Конечно, из-за войны немало богачей лишились и денег и домов. Но немало было и бедняков, которые пользовались случаем, чтобы задним числом сочинять легенды о своих былых богатствах. В годы войны горели не только настоящие дома, но и воздушные замки, исчезали существовавшие состояния, разлучались любовные пары, нарисованные лишь воображением рассказчиков. Например, Лу Цзысяо любил повествовать о том, как перед войной он покорил сердца то ли двух, то ли трех девушек, и вздыхал:
— Теперь, конечно, такое не повторится...
Неожиданно оказалось, что в шанхайском районе Чапей у Ли Мэйтина был свой многоэтажный особняк. Конечно, проклятые японцы его сожгли, и теперь трудно даже подсчитать убыток. Фан тоже в несколько раз увеличил размеры дома своего отца, причем сделал это так ловко, что владения соседей ничуть не пострадали. Чжао жил на территории сеттльмента, не пострадавшей от войны; он был слишком высокого о себе мнения, чтобы выдумывать историю о своем успехе у женщин. Но и он говаривал, что если бы Бюро внешних сношений не эвакуировалось из Шанхая, он наверняка продолжал бы там служить и даже получил бы повышение.
Возможно, Ван Чухоу несколько преувеличивал свое довоенное состояние, но сослуживцы верили ему, потому что он и сейчас жил и питался лучше, чем другие; кроме того, было известно, что его сняли с должности за казнокрадство. Указывая на развешанные по стенам каллиграфические надписи знаменитых современников, он говорил:
— Это все подарено мне друзьями за время эвакуации. Я, знаете ли, утратил интерес к собиранию антикварных вещей, да здесь ничего порядочного и не купишь. А вот эти две вещицы рисовала моя половина.
Гости поднялись со своих мест и стали разглядывать небольшие по формату пейзажи. Фан сделал вид, что поражен, так как не знал, что госпожа Ван художница. Чжао, напротив, сказал, что давно наслышан об ее таланте и рад, что теперь может убедиться лично. Эти заявления, контрастируя и дополняя друг друга, очень обрадовали Вана. Он разгладил усы и сказал:
— Жаль, что у моей половины неважное здоровье, ведь для нее живопись и музыка...
Фразу он не кончил, так как именно в это время появилась госпожа Ван. Она была хорошо сложена и не казалась худой; разве что лицо, напудренное, но не подрумяненное, было слишком бледным. Это впечатление усиливалось из-за ярко подкрашенных губ и фиолетового платья. Длинные ресницы изгибались кверху, волосы были не завиты, а заплетены в косичку — очевидно, обладательница их не доверяла местным парикмахерам. В руках она держала термос с кипятком, и было видно, какие красные у нее ногти — конечно, не от занятий живописью, поскольку в ее пейзажах преобладали черная и серая краски.
Госпожа Ван сказала, что давно хотела видеть у себя молодых людей, но до сих пор здоровье не позволяло ей осуществить это намерение. Гости ответили, что были наслышаны о ее нездоровье и потому не решались нанести визит. Они просили также не беспокоиться об ужине. Хозяйка возразила, что ужин непременно будет и что весной и летом она чувствует себя лучше, чем осенью и зимой. Ван пошутил:
— Этот ужин я устраиваю не без расчета. Если удастся сватовство, о котором я говорил, вам придется по обычаю выставить угощение — каждому на восемнадцать столов!
Где уж нам! — рассмеялся Фан.— Видно, нам о свадьбе нечего мечтать, раз даже сваху отблагодарить не можем.
— У кого в такую пору есть деньги на свадьбу! — в тон приятелю протянул Чжао.— Мне на себя и то не хватает. Так что позвольте поблагодарить вас, господа, за вашу заботу.
— Как изменился мир! — сказал Ван.— Молодые люди, а нет ни энтузиазма, ни этой, как ее, романтики... Жениться не хотят, бедняками прикидываются! Ладно, так и быть, мы потрудимся для вас безвозмездно. Сянь, ты согласна?
Жена ответила:
— Они, наверное, сговорились. Я мало знакома с господином Фаном, но ведь каждый, кто учился за границей, приобрел знания — капитал на всю жизнь. Зато нам хорошо известно происхождение господина Чжао и будущее, которое его ждет. Нелегко найти для него достойную девушку! Ну, видите, какая я энергичная сваха?
— Если бы я кому-нибудь понравился, я давно бы женился,— сказал Синьмэй.
— Это вы, наверное, слишком разборчивы, ни на ком не решаетесь остановить выбор,— возразила госпожа Ван.— Холостяк, побывавший за границей, как лепешка из печи — так и обжигает руки родителям невест. Как я посмотрю, чем больше у молодого человека денег, тем меньше он думает о женитьбе. Ни приданое, ни протекция тестя его не интересуют. Лучше он заведет себе подружку и будет с ней гулять-погуливать. Кстати, ваша ссылка на нехватку денег неубедительна: жить с женой дешевле, чем содержать девицу.
Несколько удивленные рассуждениями собеседницы, гости хотели что-то возразить, но тут в разговор, сделав серьезное лицо, вмешался господин Ван:
— Я заявляю, что женился на тебе не из соображений экономии: в молодости я был примерным юношей и никаких вольностей себе не позволял. Так что прошу замечание жены не относить на мой счет.
И он подмигнул Фану и Чжао.
— Ты? В молодости? — пренебрежительно бросила жена.— А ты когда-нибудь был молодым? Что-то мне не верится.
Ван покраснел, а Фан поспешил сказать, что он ценит добрые намерения хозяйки дома, но хотел бы знать, о каких девушках идет речь. Госпожа Ван захлопала в ладоши:
— Прекрасно! Господин Фан уже соглашается! Но я еще не могу открыть имена девушек. И ты, Чухоу, не выдавай секрета, прошу тебя!
Ласковое обращение супруги вернуло Вану хорошее расположение духа.
— Да, лучше вы обо всем узнаете завтра. И не надо относиться к этому слишком серьезно. Побеседуете друг с другом, поужинаете, а если не захотите продолжать знакомство — не надо. Девушки не станут подавать из-за этого в суд, ха-ха-ха! Жениться можно и после войны. Жаль только, что ваша молодость проходит. Правильно сказал поэт: «Не упусти своих лучших лет и не откладывай напоследок». Если бы вы женились, было бы лучше и для вас, и для общества. У нашего университета, конечно, большое будущее, но пока что ему нелегко найти хорошие кадры. И уж коли такие талантливые люди, как вы,— Сянь, ты ведь помнишь, как часто я говорил тебе о наших гостях? — соблаговолили приехать сюда, ректор вас ни за что не отпустит. Так создайте собственные семьи, живите себе спокойно и приносите пользу университету! Скажу вам по секрету, мне, может быть, с будущего семестра придется возглавить филологический факультет, после того как из него выделится педагогическое отделение. Так что я из корыстных интересов тоже хотел бы, чтобы вы закрепились здесь надолго. Опять же, если жены тоже работают в университете, легче содержать семью...
Госпожа Ван решительно прервала его:
— Как скучно! Только что сетовал, мол, нет романтики, а сам пустился в меркантильные расчеты!
— Какая нетерпеливая! Сейчас будет тебе романтика. Женитьба — самое счастливое, самое радостное событие в жизни человека. В противном случае разве
стали бы мы с женой, люди уже немолодые, обманывать вас и выступать в роли сватов. Мы с ней...
-— Хватит* надоело! — госпожа Ван нахмурилась и махнула рукой. С раздражением вспомнила она, как в минувшем году они с мужем осматривали буддийский монастырь в Чэнду. Во время проповеди монаха о переселении душ Ван наклонился к ней и шепнул: «Когда я умру, поскорее перевоплощусь в другого человека, чтобы снова жениться на тебе». Тем временем Фан и Чжао состязались в вежливости, уверяя, что таких супружеских пар, как Ваны,— на тысячу одна.
На пути к дому приятели разобрали по косточкам госпожу Ван. Сошлись на том, что она — незаурядная личность, но было непонятно, почему она вышла замуж за человека на два десятка лет старше себя. Скорее всего, ее родители обеднели и позарились на положение Ван Чухоу. Они в целом одобрили ее рисунки, но решили, что каллиграфические надписи на них выполнил муж. С видом знатока Фан рассуждал:
— В рисунок можно вносить поправки, в каллиграфии же поправки недопустимы. Женщины могут нарисовать неплохой пейзаж, но не в состоянии сделать хорошую надпись. Если бы госпожа Ван писала сама, это было бы сразу заметно.
Когда Фан уже достал ключ, чтобы отпереть дверь своей комнаты, Чжао сказал, запинаясь:
— А ты заметил, что в госпоже Ван что-то напоминает... ну, есть что-то общее... с Су Вэньвань?
Он повернулся и быстро скрылся; Фан удивленно посмотрел ему вслед.
Проводив гостей, Ваны отправились в спальню. По заведенному обычаю, он спросил, не допустил ли какой оплошности в беседе. Как правило, супруга придирчиво указывала ему на те или иные промахи, но на сей раз ответила:
— Кажется, нет. Впрочем, я не очень вслушивалась. Только зачем ты сказал им, что возглавишь факультет? Любишь ты хвастаться раньше времени!
Ван и сам успел пожалеть о сказанном, но продолжал упорствовать:
— А что в этом плохого? Пусть знают, что их будущее зависит и от меня. Между прочим, по какой это причине ты сегодня бичевала меня перед гостями?— начал кипятиться Ван, а при виде удивленного лица жены добавил:—Насчет того, был ли я молодым...
В этот момент госпожа Ван критически рассматривала собственное отражение в зеркале.
— А, ты вот о чем... Да ты лучше взгляни на себя — смотришь так, будто проглотить готов любого и каждого. Глаза б мои не глядели! Уходи!
Однако госпожа Ван не оттолкнула стоявшего за спиной мужа, а достала пудреницу и замазала его мертвенно-бледное отражение в зеркале.
Все эти дни Лю Дунфан не знал покоя. После смерти родителей заботы о счастье сестры легли на его плечи. В прошлом году в Куньмине ему рекомендовали одного перспективного жениха, но дело не сладилось. Конечно, присутствие золовки в доме было на руку госпоже Лю — та обшивала младших детей, присматривала за старшей дочерью. Но годы шли, и супруги начали опасаться, что девушка так и не выйдет замуж и навсегда останется У них.
В позапрошлом году, когда она эвакуировалась в тыл, ей полагалось бы поступить на четвертый курс, но правила запрещали менять вуз на последнем году учебы. Лю, наверное, мог бы помочь ей, но жена как раз собиралась рожать, прислугу найти было трудно... Одним словом, вуз остался незаконченным. Брат чувствовал себя виноватым и в утешение ссылался на то, что лишь немногие из получивших дипломы девиц действительно сумели встать на ноги. Жена укоряла Лю в том, что он посоветовал сестре идти в женский институт,— учись она вместе с мужчинами, давно нашла бы себе пару. «А почему же Фань училась вместе с парнями, а замуж не выскочила?» — возражал припертый к стене муж. «Ну вот, нашел тоже с кем родную сестру сравнить!» — парировала жена, доказывая таким отзывом о золовке, что является достойной супругой.
— Может быть, так на роду написано,— вздыхал Лю.— Матушка не раз говорила, что сестра умрет в родительском доме, потому что родилась лицом вниз. В детстве мы часто над ней подшучивали, а теперь, видать, примета сбывается — вековать ей в девах.
— Как это в девах? Уж в крайнем случае выдадим ее за вдовца. Вон госпожа Ван живет с пожилым, и вроде бы неплохо! — В словах жены прозвучала вера в то, что люди в состоянии изменять течение судьбы по своему усмотрению. Тут Лю подумал о Фан Хунцзяне, которому недавно помог в трудную минуту. Вот кто мог бы стать подходящим зятем. Он же должен быть благодарен Лю и понимать, что такое родство укрепит его положение — только стопроцентный болван упустил бы такой случай. Жена похвалила Лю за сообразительность, но выразила опасение, что Фан мало к чему пригоден, и, следовательно, Лю придется все время тянуть его. Но муж заявил, что Фан достаточно самостоятелен. Тогда она успокоилась и стала уже обдумывать, где будут жить молодые после свадьбы — конечно, в их доме есть свободные комнаты, но нужно заранее составить договор об аренде, а то вдруг будущие дети Фанов станут теснить ее собственных.
Когда стало известно, что госпожа Ван согласилась помочь в сватовстве, супруги поторопились сообщить радостную весть девушке, будучи уверенными, что она стыдливо выразит свое согласие. Но она лишь порозовела и ничего не сказала. Быстрая на язык госпожа Лю спросила:
— Да ты знаешь ли этого Фана? Говорят, что по сравнению с тем, куньминским...
Лю толкнул жену ногой под столом, но было уже поздно. Тут девушка заговорила и долго не могла остановиться. Сначала она заявила, что не собирается замуж и что никто не просил госпожу Ван заниматься сватовством. Кроме того, почему к женщинам относятся с таким пренебрежением? Называется это «сватовством», «знакомством», а на самом деле как будто курами или утками торгуют. Нарядят, подкрасят и предлагают мужчинам на выбор. Если с первой же встречи не понравилась — все, больше и говорить не о чем. Вот стыд-то какой! И еще она сказала, что не даром ест рис в семье брата, а работает по дому не хуже слуги, почему же ее торопятся выгнать? Даже о незавершенном своем образовании — не удержалась — напомнила. Позже Лю упрекнул жену за то, что она оживила в сестре обидные воспоминания о куньминском сватовстве. Но та подняла крик:
— Вся ваша семья уж такая обидчивая — дальше некуда! Да мне жалко того, кто возьмет ее в жены. * На следующее утро старшая дочь доложила родителям, что тетка плакала до глубокой ночи. Она не завтракала и не обедала, а все ходила в одиночестве вдоль ручья. Супруги переполошились — уж не задумала ли она наложить на себя руки? До смерти, может быть, и не дойдет, но в университете все станет известно. На всякий случай послали дочку следить за девушкой.
К счастью, на ужин она пришла и даже съела двойную порцию. Больше о брачных делах не упоминалось. Когда пришло приглашение от Ванов, она ничего не сказала, а брат с женой ни о чем не решились спрашивать. Молчание длилось до утра того дня, на который был назначен ужин, и супруги уже хотели просить о мудрой помощи госпожу Ван. Но девушка вдруг велела служанке принести горячий утюг. Супруги посмотрели друг на друга и еле заметно улыбнулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54