Ночь обещала быть долгой.
Отойдя от пляжной тропинки на безопасное расстояние, Жиль зажег сигарету и сделал долгую неторопливую затяжку. Легкие наполнились дымом, и он сразу же расслабился. Он был раздражен. Салли была совсем не такая, как все. И ему нравились их перепалки.
У бассейна продолжалась поздняя ночная пирушка. Горстка гостей, жаждущих вдали от серых будней оторваться на всю катушку, напивалась до беспамятства и крутилась в безумных танцах. Вторая симпатичная англичанка все еще была здесь. Жиль обманулся с датой ее отъезда. Думал, что она приехала на две недели, а оказалось, что она с подругами тоже улетает через два дня. Сейчас она сидела за столиком у бара и наблюдала, как ее соседка по комнате танцует грязные танцы с инструктором, добавляя к стандартным движениям, которым он обучал ее днем, весьма необычные па. У Яслин был скучающий вид. Она вертела в руках стакан и пялилась на тающие кубики льда, будто те могли открыть ей вечную истину о человечестве.
Когда подошел Жиль, поведение Яслин резко изменилось. Она выпрямилась, расправила плечи, выпятила грудь, чтобы добиться максимального эффекта. Хмурое выражение лица пропало без следа. Она зазывно взглянула на пустой стул рядом с собой. Жиль сел. Салли Мерчант была забыта моментально.
Музыка закончилась. Даже в «Эгейском клубе» вечеринки не могли длиться всю ночь. Менеджер пул-бара задернул жалюзи, чтобы гости не расхищали спиртное под покровом темноты. Закрыли и бассейн, чтобы кто-нибудь ненароком не утонул.
Пьер, инструктор по танцам, проводил Речел к столику. Ее мятный чай совсем остыл. Речел присела. Гости допивали коктейли и расходились по комнатам. Яслин нигде не было видно.
В конце концов Речел осталась у бассейна в полном одиночестве. Помощник бармена принялся обходить столики и ставить на них стулья, чтобы легче было подметать пол. Он взгромоздил стулья и на стол Речел.
– Я вам мешаю, – сказала она. – Я уже ухожу. – Но он сделал знак, чтобы она осталась.
– Ваш чай, – сказал он.
Чай был холодным и пить его стало невозможно.
Где же Яслин? Речел не то чтобы волновалась, но начала потихоньку закипать. Остаться в одиночестве посреди «Эгейского клуба», конечно, не то что в одиночку гулять по улицам Брикстона после полуночи, но все же на тропинке, ведущей к их бунгало, было страшновато, и Речел предпочитала не ходить там одна. Яслин могла хотя бы сказать, куда направляется.
Ну и ладно. Теперь у нее нет выбора. Разве что проторчать у пул-бара до рассвета. Тогда ей не придется идти занимать лежаки. Речел отодвинула чашку и нетвердо поднялась на ноги. Ей казалось, что она не такая уж пьяная.
На территории отеля было совсем тихо, если не считать щебета цикад и французских и итальянских ругательств, когда кто-нибудь спотыкался на темной тропинке по пути к бунгало. Речел пожалела, что не послушалась совета Патрика и не взяла фонарик. Когда он предложил упаковать фонарь, она высмеяла его идею. Только лишний груз. Ведь Речел всегда жутко боялась, что чемодан окажется тяжелее, чем положено.
Мелкими шажками она пробиралась по неровной дорожке за корпусом регистрации. Когда они только заселились, Речел понравилось, что их бунгало располагается вдали от ярко освещенных людных мест. Хорошо, если любишь спать в мертвенной тишине. Но плохо, если не хочешь сломать ногу по пути домой поздней ночью.
Впереди послышался новый звук. Кто-то хихикал. Казалось, хихиканье раздается из прачечной, где гостям, взявшим меньше вещей, чем Речел, разрешалось стирать белье. Запах прачечной напомнил ей об университете: зимними вечерами они с подругами частенько сидели в теплой прачечной и ждали, пока высохнут трусики. Это было приятнее, чем возвращаться в промозглые комнаты общежития.
Дверь в прачечную была приоткрыта, и на дорожку падал треугольник серебристого света.
Речел разглядела кочку, о которую могла бы споткнуться и грохнуться навзничь. Судя по звукам, парочка голубков-полуночников решила устроить в прачечной романтическую встречу. Речел пригнулась, чтобы пройти мимо, не привлекая к себе внимания. Но из полуоткрытой двери услышала знакомый голос и замерла на полпути.
– Прекрати, грязное животное!
Речел автоматически обернулась и случайно увидела то, что вовсе не хотела лицезреть.
На крышке сушилки сидела Яслин. Черная юбка в цыганском стиле задралась и спасательным кругом торчала на талии. Стройные загорелые щиколотки лежали на плечах какого-то мужчины. Его лица не было видно: оно зарылось меж ее бедер.
Откинув голову и застонав от чистейшего восторга, Яслин схватила своего спутника за золотистую копну волос и подняла его с колен.
– Разве тебе так не нравится? – спросил Жиль.
– Еще как нравится, – простонала Яслин и поцеловала его в губы, словно хотела откусить их. – Теперь марш обратно, непослушный мальчик.
Одним волнообразным движением она толкнула Жиля обратно на колени и захлопнула ногой открытую дверь прачечной, будто почувствовав, что у них появился соглядатай. И даже не посмотрела, кто стоял у двери.
52
Кэрри Эн приподнялась на локте и взглянула на лицо Акселя Раданна. Сквозь занавески просачивался первый луч нового дня, обрисовывая его профиль на подушке. Она вспомнила, что так и не спросила, сколько ему лет. Сам он не говорил. Кэрри Эн догадывалась, что ему, должно быть, чуть больше двадцати, но сейчас, в тусклом зареве рассвета, он выглядел намного моложе.
Итак, ночь страсти с неистовым аниматором не удалась. Стоило Акселю начать говорить о Натали, и он часами не мог замолкнуть. Когда он закончил рассказ, Кэрри Эн показалось, будто она была живым свидетелем их отношений. Похоже, Аксель помнил каждый разговор с Натали и повторял их беседы слово в слово, словно пытался отыскать ключ: почему она его оставила?
– Она говорила, что любит меня, – жалобно проговорил Аксель.
Убогая и до боли знакомая фраза.
Но Кэрри Эн не могла винить Акселя за то, что тот хватался за нашептанные Натали в начале их знакомства нежности как за последнюю соломинку. Даже когда на время бракоразводного процесса Грег переехал из дома на квартиру Майри, Кэрри Эн вспоминала их разговоры сразу после свадьбы. Он же обещал, что они всегда будут вместе! И тут вдруг их не стало. Как будто потушили свет. Как будто кто-то взял и повернул выключатель.
– Неужели она мне лгала? – спросил Аксель.
– Нет, – заверила его Кэрри Эн. – Уверена, она любила тебя по-настоящему. Но чувства проходят. И рано или поздно твои чувства к Натали тоже переменятся.
Его голова лежала у нее на коленях, и, утешая его, говоря, что все будет в порядке, Кэрри Эн улыбнулась печально и деликатно. Когда после разрыва друзья говорили ей те же самые слова, они казались банальными. Тогда ей представлялось, что они не понимают глубину их с Грегом отношений. Такой любви невозможно найти замену.
Но время показало, что она ошибалась. Сейчас ее чувства выглядели совершенно нормальными, и ее это даже разочаровывало. С каждой неделей становилось все проще мириться с новым положением. Как и обещали друзья, в ее жизни появилось много нового, и рана, открывшаяся после измены мужа, постепенно затягивалась.
Теперь, вспоминая Грега, Кэрри Эн видела лишь обрывочные кадры. В буквальном смысле слова. Она помнила его лицо по свадебным фотографиям или снимкам во время отпусков. Голос припоминала лишь по старой записи на автоответчике. Его образ становился осколком прошлого, тускнел, он впоследствии неизбежно сотрется и станет неотличимым от воспоминаний о старых фильмах и песнях, услышанных по радио.
Аксель знал Натали всего несколько месяцев. Она гораздо быстрее превратится в безболезненное воспоминание. Только лишь если Аксель прекратит ковырять рану, которую она оставила в его сердце, лишь если он перестанет бояться напоминаний о старых отношениях и боли, которую они приносят. Убежать от реальности – не выход. Кэрри Эн это знала. Аксель приехал в «Эгейский клуб», чтобы скрыться от прошлого, но расстояние усугубило воспоминания, превратив их в страшных призраков, которые грозили остаться с ним навеки.
Кэрри Эн прекрасно представляла себе Натали. Аксель описал ее под стать Венере Ботичелли. Но в воображении Кэрри Эн возник куда менее привлекательный образ. Неуверенная в себе интеллектуалка. Претенциозная. И даже жестокая. Разве можно было бросить человека в таком плачевном состоянии? Почему она не попыталась образумить его, прежде чем он потерял драгоценное место в университете?
У Акселя есть выбор, сказала Кэрри Эн, когда они сидели на его кровати в темноте. Память о Натали имеет над ним власть потому, что он ей это позволяет. Если он вернется в Париж и продолжит учебу, пообещала Кэрри Эн, то уже через год снова будет счастлив. Конечно, есть вероятность, что он наткнется на Натали и Эда, и в первые пару раз ему будет адски больно, но если он никогда не вернется, если позволит академическому отпуску растянуться на неопределенное время и не станет врачом, как мечтал, то боль со временем только усилится. Он начнет презирать себя за то, что позволил Натали отнять у себя будущее. И существует реальная опасность, что он никогда уже не будет счастлив.
За время их полуночного сеанса психотерапии Аксель каким-то образом умудрился свернуться калачиком на плече Кэрри Эн. Она обняла его, и это получилось совершенно естественно, любяще: ведь она понимала, какие муки он переживает, и дала ему то, чего ей самой хотелось получить в подобной ситуации. Физическое утешение. Пусть Аксель описывает свои высокие чувства заумными словами, но Кэрри Эн понимала, что все люди мучаются одинаково. Все они снова становятся маленькими детьми, которые, ободрав коленку на детской площадке, находят утешение в объятиях матери.
– Знаешь, Аксель, – пробормотала она, – ты очень необычный человек, и когда-нибудь ты найдешь ту, которая оценит тебя по достоинству. Я знаю, как банально это звучит. Бог свидетель, мне и самой такое сто раз говорили. Но я в это верю. Ты уникальный, у тебя есть чувство юмора, ты умен, красив и…
И тут Аксель громко захрапел. Кэрри Эн поняла, что попала в ловушку: его тяжелая голова лежала у нее на плече.
К утру рука Кэрри Эн слегка онемела. Она массировала ее, пытаясь оживить затекшие мышцы, и одновременно нащупывала свои босоножки на полу у кровати Акселя. И наконец нашла их под горой футболок Жиля: видимо, она сбросила их на пол во время той первой судорожной попытки заняться любовью.
Сейчас Кэрри Эн была только рада, что так ничего и не случилось. Акселю нужен не только секс. И Кэрри Эн тоже. Им нужна дружеская поддержка. Теплые отношения. Опора. И после их полуночного разговора она обрела все это. Советуя Акселю проявить честолюбие, она разбудила и собственные уснувшие амбиции.
– Сладких снов, Аксель.
Учитель шахмат все еще спал. Она поцеловала его в щеку и вышла за порог его комнаты на солнцепек. В душе теплилась новая надежда.
53
Проснувшись, Речел обнаружила, что в комнате никого нет. Она села на кровати и потянулась. Ни звуков рвоты из ванной, ни храпа, заглушающего шум кондиционера. Она была одна. Более того, две другие кровати были аккуратно застелены. Кэрри Эн и Яслин не ночевали в номере.
Момент блаженного забытья прошел, Речел очнулась ото сна, и перед глазами, вызвав приступ тошноты, вспыхнула картина: Яслин и Жиль в прачечной.
Как Яслин только могла? Мало того что она изменила Юэну. Она обманула его с аниматором! Какая низость. Для Речел Жиль был как гамбургер, приносящий минутное удовлетворение, но очень дешевый, вульгарный и не слишком полезный для здоровья. Хуже того, к Яслин он относился так же.
Речел представляла, как Юэн ведет себя в Дублине. С его естественным обаянием женщины будут выстраиваться в очередь. Но он ни за что не станет с ними заигрывать. Речел знала, что не станет. Что бы он подумал, если бы имел представление о том, что происходит здесь, в Турции?
Речел сама удивилась своей злости на Яслин. Намеренно или нет, Яслин взвалила на нее обязанность хранить секрет, в курсе которого ей вовсе не хотелось быть. И теперь при каждой встрече с Юэном перед глазами у Речел будет маячить та сцена в прачечной. Когда Речел в последний раз говорила с Патриком, на заднем плане она услышала крик Юэна: «Следи, чтобы Яслин вела себя хорошо!»
И разве ей удалось проследить за ней?
Разозленная Речел включила душ на полную мощность и стала ждать, пока нагреется вода, закипая от гнева. Только она вошла в кабинку, как в комнату ввалилась Яслин и направилась прямиком к унитазу. Упала на колени и склонилась над ним. Но ее не вырвало. Она сидела так несколько секунд и лишь потом поняла, что не одна.
– Извини! – обратилась она к Речел. – Я тебя не заметила.
– Где ты была прошлой ночью?
– Ты кем это себя возомнила? – Яслин была слегка ошарашена. – Моей матерью, что ли?
– Можешь не отвечать. Я знаю, где ты была. Я тебя видела, – выпалила Речел. – Тебя и Жиля.
Яслин повела плечами и улыбнулась.
– Видела?
– В прачечной.
– У-упс, – выдохнула Яслин.
– Как же Юэн?
– Что Юэн? Он ничего не узнает. Господи, мне нужно поспать. Я разваливаюсь на части.
Яслин оставила Речел в ванной.
Речел тут же выключила душ и последовала за Яслин.
– Мне это не нравится.
– Что?
– Что ты изменяешь Юэну. Сама часами науськивала Кэрри Эн бросить Грега, как только она узнала об измене, а теперь пошла и сделала то же самое. Лицемерие чистой воды.
– Неужели? – безразлично произнесла Яслин.
– Да.
– С каких это пор ты смеешь указывать мне, как жить?
– С тех пор, как ты изменила моему другу.
– Твоему другу?
– Да. Юэн мой друг. Он будет шафером на моей свадьбе. Он лучший друг моего будущего мужа. И что прикажешь делать, когда он придет ко мне и будет распинаться, как сильно тебя любит? Делать вид, что ничего не произошло? Какое двуличие. Я буду чувствовать себя виноватой. Каждый раз, глядя на Юэна, буду вспоминать тебя и этого ужасного типа в прачечной.
При воспоминании об «ужасном типе» Яслин невольно улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38