— Вечером в новый улей сажать будем, — сказал он, — приходите смотреть. Еще интереснее будет...
Ребята разошлись, а Саша стал готовиться к посадке роя. Он сходил к Ивану Федоровичу, принес из школьной кладовки новый улей, еще не покрашенный, забил колышки и установил на них улей. Потом ребята удобно расположились на траве и стали наващивать рамки: Костя прокалывал шилом в боковых брусочках рамок дырки, продевал в них тонкую, как струны, проволоку и туго ее натягивал. Саша к готовым рамкам приклеивал вощину. Работали сосредоточенно, молча, каждый со своими думами.
— Саш, а если нам для выставки сделать макет роя? — предложил вдруг Костя. — Вырубить хорошую ветку, листья оборвать, ветку высушить, а потом приклеить из ваты или из папье-маше пчелиный рой и бумажные листья. Давай сделаем, а?
— Ерунда, — буркнул Саша. — Рои — отсталость. Теперь искусственно делят пчел. Надо придумать что-нибудь другое.
— Саша, а в древности, когда ульев не было и пчелы жили в дуплах деревьев, как они соты делали? Ведь у них не было рамок?
— Рамок не было. Они соты прямо к стенкам дупла клеили.
— Значит, соты у них не квадратные были, а всевозможной формы. А что если нам, Саша, поставить в улей рамку тоже не квадратную, не обычную, а, скажем, в виде звезды? Как по-твоему, будут пчелы ее отстраивать?
— А ты, Костя, на этот раз здорово придумал! — подпрыгнул от радости Саша. — Здорово получится. Выставим большую медовую звезду! Очень хорошо будет. Только не знаю, будут ли пчелы ее отстраивать. Все равно попробуем.
— А чего пробовать да гадать. Давай сходим к деду Кузьме. Он-то уж наверняка знает, На этом и порешим.
6
Утром Саша встал рано, когда живший у них на постое коровий пастух Спиридон заиграл на рожке. Быстро одевшись, Саша сунул в карман кусок вчерашнего пирога и побежал к Косте.
Пошли прямиком по берегу Боровой. В тихой, будто сонной, воде часто всплескивалась рыба. В заводях окуни гонялись за мальками, и вода там вскипала. Река курилась.
На пасеке, около домика, горел костер. От него синенькой струйкой, как ручей, поднимался дымок. У костра на обрубке дерева сидел дед Кузьма и курил. Ребята окликнули его от городьбы. Старик встал, посмотрел на ребят, видимо удивленный столь ранним приходом, но, узнав Сашу, заулыбался:
— А, Саша! В гости с дружком пожаловали?
— По делу, дедушка. В такое горячее время разве по гостям ходят...
Ребята подошли к костру, сели на лужок.
— Ну, выкладывайте, велико ли дело-то?
— Велико и невелико, дед Кузьма, сами не знаем, какое оно, затем и пришли, — стал рассказывать Саша. — Выставка у нас будет осенью, нам с пасеки тоже велели что-нибудь приготовить, а вот что — никак не придумаем. Решили рамку сделать в виде звезды. Вот и пришли посоветоваться. Как по-твоему, будут ее пчелы отстраивать?
— Звезду? — на минуту задумался дед. — Вряд ли. Вся беда с углами, а пчела в стройке простор любит.
— Как же быть?
— Я, пожалуй, помогу вам. Есть у меня подходящая «штука», только найду ли, на чердаке где-то завалилась. Пойдемте в избу, посидите, а я поищу. Не найду, так новую сделаем, не хитро!
Старик проводил ребят в избу, а сам полез на чердак. «Штука», видимо, и впрямь завалилась куда-то далеко: дед долго лазил по чердаку, прогибая потолочины, прежде чем она попала на стол для осмотра. Это было какое-то сооружение из планочек, укрепленное на куске половой доски.
— Этот медовый домик, — стал рассказывать дед Кузьма, — для выставки в аккурат годен. Сам для этого делал, только выставлять не пришлось, не те времена были...
Старик вынул из стола ножик, зачистил на планках шпунты, выковырял из пазов мусор, осторожно разобрал планки, чтобы не перепутать, и получился каркас небольшого игрушечного домика.
— Вот к этим планкам, — попутно рассказывал старик, — надо приклеить искусственную вощину, поставить в улей между рамками, а когда пчелы отстроят, будет одна сторона крыши. А вот стены. Косячки окон и дверей прямо врежете в вощину, пчелы их потом заделают, они крепко будут держаться. Вот и будет у вас беленький медовый домик, как украинская хатка.
Каркас домика и сам по себе был красив. Саша мысленно представил его готовым, белым, ноздреватым, как живым...
— Спасибо тебе, дедушка. Вот же выручил ты нас, так выручил!
Есть в середине лета такое время, когда цветы особенно много выделяют сладкого сока-нектара. Длится этот момент в разных местах по-разному, в большинстве две-три недели. В это время пчелы работают усиленно. Много носят меда и лучше строят соты. Недаром и называют пчеловоды это время главным медосбором.
За одну неделю такого медосбора пчелы на школьной пасеке отстроили ребятам все детали медового домика, залили их медом и запечатали ячейки тоненькой восковой корочкой, чтобы мед долго мог храниться в сотах и не портиться.
Осторожно, чтобы не повредить, ребята перенесли детали в ботанический кабинет, разложили на столе и приступили к сборке. Все получилось так, как говорил дед Кузьма. Домик был красивый, массивный и белый от запечатанного меда, будто запорошенный снегом суровой русской зимы.
— Вот это да! — сказал, потирая руки, Иван Федорович. — Это, Саша, не рамка-урод, а настоящее искусство пчеловода! Вот уж молодцы! Этот экспонат, пожалуй, всех больше соберет народу...
И вдруг Саше представилась выставка. Посетители толпятся около их экспоната да похваливают. И вспомнился Саше дед Кузьма, с которым он прожил целое лето, вспомнился сидящим у костра. В таком положении он проводил большинство свободного времени. Сядет на чурбак, согнется да и сидит так, поглядывая на огонь.
— Наконец-то твой медовый домик, дед Кузьма, попал на выставку, — подумал с благодарностью Саша. — Чем наша школьная выставка будет хуже настоящей?
Гнилой угол
За темно-зелеными рахучими от зноя елями опускалось солнце. И то ли оттого, что днем на него больно смотреть, то ли от чего другого, только Кузьме оно всегда казалось перед закатом милее. Нежаркие, мягкие лучи его освещали сейчас один гнилой угол, остальная часть пасеки, вместе с постройками, погрузилась в тень. И, как всегда, Кузьме вдруг захотелось войти в эту полосу предзакатного света. Какой-то он особенный...
Кузьма стоял на бугре около омшаника и курил. В эти минуты он забывался и не видел ничего, кроме освещенного солнцем гнилого угла. В серых, задумчивых глазах его загорелась непонятная радость.
Помощник Кузьмы, Ваня Лазарев, низкорослый, веснушчатый парень, минут десять сидел у костра с разведенным дымарем и терпеливо ждал, когда проснется старший пчеловод и позовет его сажать рой. Чтобы не заглох дымарь, он время от времени пускал в застоявшийся воздух пухлые, смолистые клубы дыма,
Кузьма моложе Вани года на два, но выглядит старше. Он высок, немного сутул, костляв и характером спокойнее. Наблюдая за пчелами, Кузьма может целый день просидеть около улья, позабыв обо всем. Зато вечером у костра он до полуночи будет рассказывать, как интересно и дружно работают они, как улетают в поле и возвращаются, как охраняют леток и вентилируют улей, подняв брюшко и часто-часто махая крылышками, словно маленькими стеклянными пропеллерами. При этом Кузьма сам начинает махать руками и делается очень похожим на пчелу-вентиляторщицу.
Вышел однажды с Кузьмой из-за его любопытства очень забавный случай. Задумал он сходить на озеро рыбу половить. Ваня тоже упросился с ним. Решили пойти вместе и к обеду вернуться на пасеку. Накануне Кузьма узнал от деревенских ребят-удильщиков, много ли в озере рыбы, хорошо ли клюет и на что лучше всего. Выяснилось, что рыбы много и «берет» больше всего на муравьиные яйца.
Утром Кузьма встал до солнца, разбудил Ваню и велел ему побыстрее сготовить завтрак, а сам пошел на полчасика в лес за яйцами. Там, разрывая палкой муравьиные дворцы и выбирая белых, как рисовые зерна, личинок, неправильно называемых яйцами, Кузьма случайно стравил две муравьиные семьи. Острый глаз Кузьмы сразу заметил войну. Он заинтересовался и, опустившись на корточки, просидел возле побоища до тех пор, пока обе стороны не разошлись, покинув поле боя до следующего утра или навсегда: неизвестно, что было решено на муравьином военном совете.
Ваня не удивился, когда Кузьма не пришел к завтраку. Зная его «причуды», он только рукой махнул на всю рыбалку и ушел на сеновал. Тем бы, может, все и кончилось, но, как нарочно, приехал председатель колхоза, и ему по какому-то неотложному делу срочно потребовался Кузьма. Ваня хотел выручить, сказать, что он ушел в село, да побоялся: вдруг откуда нелегкая вынесет Кузьму — подведет! Пришлось рассказать о задуманной рыбалке и о том, куда и зачем ушел Кузьма. Председатель попросил разыскать его. Да разве в лесу найдешь затаившегося над чем-нибудь человека?
Пришел Кузьма на пасеку только в полдень. Утолив кое-как голод, закурил и до сумерек рассказывал о муравьином побоище.
— Кузьма, время уж, пойдем посадим! — не вытерпел Ваня, видя, что в дымаре прогорает, а Кузьма и не думает оторваться от заката, никакой красоты в котором Ваня не находил.
Кузьма будто очнулся от хорошего сна. Он с какой-то скрытой досадой затоптал окурок и, неторопливо спустившись в омшаник,
вынес оттуда завязанную мешковиной роевню, Пчелы, почувствовав, что их несут, тревожно зашумели.
— Куда посадим? — спросил Ваня, вынося из сеней рабочий ящик с инструментом и гнилушками для дымаря.
— Гнилому углу придется дать, — ответил Кузьма.
— Стоит ли? Сколько мы туда давали, а толку?
— Что ж поделаешь? Не подсилишь, там совсем тогда все пчелы загинут.
— Пора уж убрать отсюда все ульи. Чего канитель разводить? — проворчал Ваня. — Одни убытки... Да и жаль. Первый рой — в эту провальную яму. Пуда бы два он меду дал.
— Пустяки! — возразил Кузьма. — Тут всего пять ульев, а дело интересное. Надо же все-таки узнать?
Сняв с одного улья крышку, Ваня пустил в леток несколько клубов дыма и сдернул с рамок холстик. Кузьма бегло осмотрел рамки. В каждом промежутке меж ними копошилось по горстке пчел.
— Маловато, — вздохнул Кузьма. — Во всех ульях пчелы битком, а у этих...
Рой, отсидевший несколько часов в холодном и темном омшанике, присмирел. Пчелы дружно пошли в новое для них жилище, Ваня усиленно дымил, чтобы не было драки.
Гнилой угол — это северо-восточный угол пасеки. Внешне почти ничем не отличается от прочих углов лесной поляны. Место не заболоченное и не гниющее, такое же сухое, как и вся пасека. Разве что солнце из-за высоких елей заглядывает сюда только перед закатом, Вот и вся видимая разница, если только она имеет хоть какое-нибудь значение для пасеки,
Пчеловоды прозвали его «гнилым» за то, что здесь стоят семей пять и все они никогда не давали ни меда, ни воска. Каждое лето с весны и до осени их приходилось подсиливать пчелой из других ульев да подкармливать. Но не проходило и двух-трех недель, как семейки опять ослабевали, теряли летную пчелу и хирели. Велось это издавна, с первого года образования здесь пасеки. Тщетно искали пчеловоды объяснение этому непонятному явлению, но шли годы, а гнилой угол так и оставался больным местом на пасеке.
В прошлом году, когда Кузьма, окончив в районе пчеловодные курсы, принимал эту пасеку у очень древнего деда Афанасия, тот, почесав затылок, на котором еще осталось с десяток легких и белых, как облако, волос, сказал:
— Все, мил человек, у меня в порядке, Вот только с этим углом беда. Очень уж слабые тут семьи. Давно я здесь и за все время в том проклятом углу ни с одного улья ни капли меда не взял. Все только подсиливаю да подкармливаю, а толку чуть. Тут, должно, нечистая сила поселилась…
Кузьма тогда безвыходным положение не нашел. Он решил, что дед просто не раскусил какую-нибудь особенность места.
Но не «раскусил» ее и Кузьма, хотя испробовал за лето немало способов. Не раз он советовался и с районным зоотехником-пчеловодом, а толку все равно не было.
Солнце еще не село. Оно застряло где-то в середине черных колючих елей и с трудом пробивалось сквозь их толщу тонкими золотыми нитями. Вся пасека погрузилась в тень. Над лесной поляной закружились в вечернем воздухе ночные птицы козодои.
— Завтра хороший денек будет, — заметил Кузьма. — Козодой высоко мошку гоняет. Жди роев...
— Теперь не вздохнешь! —согласился Ваня и, затоптав окурок, взял ведро и пошел к роднику за водой.
Кузьма подбросил в еще не остывшие угли хворосту и стал раздувать костер.
За ужином Ваня сказал:
— А я думаю, Кузьма, не газы ли какие тут поблизости из земли идут и губят пчел. Ты замечал, что у нас на пасеке много землероек? Замечал? А хоть одну из них ты видел в гнилом углу, а?
— Да просто не обращал внимания. Может, и видел.
— А я специально обращал и ни одной не видел. Значит, боятся они гнилого угла. Газ там, не иначе. Вот найдем мы его, тогда все село будет им печи топить, и дров не надо.
Несмотря на спустившуюся ночь, он взял лопату и пошел в лес копать ловчие ямы для землероек, чтобы на них подтвердить свою догадку.
Оставшись один, Кузьма задумался. Он знал, что в гнилом углу не все семьи слабнут одинаково. Те, на которые больше падает солнце, слабнут медленнее...
А над поляной, над погрузившимся в поздние сумерки лесом черными тенями кружились козодои.
Утром Ваня вынул из ловчей ямы пять землероек и три лесные мыши. Попали мыши, видимо, перед самым приходом Вани, иначе были бы съедены землеройками. Ваня посадил землероек в жестяные банки из-под консервов, прикрыл их проволочной сеткой и расставил в гнилом углу.
Землеройки были очень прожорливы. Когда одному зверьку пустили мышь, он, вдвое меньше мыши, молниеносно задушил ее, а к вечеру от мыши осталась только шкурка. Землеройки ели все: дождевых червей, кузнечиков, стрекоз, жуков,— и Кузьма всегда удивлялся их прожорливости.
— Не дохнут?,,— потирая руки, шутил он над Ваней. — Видно, и эту зиму придется печи топить дровами. Нет газу-то?
Кузьму интересовали землеройки... Очень уж любопытно нападают на корм — моргнуть не успеешь! Кузьма привязывал за нитку толстого мохнатого трутня и, осторожно опуская его, жалобно трепыхавшего крыльями, в банку, быстро дергал нитку обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49