Но не сладко приходилось в эти дни пчелам-беглецам. Дикари уж отстроили себе гнездо, усиленно заполняли соты нектаром, а вот мед из этого нектара на болоте не получался.
Весь день пчелы переливали нектар из ячейки в ячейку, выгоняли из него влагу, а ночью над болотом поднимался густой, промозглый туман. Мед впитывал в себя из сырого воздуха влагу, разжижался, и вся дневная работа пчел гибла. Утром снова надо испарять. Июль, самый сильный в году медовый месяц, подходил к концу. Взяток мог со дня на день оборваться, а в гнезде у дикарей еще не было запечатано ни одного грамма меда, все гнездо было заполнено одним только нектаром, и сколько ни бились пчелы, чтобы довести его до густого меда, ничего не получалось. Ночные туманы рушили всю их работу. А нектар хранить нельзя, он закиснет, и тогда зимой пчелам нечего будет есть.
Вот, оказывается, почему гибли здесь ранее селившиеся пчелы.
В довершение ко всему как-то рано утром над горелым болотом появилось невиданное доселе чудовищное насекомое. Оно было чем-то встревожено и так сильно гудело, как, вероятно, не гудел даже весь рой из десятков тысяч пчел, когда удирал с пасеки деда Никиты. Насекомое не махало своими огромными крыльями, а просто парило над ржавой болотной водой и поливало ее какой-то очень вонючей неприятной и противной жидкостью. Странное насекомое издавало запах железа, бензинной гари и, вероятно, принадлежало не к солнечному племени, а к племени самого человека. Дикари знали, что это вездесущее человеческое племя особого вреда им не делало, и успокоились. Но потом получилось самое страшное. Жизнь на болоте словно вымерла, Теперь уж по вечерам над болотом не кружились с надоедливым писком полчища комаров-долгоносиков и анофелесов. Все они куда-то исчезли, будто всей многомиллионной армией улетели вслед за чудовищным насекомым. Но и пчелам после этого пришлось не сладко. Многие из них стали гибнуть, едва только пососав из моха болотную воду, Сила семьи стала заметно уменьшаться. Ведь гибли-то самые смелые полевые пчелы.
Дикари же по натуре своей сильны и хорошо приспособлены к любым неблагоприятным условиям жизни. Они вскоре нашли в лесу другой водоем и больше не брали в болоте ядовитую роду,
Семья опять стала крепнуть, и все бы шло хорошо, если бы не промозглые ночные туманы.
А кругом в лесу жизнь шла своим чередом, сытная и веселая, и только одним беглецам приходилось сейчас туго, так туго, что и сказать нельзя»
Враги
Есть в осени первоначальной Короткая, но дивная пора.
Ф. Тютчев
Наступил август, последний месяц красного лета, преддверие золотой осени. По-прежнему ярко светило солнце, но в тени леса уже становилось прохладно. В темно-зеленые кудри деревьев все чаще вплетались желтые косички. Вяли травы.
Поспели лесные орехи, зарумянились ягоды горькой рябины. Выгорели и пожухли лесные поляны.
По утрам стало свежо и прохладно. Только к обеду солнце обогревало землю по-летнему, а там, часа через три, снова наступала прохлада.
Взяток оскудел. Пчелы теперь по утрам долго не вылетали из своих ульев, а как обогреет солнце, начинали безжалостно выгонять из гнезд трутней. Теперь они были не нужны пчелам, а раз не нужны, то и кормить их незачем.
Природа трутня тоже интересна.
Каждому школьнику хорошо известно, что из неоплодотворенного цветка не будет семян. Не выведется потомство и из неоплодотворенных яиц птиц, ужей и черепах. Неоплодотворенная икра рыб и лягушек тоже погибнет. Это закон природы. А вот трутень обошел этот закон. Из оплодотворенного яйца пчелиной матки выводятся молодые рабочие пчелы и матки, а трутень — это единственное на земном шаре насекомое, которое выводится из неоплодотворенного яйца. Не чудеса ли, на самом деле?
Русская пословица говорит: «Трутни — горазды на плутни». Вряд ли это так. И лодырями трутней зовут напрасно. Ведь в пчелиной семье ничего нет лишнего, значит, и трутень не лишний, а когда он делается лишним, его просто выгоняют на улицу,
Пчелы начинают выводить трутней еще в июне, перед роением. Они нужны им для оплодотворения молодых маток. Но ведь хотя каждый трутень и погибает сразу же, как только оплодотворит матку, все равно их нужно очень мало, а пчелы выводят их летом множество. Зачем? Трутни хотя никакой работы в улье не выполняют, они не приспособлены к этому, зато они помогают пчелам обогревать расплод, а это тоже очень важно.
Летом трутень может беспрепятственно перелетать из улья в улей, с пасеки на пасеку, и везде его примут, везде угостят сладким медом. Пчелы-сторожа знают, что трутень безобиден, он не имеет даже жала и уж ни в коем случае не вор.
В августе у пчел в гнезде становится все меньше и меньше расплоду, обогревать его нечего, и, чтобы не кормить всю зиму прожорливых и ненужных теперь трутней, пчелы безжалостно начинают выгонять их на холод из теплого улья.
А трутень силен, он крупнее пчелы. Двум-трем пчелам едва с ним справиться. Дотащат пчелы с большим трудом к летку трепыхающегося трутня, ощиплют ему за дорогу все крылья, а у самого летка он вдруг напряжет все силы, вывернется из цепких и ловких пчелиных «рук» и — шмыг опять в гнездо. Что с ним сделаешь? Тоже жить хочет.
Но пчелы — мудрецы, и жалости у них нет. Они знают, что если трутень как огня боится летка, улицы и выгнать его из улья можно только с большим трудом, то в глубь гнезда, подальше от опасного летка, трутни идут охотно. Пчелы пользуются этой слабостью трутней. Они начинают загонять трутней на свои медовые запасы, -в голову гнезда, где весь запас меда запечатан в ячейках тонкими восковыми крышечками, и зорко сторожат, чтобы трутни не спустились вниз, где есть ячейки незапечатанного меда.
Трутни до того беспомощны и не приспособлены к жизни, что, сидя на запечатанных медовых ячейках, слабнут и умирают с голоду. Едят они только из открытых ячеек, привыкли к этому, а вот нагнуться себе под ножки и проткнуть головкой тонюсенькую восковую пленку-крышечку, под которой хранится душистый мед, не догадываются. Они начинают слабнуть с голоду и падают на дно улья. А пчелам только этого и надо. Слабых и беспомощных, они легко выкидывают их на улицу. А ночью приходят на пасеку лесные санитары — барсуки и ежи — и охотно поедают обессилевших трутней.
К середине августа пчелы все реже вылетают из ульев. Холодно. Солнце ослабло, и они все больше теперь сидели на сотах, сбившись в клубок. Даже пчелы-сторожа спускались охранять леток только в обеденные часы, когда пригревало солнце, а утром и вечером тоже сидели и грелись вместе со всеми в клубе.
Зато безбоязненно стали рыскать в эти дни по пасеке заклятые пчелиные враги: осы, шершни, пчелиные волки-филанты — и безнаказанно грабить пчелиные запасы. Ведь что ни холоднее становилось на улице, то пчелы все больше сидели на своих сотах в каком-то полусне, и дать сокрушительный отпор грабителям было некому.
Дед Никита расставил по пасеке множество различных ловушек на ос, и хотя гибли они в этих ловушках сотнями, полчища их не ослабевали.
— Выручайте! — как-то, выведенный из себя, сказал старик пришедшим на пасеку ребятишкам. — Кто убьет сто ос, — тому кило меду.
Дети взялись за дело с большим воодушевлением. Они сделали хлопушки из подошв старых галош и целыми днями ходили по пасеке, шлепая на прилетных досках ловких лесных разбойников.
— Дедушка, — спросил как-то деда Никиту один из ребят, — как же будут зимовать, если у них уже сейчас нечего кушать и пет теплого омшаника, как у пчел?
— Да они ведь вертопрахи, а не рачители, — ответил старик. — У ос, шершней и у всей этой лесной нечисти нет никаких запасов. Ветреные головы, одним днем живут. А как наступит зима — тут им и конец приходит, все от голода и холода погибают. И все это оттого, что не живут они дружной семьей, коллективом, как пчелы.
— А откуда же, дедушка, новые осы весной появляются?
— Новые-то? — переспросил дед. — А у них остается осиная матка, такая же, как у пчел. Только ихняя матка на зиму в мох или под кору старого дерева хоронится, там и сохраняется до весны. Корму ей зимой никакого не надо. Она, как муха или лягушка, замирает на зиму. А весной, как пригреет солнышко, она пробуждается и начинает строить маленькое гнездышко, с грецкий орех, а то и того меньше, выводит в нем несколько осят. Потом, когда семья немного разрастется, осы начинают делать к материнскому гнездышку небольшие пристрой. Потому-то гнездо у ос и бывает многоэтажное. К осени оно уже становится большое, как тыква. Когда его разломаешь, в нем соты друг на дружке, как этажи. Сначала крохотный кружочек сотов, величиной с пятак. Это тот, который сама матка весной в одиночку делала. Потом побольше сотик, еще больше, еще, а уж самый последний с небольшой подсолнух. И все это гнездо как бы в бумагу завернуто, специальным кожухом обделано от ветров и дождя, а кожушок-то тонюсенький, как бумажка. Одним словом, не дом, а цыганская палатка, для лета только. А глубокой осенью, как только ударят морозы, вся эта непутевая семья в своем бумажном кульке от холода и голода, потому что все лето эти бездельники ни одной капли меда не принесут к себе и гнездо про черный день. У шершней тоже так. Нет, не могут они жить так, как пчелы, мирком да ладком. А раз недружно живут, то чего уж тут хорошего ожидать. Нет, далеко им до пчел.
— Дедушка, а соты они из чего делают? Тоже из воска?
— Куда им! Они и гнездо свое, и соты — все из бумаги делают. Берут прошлогодние листья, пережевывают и из этой массы лепят соты и гнездо. Получается все словно из бумаги, временное, одним словом. Куда им до пчел. Нет, дети, еще раз скажу вам: будьте трудолюбивы, живите дружно да мирно, как пчелы, тогда всем на земле хорошо будет. А осы — это агрессоры беспутные, им во всем далеко до пчел. Пчелы мудрецы! Вот летом, к примеру возьмем, забежала в улей мышь или ящерка. Сторожа не в силах не пустить мышь или ящерку в улей, посторонятся. Но только мышь, это, зайдет, сейчас же одна из пчел жалит ее в самое чувствительное место, в нос, словно чует ахиллесову пяту. Мышь тут же умирает.
Но пчелы не терпят у себя в гнезде ничего лишнего и постороннего. Как же быть с мышкой? Ведь пчелам ее не вытащить из улья, И все бы это не беда, но ведь мертвая мышь будет разлагаться, пойдет от нее нехороший запах, и пчелы это хорошо знают, Как им быть? Что бы вот вы на их месте сделали?
Ребята засопели носами, не зная, что ответить,
— А пчелы очень просто выходят из такого положения, — продолжал дед Никита. — Они сейчас же начинают эту мышь заделывать воском и своим клеем-прополисом. Всю ее залепят от головы до хвоста, и так, что мышь вся разложится, а в гнезде у пчел ну ни капельки никакого запаха. А уж потом, когда все там под восковым покрывалом подсохнет, пчелы по отдельным косточкам выкинут из улья всю эту мышь. Ну, не мудрецы ли?
— Хитрые! — обрадовались такой остроумности пчел ребятишки. — Ну, прямо умницы!
— Вот и я об этом же говорю.
Беглецы найдены
Долго на листьях лежит Ночи мороз, и сквозь лес1 Холодно как-то глядит Ясность прозрачных небес.»
А. Майков
Шумел листопад. Золотистая мгла повисла над лесами. Стояли последние дни «золотой осени», Ветер безжалостно срывал с деревьев листья и устилал ими землю, потеплее укутывал босые ноги деревьев. Многие птицы уже сбились в стаи, готовились к дальнему отлету в теплые страны.
Совсем присмирели пчелы. Теперь они очень редко выглядывали из ульев. Больше сидели в полусне, сбившись в зимний клуб.
Похолодала вода. Озеро стало темнее, словно над чем-то призадумалось. Ряска опустилась на дно. Караси забились в ил и больше не попадались в верши деда Афанасия.
Но старик не унывал, Теперь по утрам он брал с собой ружье, корзину и на весь день уходил в лес. Вечером приходил радостный, приносил полную корзину грибов, связку молодых тетеревов, вальдшнепов, рябчиков.
— Слышь, Никита, — как-то, вернувшись из леса, сказал сторож. — На горелом болоте нынче страсть сколько уродилось клюквы. Заходил сегодня туда пострелять бекасов, а клюквы— ну прямо все усыпано. Да вся крупная, спелая. Надо бы сходить пособирать малость на зиму. Больно хороша ягода для зимы.
— Клюква — это хорошо, — согласился дед Никита, — давай утречком сходим пособираем. А то прознают в селе — враз все болото очистят и нам ни одной ягодки не оставят.
Утром еще затемно старики отправились на горелое болото.
Клюквы и впрямь было много. Едва солнышко пригрело землю, у стариков уже было набрано по корзине отборных ягод. Да и брать клюкву хорошо. Поднял одну ягодку, а за ней как снизка пламенных бус потянется. Шмыг между пальцев — и целая горсть ягод в корзине
— Афанасий, пойдем! — окликнул дед Никита сторожа. — Некуда уж класть. Пора домой
— Ты пробирайся, Никита, к берегу, вон к той сухой осине. Там обожди малость, а я схожу вглубь, гляну — прилетают сюда на кормежку тетерева или нет,
Афанасий, хлюпая по мягкому сырому мху, пошел дальше в болото, а дед Никита, взвалив на плечо тяжелую корзину с ягодами, стал пробираться к берегу.
У толстой гнилой осины старик снял корзину, сел на припеке и, наслаждаясь теплом ласкового осеннего солнышка, закурил свою трубочку и стал ожидать сторожа.
Афанасий лазил по болоту с полчаса,
— Тетеревов не видно. Значит, куда-то в другое место летают на кормежку, — заявил он, вылезая на сухой берег, — А вот белой куропатки много. Семей десять спугнул.
— Тише! — оборвал его дед Никита, — Никак где-то пчелы шумят? Не слышишь?
— Чего-то нет!
— Шумят. Честное слово, это пчелы. Только вроде холодновато для пчел. Может, осы?
Старик поднял голову и сразу же заметил на толстом стволе осины, на высоте с полдерева, маленькую щель, над которой вились пчелы.
— Так это настоящие дикари! — радостно воскликнул дед Никита. — Домашние пчелы сейчас сидят и носа не высунут, а этим малые холода нипочем. Видишь, летают. Должно, с вереска мед несут. Сейчас только один вереск цветет, Вот нашли где поселиться, на болоте! Кто бы мог подумать! Может, это те самые дикари, которые от нас улетели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49