— По­ня­тия не имею, — от­ве­тил Оли­вье не­мно­го свы­со­ка.
Аль­бер­ти­на сде­ла­ла еще од­ну по­пыт­ку уз­нать, но маль­чик не от­ве­тил. Мо­жет, он ей ко­гда-ни­будь и рас­ска­жет, но поз­же, мно­го поз­же. Жен­щи­на на­зва­ла его «мол­чу­ном» и до­ба­ви­ла к это­му «про­тив­ный». Что же с ни­ми се­го­дня стряс­лось? С Бу­гра, с Гро­ма­ляр­шей, с Аль­бер­ти­ной… Все они бы­ли в от­вра­ти­тель­ном на­строе­нии. Нет, ни­ко­гда Оли­вье не су­ме­ет по­нять этих взрос­лых.
Маль­чик на­чал раз­ду­мы­вать, не най­ти ли се­бе но­вое тай­ное ме­сто где-ни­будь на пус­ты­рях Мон­мар­тра, на уча­ст­ке «Труб» или «Гор­шеч­ной гли­ны». Он раз­ме­тит ка­муш­ка­ми гра­ни­цы сво­ей зем­ли и бу­дет там жить, как Ро­бин­зон на сво­ем ост­ро­ве.
Его от­влек­ло от этих раз­мыш­ле­ний вне­зап­ное по­яв­ле­ние аэ­ро­пла­на, ко­то­рый ле­тел так вы­со­ко, что ка­зал­ся не боль­ше чай­ки. Гла­за всех лю­дей, сто­яв­ших на ули­це, уст­ре­ми­лись вверх, а ру­ки, сло­жен­ные ко­зырь­ком, под­ня­лись ко лбу. Маль­чиш­ки зна­ли, что су­ще­ст­ву­ет два наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ных ви­да аэ­ро­пла­нов — мо­но­пла­ны и би­пла­ны, — и уме­ли их раз­ли­чать. Сы­ну кон­ди­те­ра уда­лось рас­смот­реть на аэ­ро­пла­не трех­цвет­ные зна­ки, и это вы­зва­ло об­щий эн­ту­зи­азм. По­яв­ле­ние аэ­ро­пла­на да­ло по­вод к вы­ска­зы­ва­ни­ям Гас­ту­не (он вы­го­ва­ри­вал аре­о­план ) о Ги­не­ме­ре и Фон­ке, с их об­щей воз­душ­ной сла­вой, за этим по­сле­до­ва­ли рас­су­ж­де­ния о бом­бар­ди­ров­ках и о воз­душ­ных бо­ях в бу­ду­щих вой­нах. У де­тей в па­мя­ти воз­ник­ли ча­рую­щие име­на, свя­зан­ные с гра­ж­дан­ски­ми под­ви­га­ми: Мер­моз, Линд­берг, Бле­рио, Бо­сут­ро, Аме­лия Эр­харт, Кос­тес и Бел­лон­те. Они на­зы­ва­ли их «аса­ми». По­том кто-то за­го­во­рил о ди­ри­жаб­лях, и Оли­вье при­пом­ни­лись ог­ром­ные ки­ты, со­пер­ни­чаю­щие в ско­ро­сти с ле­ту­чи­ми ры­ба­ми.
Ре­бе­нок за­ме­тил Пау­ка, не­под­виж­но си­дев­ше­го у по­ро­га араб­ской гос­ти­ни­цы, и ему за­хо­те­лось уз­нать, ви­дел ли тот аэ­ро­план, но спро­сить не ре­шил­ся. Он толь­ко кив­нул Пау­ку и при­стро­ил­ся ря­дом. Они смот­ре­ли, как ра­бо­та­ет обой­щик Лей­бо­вич, ко­то­рый вме­сте с сы­ном Иль­ей рас­че­сы­вал шерсть для мат­ра­са. Обой­щик рас­по­ло­жил­ся по­сре­ди­не ули­цы, и снеж­ные хло­пья раз­ле­та­лись в све­те фо­на­рей от его стран­ной ма­ши­ны на ко­ле­си­ках, ко­то­рую он рас­ка­чи­вал, как люль­ку, ту­да и об­рат­но. Оли­вье по­здо­ро­вал­ся с Иль­ей, усел­ся на краю тро­туа­ра, на­де­ясь, что его по­зо­вут на под­мо­гу. А по­ка он смот­рел во­круг, де­ля про­стран­ст­во на от­дель­ные ма­лень­кие уча­ст­ки, в точ­но­сти как это де­ла­ет ки­но­ре­жис­сер, ко­гда хо­чет со­сре­до­то­чить вни­ма­ние зри­те­ля на де­та­лях.
Как раз на уг­лу ули­цы Баш­ле в не­боль­шом ту­пич­ке на­хо­ди­лась три­ко­таж­ная лав­ка с вы­вес­кой: «Храб­рый ма­лыш ». Биб­лей­ский Да­вид из фа­не­ры, стоя­щий у по­ро­га, под­сте­ре­гал Го­лиа­фа, ко­то­ро­го со­всем не бо­ял­ся. Так как здесь про­да­ва­лось вдо­ба­вок и дет­ское при­да­ное, то бы­ла и вто­рая над­пись, на­чер­тан­ная бе­лы­ми бу­к­ва­ми пря­мо па стек­ле вит­ри­ны: Для мла­ден­цев Мон­мар­тра . Не­мно­го ни­же, на­про­тив, на ули­це Ни­ко­ле, стоя­ли не­вы­со­кие до­ма, до­воль­но жал­кие, кем-то про­зван­ные «ча­ст­ны­ми особ­ня­ка­ми», не­по­да­ле­ку от дво­ри­ка су­пре­фек­ту­ры рос­ли де­ре­вья и сре­ди них од­на ис­то­щен­ная смо­ков­ни­ца, ни­ко­гда не да­вав­шая пло­дов, и во всех на­прав­ле­ни­ях бы­ли на­тя­ну­ты ве­рев­ки, на ко­то­рых су­ши­лось бе­лье. Оли­вье знал, что Вир­жи­ни, ко­гда она еще не вла­де­ла га­лан­те­рей­ным ма­га­зин­чи­ком, жи­ла вме­сте с му­жем в од­ном из этих до­мов. Имен­но тут они на­ка­за­ли аи­стам при­нес­ти им Оли­вье. Поз­же ре­бен­ку ста­нет из­вест­но, что здесь жил по­эт Поль Вер­лен с же­ной Ма­тиль­дой. За­нят­но, что ря­дом ютил­ся тор­го­вец крас­ка­ми и на его вы­вес­ке зна­чи­лось: «Ве­ра­лен ». Все­го од­на лиш­няя бу­к­ва.
Ко­гда Лей­бо­вич сло­жил шерсть в по­ло­са­тую тряп­ку из ти­ка, а Илья за­нес шер­сто­бит­ку до­мой, Оли­вье спус­тил­ся на ули­цу Лам­бер. Ок­но ра­дио­мас­те­ра Люсь­е­на бы­ло от­кры­то. Он пел, ста­ра­ясь не заи­кать­ся, пе­сен­ку «Улич­ные де­ти ». Люсь­ен за­звал Оли­вье в ком­на­ту, чтоб по­ка­зать ему чу­до про­грес­са, ко­то­рое ему при­нес­ли для ре­мон­та. Рас­тре­пан­ный, длин­но­ли­цый, он неж­но и бес­смыс­лен­но улы­бал­ся, рас­пи­сы­вая «фо­но­бу­диль­ник» фир­мы «Пи­тер Пан Клок», пред­на­зна­чен­ный про­бу­ж­дать от сна сво­его сча­ст­ли­во­го об­ла­да­те­ля за­ра­нее вы­бран­ной им пла­стин­кой.
По­тря­сен­ный этой но­вин­кой нау­ки и тех­ни­ки, Люсь­ен ска­зал Оли­вье: «Вот уви­дишь, при­дет та­кой день…» — и стал рыть­ся в сво­их жур­на­лах, пы­та­ясь ра­зы­скать тот, в ко­то­ром сре­ди ста­тей пи­са­те­лей и ин­же­не­ров бы­ло од­но ис­сле­до­ва­ние, по­свя­щен­ное «но­во­му ви­ду ра­дио­свя­зи», на­зы­вае­мой «бес­про­во­лоч­ным фо­то­те­ле­гра­фом» или еще «те­ле­ви­де­ни­ем». Люсь­ен про­чел ре­бен­ку часть этой ста­тьи и при­нял­ся ком­мен­ти­ро­вать ее с вос­тор­гом, что от­нюдь не спо­соб­ст­во­ва­ло внят­но­сти ре­чи.
— Т-т-ты уви­дишь, ч-что при-при­дет день, и у каж-ждо­го че­ло­ве­ка бу­дет до­ма свое к-ки-но!
Оли­вье слу­шал это весь­ма скеп­ти­че­ски. Но, чтоб сде­лать Люсь­е­ну при­ят­ное, он все же ино­гда вос­кли­цал:
— Ах! Ска­жи­те, по­жа­луй­ста! По­ду­май­те толь­ко!
Люсь­ен объ­яс­нил ему, что раз лю­ди те­перь уме­ют пе­ре­да­вать звук, то ско­ро они нау­чат­ся транс­ли­ро­вать и кар­тин­ные изо­бра­же­ния, и тут же опи­сал ему прин­цип ра­бо­ты «фо­то­те­ле­гра­фа». Маль­чик, весь­ма за­ин­те­ре­со­вав­шись, при­знал сво­его дру­га на­стоя­щим уче­ным и, ко­гда по­ки­дал его дом, все еще ощу­щал вос­тор­жен­ный тре­пет.
Оли­вье вы­та­щил из сво­его спи­чеч­но­го ко­роб­ка бу­маж­ку в пять фран­ков, рас­пра­вил ее — по­сле раз­го­во­ра с Люсь­е­ном ему так за­хо­те­лось пой­ти в ки­но! — но, вспом­нив о швей­цар­ском но­же, спря­тал об­рат­но. На­пос­ле­док маль­чик за­гля­нул в ок­но сво­его дру­га, ска­зал ему: «Ох, и здо­ро­во это!» — и еще раз по­про­щал­ся с ма­дам Люсь­ен, ко­то­рая бы­ла уже в ха­ла­те и про­ти­ра­ла паль­цем, смо­чен­ным в си­ро­пе «Де­ла­бар», дес­ны сво­ему мла­ден­чи­ку, что­бы ис­чез­ли мо­лоч­ные на­ле­ты. По­раз­мыс­лив над тем, что ко­гда-ни­будь лю­ди бу­дут смот­реть ки­но у се­бя до­ма, Оли­вье ре­шил, что это слиш­ком не­прав­до­по­доб­ная сказ­ка.
Од­на­ко все эти раз­ду­мья при­ве­ли его на ули­цу Кюс­тин, что­бы про­смот­реть афи­ши, из­ве­щаю­щие, что идет в ки­но­те­ат­рах квар­та­ла, гру­бо раз­ма­ле­ван­ные в крас­ные, зе­ле­ные, го­лу­бые то­на, уже чуть об­ли­няв­шие, ибо на них бы­ли про­грам­мы сра­зу на три не­де­ли. Ки­не­ма­то­гра­фы «Мар­ка­де-Па­лас », «Бар­бес-Па­те », «Рок­си », «Мон­кальм », «Дель­та », «Па­ле-Ро­ше­шу­ар », «Си­галь » пе­ст­ре­ли ма­ня­щи­ми на­зва­ния­ми: «Фан­то­мас », в глав­ных ро­лях Жан Вормс и Жан Га­ланд, «Дэ­вид Голь­дер » с Гар­ри Бау­эром, «Па­те­ти­че­ская сим­фо­ния » с Жор­жем Кар­пан­тье, «По­след­ний шок » с Жа­ном Мю­ра и Да­ни­эль Па­ро­ля, «Шан­хай-экс­пресс » с Мар­лен Дит­рих, «Уда­ры бо­ко­вой кач­ки » с Мак­сом Дир­ли, «Тай­на жел­той ком­на­ты » с Ро­ла­ном Ту­те­ном и Югет­той экс-Дюф­ло, «Де­ре­вян­ный крест » с Пье­ром Блан­ша­ром и Шар­лем Ва­не­лем, «Жем­чу­жи­на » с Эд­виж Фей­ер… Все это бы­ло пол­но обе­ща­ний, и Оли­вье уже пред­став­лял се­бе бес­ко­неч­ные ки­но­се­ан­сы, во вре­мя ко­то­рых он бу­дет пу­те­ше­ст­во­вать от филь­ма к филь­му, си­дя в вол­шеб­ном крес­ле и гля­дя во все гла­за. В точ­но­сти как те де­ти, ко­то­рые сто­ят пе­ред вит­ри­на­ми кон­ди­тер­ских и меч­та­ют в один пре­крас­ный день съесть все пи­рож­ные сра­зу, так и Оли­вье хо­тел уви­деть все эти филь­мы.
В ба­ка­лее «Ля бор­де­лез » под­жа­ри­ва­ли ко­фей­ные зер­на, и вся ули­ца про­пи­та­лась их бла­го­уха­ни­ем. Жан-Жак, сы­ниш­ка хо­зяи­на ма­га­зи­на, си­дел на ска­мей­ке у две­рей и тщил­ся со­ору­дить во­дя­ной фильтр, как учи­ли его в клас­се: пус­тая ко­роб­ка из-под кон­сер­вов с дыр­кой внут­ри, слой пес­ка, слой раз­мель­чен­но­го дре­вес­но­го уг­ля, опять слой пес­ка… Но, ко­гда маль­чик про­пус­кал во­ду, она вы­хо­ди­ла чер­ной-пре­чер­ной, и он без­утеш­но твер­дил: «По­че­му же не по­лу­ча­ет­ся?» Оли­вье за­ме­тил ему, что смесь, по­жа­луй, не­дос­та­точ­но плот­но умя­та, од­на­ко па­ре­нек рез­ко ска­зал, что Оли­вье ни­че­го не смыс­лит, так как пе­ре­стал хо­дить в шко­лу. Но Оли­вье, еще весь под впе­чат­ле­ни­ем рас­ска­за Люсь­е­на, ушел от это­го брюз­ги, ки­нув ему на про­ща­нье:
— Я-то знаю та­кое, о чем ты да­же и не слы­хи­вал.
Он ос­та­но­вил­ся на раз­вил­ке улиц Ра­мей и Кюс­тин. По­смот­рел на боль­шой ртут­ный тер­мо­метр на зда­нии ап­те­ки «Фар­ма­си Нор­маль » и про­чел над­пи­си, на­чер­тан­ные про­тив раз­ных де­ле­ний, — Наи­выс­шая тем­пе­ра­ту­ра 1890, Мо­ск­ва 1812, Точ­ка за­мер­за­ния спир­та, Лед, Глу­бо­кие шах­ты, Оран­же­реи, Шел­ко­вич­ные чер­ви, Се­не­гал, Су­мат­ра, Бор­нео, Цей­лон, Тро­пи­ки — и тут же во­об­ра­зил эс­ки­мо­сов и нег­ров. Сол­неч­ные зай­чи­ки в вит­ри­не сколь­зя­щи­ми бли­ка­ми пе­ре­бе­га­ли по двум ог­ром­ным пу­за­тым со­су­дам жел­то­го и зе­ле­но­го цве­та, что при­влек­ло лю­бо­пыт­ст­во Оли­вье не мень­ше, чем эмб­ле­ма вра­чей и фар­ма­цев­тов — па­лоч­ка Мер­ку­рия, об­ви­тая дву­мя змей­ка­ми, и зе­ле­ный крест, ок­ру­жен­ный мо­лоч­но-бе­лым лю­ми­нес­цент­ным коль­цом. За­тем маль­чик встал на ве­сы, сто­яв­шие пе­ред две­рью. Ве­со­вой диск, глад­кий, без де­ле­ний, тут же дви­нул­ся и за­мер меж двух, то­же не­мых, чер­то­чек, а что­бы уз­нать свой вес, на­до бы­ло бро­сить мо­нет­ку в щель, и толь­ко по­сле это­го вы­ска­ки­вал би­ле­тик с за­вет­ной циф­рой. Оли­вье это по­ка­за­лось смеш­ным: буд­то внут­ри ве­сов кто-то мог знать, сколь­ко он ве­сит, но ни за что не хо­тел ему об этом со­об­щить.
Он еще ос­та­но­вил­ся у вит­ри­ны тор­гов­ки зон­та­ми, лю­бу­ясь зон­та­ми от солн­ца, пал­ка­ми с руч­кой в ви­де со­бачь­ей или ути­ной го­ло­вы, дет­ски­ми тро­сточ­ка­ми, фи­гур­ка­ми Маль­чи­ка с паль­чик, ко­то­рый ле­зет в ко­том­ку, и по­ду­мал, что хо­зяй­ке вряд ли уда­ет­ся вы­год­но тор­го­вать в та­кую по­го­ду. Чуть даль­ше, око­ло ка­док с лав­ром, у две­рей рес­то­ра­на стоя­ла вы­ре­зан­ная из фа­не­ры и яр­ко рас­кра­шен­ная фи­гу­ра зна­ме­ни­то­го ки­но­ко­ми­ка Хар­ди, еще бо­лее жир­но­го, чем в дей­ст­ви­тель­но­сти, но на этот раз Хар­ди был раз­лу­чен со сво­им то­щим на­пар­ни­ком Ло­ре­лем — в од­ной ру­ке тол­стяк дер­жал ско­во­род­ку, а в дру­гой ра­моч­ку с ме­ню на се­го­дняш­ний день. «Са­лют, Хар­ди!» — ска­зал ему Оли­вье, про­хо­дя ми­мо.
Пе­ред до­мом но­мер 8 на ули­це Лам­бер все­гда мож­но бы­ло уви­деть вы­со­кую ху­до­ща­вую жен­щи­ну в чер­ном пла­тье, с бе­лым школь­ным во­рот­нич­ком и боль­ши­ми, то­же бе­лы­ми, муш­ке­тер­ски­ми ман­же­та­ми; ли­цо у нее бы­ло блед­ное, се­рые с про­се­дью ко­сы под­дер­жи­ва­лись ли­ло­вы­ми бан­та­ми. Жен­щи­на обыч­но си­де­ла на пле­те­ном сту­ле и бес­ко­неч­но вы­ши­ва­ла на зе­ле­ной лен­те од­ни и те же кро­хот­ные шел­ко­вые ро­зоч­ки с рас­стоя­ни­ем ме­ж­ду ни­ми в семь сан­ти­мет­ров. За ка­ж­дый метр этой вы­шив­ки она по­лу­ча­ла пла­ту от боль­шо­го уни­вер­ма­га «Лувр ». Она ра­бо­та­ла, раз­ло­жив свое вы­ши­ва­ние на чер­ной бар­хат­ной по­ду­шеч­ке, и зе­ле­ная лен­та, на ко­то­рой по­яв­лял­ся цве­ток за цвет­ком, змей­кой спол­за­ла в кор­зин­ку из иво­вых пруть­ев. Она бы­ла на­столь­ко при­выч­ным эле­мен­том пей­за­жа, что Оли­вье ее поч­ти ни­ко­гда не за­ме­чал. И вот, впер­вые осоз­нав ее при­сут­ст­вие, он ос­та­но­вил­ся по­смот­реть, как ее длин­ные лов­кие паль­цы ма­ни­пу­ли­ру­ют с лен­той, игол­кой и нож­ни­ца­ми. На бе­зы­мян­ном паль­це у нее был на­дет на­пер­сток, и этот кро­хот­ный ме­тал­ли­че­ский ку­бок увел мыс­ли маль­чи­ка в га­лан­те­рей­ный ма­га­зин Вир­жи­ни, и он сно­ва уви­дел мать што­паю­щей но­сок, на­пя­лен­ный на боль­шое де­ре­вян­ное яй­цо. Жен­щи­на, вы­ши­вав­шая ро­зы, вдруг бро­си­ла на не­го хму­рый взгляд. То­гда маль­чик ска­зал:
— А это кра­си­во!
И уви­дел, что на ее гу­бах поя­ви­лась сла­бая улыб­ка. Она от­ло­жи­ла на ми­нут­ку свое вы­ши­ва­ние, по­смот­ре­ла на Оли­вье, вздох­ну­ла и опять при­ня­лась за де­ло.
Оли­вье мед­лен­но по­шел даль­ше. Над че­ре­пич­ны­ми кры­ша­ми блед­не­ло ве­чер­нее не­бо. Кое-где оно при­ни­ма­ло ок­ра­ску цве­тов, ко­то­рые вы­ши­ва­ла жен­щи­на.
Как ра­до­ст­на бы­ла жизнь, и сколь­ко в ней бы­ло пе­ча­ли!
Глава восьмая
Эло­ди с по­крас­нев­ши­ми гла­за­ми си­де­ла пе­ред дву­мя бе­лы­ми та­рел­ка­ми и пе­ре­би­ра­ла свет­лую че­че­ви­цу. Это бы­ло по­хо­же на иг­ру. Кон­чи­ка­ми паль­цев она пе­ре­кла­ды­ва­ла из од­ной та­рел­ки в дру­гую ма­лень­кие круг­лые, как кон­фет­ти, зер­на, от­бра­сы­вая вре­мя от вре­ме­ни мел­кие ка­муш­ки, ко­то­рые на­ки­дал ту­да не ина­че, как сам черт.
На дру­гом кон­це сто­ла, об­ло­ко­тив­шись о не­го, спря­тав в ла­до­ни лоб, си­дел Жан и, ус­та­вив­шись в га­зе­ту «Ами дю пёпль », рас­кры­тую на спор­тив­ной стра­ни­це, де­лал вид, что чи­та­ет. По­дав­лен­ный и оза­бо­чен­ный, он при­слу­ши­вал­ся к сво­им ду­мам, из­ред­ка взды­хал и не ос­ме­ли­вал­ся по­смот­реть на Эло­ди, буд­то опа­са­ясь, что ес­ли их от­чая­ние ста­нет об­щим, то жизнь по­ка­жет­ся им еще бо­лее горь­кой.
Ко­гда он про­сил Эло­ди вый­ти за не­го за­муж, то, об­ра­тив­шись к ее ма­те­ри, с дос­то­ин­ст­вом ска­зал: «Со мной она ни­ко­гда не бу­дет го­лод­на.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44