сразу померещилась целая толпа парней, окружающих ее. А Сяофу родители встретили шутками: «Светская львица пожаловала!» Когда она переодевалась, прислуга сообщила, что звонит Су. Она пошла было к телефону, но передумала и велела ответить, что барышня нездорова и рано легла в постель. «Кузина наверняка решила проверить, дома ли я, — сердито подумала Тан.— Это уж слишком! Какие она имеет права на Хунцзяня? Чем больше будет совать нос в мои дела, тем лучше я буду к нему относиться. Конечно, я в него не влюблюсь, любовь — сложное и великое чувство; если бы влюбиться было так легко, я перестала бы верить себе и уважать себя».
На следующий день Фан явился в дом Су с цветами и фруктами и с порога закричал, не давая ей захватить инициативу:
— Все-таки что вчера стряслось? Ты больна, она больна — целая эпидемия! Или испугались, что я отравлю вас ужином? Что ж, не пришли — дело ваше, я и один поужинал. А впредь буду осторожен с такими ломаками.
— Мне действительно нездоровилось, — извиняющимся тоном произнесла Су. — К концу дня почувствовала себя лучше, но звонить тебе не решилась — вдруг ты подумаешь, что я нарочно тебя разыгрываю. А Сяофу я вовсе не отговаривала. Хочешь, позвоню, чтобы она пришла сюда? Коль скоро все пострадали из-за меня, в следующий раз приглашаю я.
Она позвонила кузине, пригласила ее, затем на мгновение уткнулась лицом в принесенный Фаном букет и велела слуге отнести его в спальню.
— Фан, ты в Англии не встречался с Цао Юаньланом? — Фан покачал головой. — Он поэт новой школы, занимался в Кембридже современной литературой и только что вернулся в Китай. Это старый друг нашего дома; вчера он забегал и обещал прийти сегодня.
— Вот оно что! Беседы о поэзии помешали тебе пойти в ресторан. А мы люди вульгарные, недостойные твоего
общества. Господин Цао окончил знаменитый Кембриджский университет, где уж нам с ним равняться! В диссертации, которую ты посвятила восемнадцати современным поэтам, о нем вроде бы не говорится; может быть, вставишь его во второе издание?
Су не то всерьез, не то в шутку ткнула в него пальцем:
— Любишь ты ревновать безо всякого повода.
Выражение лица Су и скрытый смысл ее слов
встревожили Фана; он пожалел, что слишком натурально изобразил гнев. Вскоре пришла Тан. Су обрушилась на нее:
— Какая гордая! Я с вечера справлялась о ее здоровье, так она даже не поблагодарила. И что же? Наутро я снова звоню, зову в гости. А вот господин Фан тобой интересуется.
— Какая уж тут гордость! Я подчиняюсь распоряжениям, зовут — иду. Вот если тебя зовут, а ты не идешь — тогда другое дело!
Опасаясь, как бы кузина не рассказала про ее вчерашние звонки, Су обняла девушку за талию и погладила:
— Ты совсем еще ребенок! С тобой шутят, а ты всерьез.
Она очистила принесенный Фаном апельсин и разделила его с кузиной. Привратник объявил: «Господин Цао!» — и впустил в зал круглолицего человека. Фан даже вздрогнул — вошедший показался ему похожим на внезапно подросшего сына его прошлогодней попутчицы госпожи Сунь. Поэтам вроде бы не пристало иметь такую упитанную физиономию. Но тут он вспомнил, что знаменитый танский поэт Цзя Дао тоже был круглолицым толстячком, хотя всю жизнь его преследовали невзгоды. После взаимных приветствий Цао церемонно передал Су роскошный, в футляре из красного дерева, альбом работы мастерской «Жунбаочжай» и попросил ее высказать свое суждение. Су полистала альбом и сказала:
— Если вы позволите, я познакомлюсь с ним на досуге и верну на следующей неделе. Фан, ты не знаком с новым творением господина Цао?
Какими же должны быть стихи, чтобы помещать их в такую дорогую оправу, подумал Фан. Он почтительно взял в руки альбом, раскрыл его — страницы были исписаны от руки строгим каллиграфическим почерком. Название первого стихотворения, сонета, состояло из четырех почти одинаково звучащих иероглифов. Согласно авторскому примечанию, их следовало понимать. Сам сонет начинался так. Звезды прошлой ночи нынче колеблет ветер, летящий к завтрашней ночи.
Круглый белый живот беременной женщины, дрожа, прилепился к небу.
Когда эта беглая соломенная вдова дождется своего господина?
Пропустив середину, Фан прочел две последние строки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54