— Он по­ла­га­ет, что на­хо­дит­ся в гим­на­сти­че­ском за­ле! — вос­клик­ну­ла Ма­до.
Она взя­ла маль­чи­ка за ру­ку, слег­ка при­гла­ди­ла ему во­ло­сы и ска­за­ла, что по­ра ид­ти. Ма­до про­во­ди­ла Оли­вье до две­рей, в то вре­мя как Мак все еще про­дол­жал в не­ис­то­вом тем­пе свои прыж­ки. На про­ща­нье она по­це­ло­ва­ла ре­бен­ка в лоб.
— Ну что, вкус­ные бы­ли пи­рож­ные?
— О, ко­неч­но!
— Ты еще при­дешь ко мне по­ла­ко­мить­ся?
— Спа­си­бо, спа­си­бо! — по­вто­рил Оли­вье, ох­ва­чен­ный бур­ным вос­тор­гом. — Спа­си­бо! До сви­да­нья, ма­дам!
— Нет, — Ма­до.
— До сви­да­нья, мад… Ма­до.
Он не­под­виж­но про­сто­ял не­сколь­ко ми­нут на ле­ст­нич­ной пло­щад­ке по­сле то­го, как она за­тво­ри­ла за ним дверь, не по­то­му, что хо­тел под­слу­шать, про­сто вды­хал за­пах ее ду­хов. И ус­лы­шал, что Мак по­вто­рил, под­ра­жая Ма­до: «Этот ми­лый от­рок, этот от­рок — да он са­ма злость в чис­том ви­де!.. — а за­тем до­ба­вил обыч­ным го­ло­сом: — Я те­бя нау­чу быть веж­ли­вой!»
Оли­вье по­ка­за­лось, что у них на­ча­лась ссо­ра, но Ма­до за­смея­лась. А по­том все стих­ло.
Маль­чик сжал ку­ла­ки. Оче­вид­но, он силь­но не­на­ви­дел это­го Ма­ка и по­то­му ска­зал вслух: «Ко­гда вы­рас­ту, я ра­зо­бью его гряз­ную ха­рю!» Впро­чем, все это бы­ло не так уж важ­но, и Оли­вье сбе­жал вниз по ле­ст­ни­це в са­мом луч­шем рас­по­ло­же­нии ду­ха.
*
Вер­нув­шись с ра­бо­ты, Жан обыч­но оде­вал­ся по-до­маш­не­му: на­тя­ги­вал лег­кую ру­баш­ку, по­лот­ня­ные го­лу­бые брю­ки на по­мо­чах, но­ги со­вал в шле­пан­цы на ве­ре­воч­ной по­дош­ве. За ужи­ном он рас­ска­зы­вал, как про­шел день в ти­по­гра­фии. С не­ис­то­щи­мым ост­ро­уми­ем опи­сы­вал он сво­их то­ва­ри­щей по мас­тер­ской — пе­чат­ни­ков, бу­ма­го­рез­чи­ков, мас­те­ров и слу­жа­щих кон­то­ры («Та­кие уж во­об­ра­жа­лы»), или же пе­ре­чис­лял раз­лич­ные не­при­ят­но­сти: не­удач­ную при­прав­ку, рас­сы­пав­ший­ся на­бор, гряз­ное тис­не­ние на блан­ках, пло­хое ка­че­ст­во цвет­ной пе­ча­ти, сквер­ное на­строе­ние стар­ше­го мас­те­ра. Иной раз ку­зен при­но­сил до­мой рек­лам­ные про­спек­ты ту­ри­ст­ских пу­те­ше­ст­вий с изо­бра­же­ни­ем по­ез­дов или па­ро­хо­дов, плы­ву­щих по си­не­му мо­рю, и Оли­вье эти кар­тин­ки вы­ре­зал. Эло­ди все­гда охот­но слу­ша­ла тех­ни­че­ские объ­яс­не­ния му­жа, хо­тя ни­че­го в них не по­ни­ма­ла, и с вос­хи­ще­ни­ем гля­де­ла на Жа­на.
Все это нра­ви­лось Оли­вье. Осо­бен­но, ко­гда Жан рас­ска­зы­вал о под­мас­терь­ях: как он обу­чал их вкла­ды­вать в ма­ши­ну лис­ты бу­ма­ги, же­лая хоть не­мно­го скра­сить им ску­ку про­чих ра­бот, ко­то­рые они так не­на­ви­де­ли, — убор­ку це­ха, вы­рав­ни­ва­ние бу­ма­ги в сто­лах, мы­тье ке­ро­си­ном кау­чу­ко­вых, жир­ных от крас­ки ва­ли­ков… Лю­би­мым раз­вле­че­ни­ем ма­шин­но­го мас­те­ра бы­ло обыч­ное из­де­ва­тель­ст­во над но­вич­ком: «Те­бе бы хо­те­лось по­иг­рать на клар­не­те?» И ес­ли уче­ник, еще не знав­ший, в чем де­ло, от­ве­чал ут­вер­ди­тель­но, его оша­ра­ши­ва­ли: «То­гда бе­ри би­дон с ке­ро­си­ном и вы­мой ма­ши­ну!»
По­сле это­го по­ла­га­лось под­ви­гать паль­ца­ми над во­об­ра­жае­мым клар­не­том, что­бы но­ви­чок по­нял шут­ку. В мас­тер­ской бы­ло еще мно­го та­ких ро­зы­гры­шей и мас­са смеш­ных про­фес­сио­наль­ных сло­ве­чек, очень за­бав­ляв­ших Оли­вье. Маль­чик рас­спра­ши­вал, сколь­ко лет под­мас­терь­ям, и ду­мал, что че­рез три или че­ты­ре го­да и он нау­чит­ся пе­ча­тать эти кра­си­вые про­спек­ты.
В сущ­но­сти, все трое — Жан, Эло­ди и ре­бе­нок — хо­ро­шо ужи­ва­лись друг с дру­гом. Хо­тя Оли­вье и не по­лу­чил ре­ли­ги­оз­но­го вос­пи­та­ния, он все же по­рой об­ра­щал­ся к не­ве­до­мо­му ему бо­гу: «Сде­лай, чтоб я с ни­ми ос­тал­ся. Сде­лай, чтоб я с ни­ми ос­тал­ся». Не толь­ко из-за то­го, что он лю­бил их, но здесь он чув­ст­во­вал се­бя бли­же к га­лан­те­рей­ной лав­ке, а так­же к са­мой Вир­жи­ни; ему ме­ре­щи­лось, что еще мо­жет про­изой­ти ка­кое-то чу­до. Ду­мы о ма­те­ри по-преж­не­му пре­сле­до­ва­ли его, но ноч­ные кош­ма­ры на­ча­ли от­сту­пать, и он уже ре­же пла­кал. На­вер­ное, еще и по­то­му, что Оли­вье так дол­го бро­дил по ули­цам, он, ед­ва до­б­рав­шись до по­сте­ли, за­сы­пал тяж­ким сном. Жа­ну ве­че­ра­ми хо­те­лось по­быть на­еди­не с же­ной, и он по­зво­лял Оли­вье гу­лять до­позд­на — ведь и ули­ца бы­ла чем-то вро­де дво­ра, и ку­зен не ду­мал, что с ре­бен­ком мог­ло что-то слу­чить­ся. Од­на­ко он счи­тал сво­ей обя­зан­но­стью по вре­ме­нам вор­чать:
— Ес­ли ты и даль­ше ос­та­нешь­ся с на­ми, по­верь, так боль­ше не бу­дет, нет!
— Как я справ­люсь с та­ким чер­тен­ком? Да ведь это же озор­ник, озор­ник, озор­ник! — до­бав­ля­ла Эло­ди без осо­бой зло­сти и раз­дра­же­ния, как буд­то со­об­ща­ла о том, что всем дав­но из­вест­но.
С не­дав­не­го вре­ме­ни Оли­вье на­чал час­тень­ко раз­гля­ды­вать се­бя в зер­ка­ле, по­ды­ма­ясь на цы­поч­ки, что­бы ка­зать­ся по­вы­ше, на­де­вал свои па­рад­ные голь­фы уже не толь­ко по вос­кре­сень­ям, чис­тил се­бе оде­ж­ду, обувь, ук­рад­кой от Эло­ди поль­зо­вал­ся тем са­мым, что «чуд­но пах­нет», ино­гда брал «на­про­кат» у Жа­на ка­кой-ни­будь ста­рый гал­стук. Чае­пи­тие у Ма­до не про­шло для не­го бес­след­но.
—Ты глянь, как он те­перь дер­жит свою чаш­ку, этот крив­ля­ка, — за­ме­ти­ла Эло­ди.
В те­че­ние не­сколь­ких дней под­ряд маль­чиш­ка пы­тал­ся ути­хо­ми­рить свою куд­ря­вую чел­ку, с раз­дра­же­ни­ем при­го­ва­ри­вая:
— Ах! Эти во­ло­сы…
Жан на­ко­нец по­нял и по­слал его к па­рик­махе­ру на ули­це Кюс­тин, ре­ко­мен­до­вав фа­сон «по­лу­бокс» — стриж­ку, ос­во­бо­ж­дав­шую от во­лос вис­ки и за­ты­лок и ос­тав­ляв­шую спе­ре­ди толь­ко ко­рот­кий ежик, раз­де­лен­ный про­бо­ром.
У па­рик­махе­ра еще ви­се­ла над две­рью ста­рин­ная вы­вес­ка: мед­ный ша­рик, с ко­то­ро­го све­ши­ва­лась ко­са, спле­тен­ная из чер­но­го кон­ско­го во­ло­са. Из де­ло­вых со­об­ра­же­ний бы­ло до­бав­ле­но: Бы­ст­ро и хо­ро­шо . Оли­вье про­пус­тил ми­мо ушей со­вет на­счет «по­лу­бок­са». Он дал уса­дить се­бя на два те­ле­фон­ных спра­воч­ни­ка и по­кор­но пре­дос­та­вил свою го­ло­ву во власть мас­те­ра, ко­то­рый без вся­ких це­ре­мо­ний при­нял­ся вер­теть ею, хо­тя Оли­вье и пы­тал­ся ино­гда что-то пре­ду­пре­дить, но — увы! Ед­ва он на­кло­нял впе­ред го­ло­ву, па­рик­махер та­щил ее на­зад с вор­чань­ем: «Пе­ре­стань же ты кру­тить­ся!» Нож­ни­цы ле­та­ли над ним, слов­но уда­ром клю­ва от­хва­ты­вая свет­лые пря­ди, тут же осе­дав­шие на пол, как пар. Тре­ща­ла ма­шин­ка для стриж­ки, под ко­нец вы­дер­нув­шая у не­го еще не­сколь­ко во­лос­ков, и маль­чик шеп­тал про се­бя ти­хо-ти­хо: «Спа­сай­ся! Ой, спа­сай­ся!» От па­рик­махе­ра, ли­ван­ца со смуг­лым и жир­ным ли­цом, пах­ло по­том. Из-под ру­ка­вов вид­не­лись тол­стые во­ло­са­тые ру­ки. Он что-то го­во­рил о пред­стоя­щих гон­ках «Тур де Франс» с ху­до­ща­вым мо­ло­дым че­ло­ве­ком, ко­то­ро­го его кол­ле­га брил, мыл, на­ти­рал квас­цо­вым кам­нем, по­шле­пы­вал по ще­кам го­ря­чи­ми сал­фет­ка­ми и по­ли­вал туа­лет­ной во­дой Гор­лье, при­чем у ка­ж­до­го был свой про­гноз: один су­лил пер­вое ме­сто Ди Па­ко, дру­гой — Ро­же Ле­дю­ку.
Ко­гда Оли­вье ощу­тил, что брит­ва уже под­рав­ни­ва­ет ему во­ло­сы на вис­ках, над уша­ми и сза­ди на шее (этот мо­мент был для не­го са­мым про­тив­ным), он стал ждать во­про­са «С мас­са­жем или без», что­бы от­ве­тить: «Без, но с брил­ли­ан­ти­ном». Это бы­ла его тще­слав­ная меч­та — за­по­лу­чить пло­скую, бле­стя­щую и уло­жен­ную лег­кой вол­ной при­чес­ку, ко­то­рая, ес­ли тро­нешь ее кон­чи­ком паль­ца, пру­жи­нит, буд­то кау­чу­ко­вая пла­сти­на. Па­рик­махер вы­да­вил на свои ла­до­ни ро­зо­вое же­ле и сма­зал маль­чи­ку во­ло­сы, пре­ж­де чем про­ло­жить безу­преч­ный про­бор и, на­ме­тив дву­мя паль­ца­ми ме­сто за­че­са, раз­де­лить ше­ве­лю­ру на­двое с по­мо­щью щет­ки весь­ма со­мни­тель­ной чис­то­ты. По­том мас­тер под­ста­вил за го­ло­вой Оли­вье зер­ка­ло, но тот так и не ус­пел при­смот­реть­ся. Он да­же за­был стрях­нуть с не­го во­ло­сы, по­пав­шие во вре­мя стриж­ки за ши­во­рот. Рас­пла­чи­ва­ясь с мас­те­ром и до­ба­вив ему чае­вые — сум­му Жан за­ра­нее ука­зал, — Оли­вье спро­сил, сколь­ко дней про­дер­жит­ся по­ма­да на го­ло­ве. Па­рик­махер не­до­умен­но по­жал пле­ча­ми и ни­че­го не от­ве­тил.
У Оли­вье не бы­ло де­нег, чтоб ку­пить се­бе ба­ноч­ку это­го сна­до­бья, но на­зав­тра Туд­журь­ян дал ему вы­год­ный со­вет: ку­пив у ап­те­ка­ря ад­ра­гант, Оли­вье су­ме­ет сам из­го­то­вить се­бе хоть це­лый гор­шок по­ма­ды. Не­ко­то­рое не­удоб­ст­во со­стоя­ло в том, что, ко­гда го­ло­ва вы­сы­ха­ла, ос­та­ва­лись за­мет­ные сле­ды бе­ло­го по­рош­ка и при­хо­ди­лось все вре­мя сма­чи­вать во­ло­сы. Ра­ме­ли со­об­щил ре­цепт: для при­да­ния им бле­ска к сме­си сле­ду­ет до­ба­вить од­ну лож­ку мас­ла и шесть ло­жек оде­ко­ло­на. Но Оли­вье пе­ре­пу­тал про­пор­ции, и его жир­ные во­ло­сы рас­про­стра­ня­ли силь­ный за­пах ара­хи­со­во­го мас­ла. Же­лая ута­ить от ку­зе­нов ре­зуль­та­ты этих до­сад­ных опы­тов, он так глу­бо­ко над­ви­гал на го­ло­ву бе­рет, что его внут­рен­няя ко­жа­ная кай­ма вы­ле­за­ла на­ру­жу и при­да­ва­ла маль­чи­ку жал­кий вид.
Си­дя у ок­на пе­ред зер­ка­лом, при­вя­зан­ным к шпин­га­ле­ту, Аль­бер­ти­на Хак то­же во­зи­лась со сво­ей при­чес­кой, на­кру­чи­вая во­ло­сы на­гре­ты­ми на ог­не же­лез­ны­ми щип­ца­ми и про­буя их жар на об­рыв­ках га­зет­ной бу­ма­ги, от­че­го раз­но­сил­ся за­пах го­ре­ло­го. Оли­вье с ин­те­ре­сом на­блю­дал за тем, с ка­кой лов­ко­стью она все это про­де­лы­ва­ла. Ко­гда Аль­бер­ти­на за­кон­чи­ла, она над­мен­но ска­за­ла:
— Зай­ди ко мне, не­ве­жа ты эта­кий! Я для те­бя ос­та­ви­ла две ола­дьи с яб­ло­ка­ми.
Аль­бер­ти­на при­дви­ну­ла маль­чи­ку та­рел­ку, по­сы­па­ла ос­тыв­шие ола­дьи са­хар­ным пес­ком и за­ме­ти­ла:
— Ко­гда на­хо­дят­ся у да­мы в гос­тях, не си­дят в бе­ре­те!
Оли­вье вспом­нил, что Прин­цес­са та­кое же точ­но за­ме­ча­ние сде­ла­ла Кра­сав­чи­ку Ма­ку. Он счел его обос­но­ван­ным, но при­тво­рил­ся, что у не­го на­сморк, и от­ве­тил:
— Хе… у ме­ня го­ло­ва мерз­нет…
Аль­бер­ти­на ос­корб­лен­но со­рва­ла с не­го бе­рет и уви­де­ла все это без­обра­зие… Во­ло­сы, лоб, уши бы­ли мас­ля­ные и пах­ли, как то­п­ле­ный жир. Она бы­ла по­ра­же­на. Оли­вье по­ста­рал­ся объ­яс­нить са­мым не­при­ну­ж­ден­ным то­ном:
— Это про­сто брил­ли­ан­тин…
Но ему при­шлось при­знать­ся, что тут по­шла в ход по­ма­да соб­ст­вен­но­го из­го­тов­ле­ния.
Аль­бер­ти­на по­ста­ви­ла греть во­ду, бро­си­ла в нее жел­тый по­ро­шок шам­пу­ня и зая­ви­ла, что сей­час вы­мо­ет ему го­ло­ву. При­сты­жен­ный Оли­вье на­гнул­ся над та­зом и по­зво­лил ей этим за­нять­ся. По­том она при­че­са­ла маль­чи­ка по-сво­ему, за­гла­див во­ло­сы на­зад и ска­зав, что так ему боль­ше идет.
По­сле все­го это­го Оли­вье еще с мок­рой го­ло­вой уп­ле­тал яб­лоч­ные ола­дьи, а Аль­бер­ти­на на­ста­ви­тель­но по­вто­ря­ла:
— А ос­тат­ки то­же слад­ки.
Оли­вье утер ла­до­нью рот, по­бла­го­да­рил, за­ве­рив, что в жиз­ни не ел столь вкус­но. То­гда ма­дам Хак по­гла­ди­ла его по ще­ке и ска­за­ла:
— Ну, раз­бой­ник, бе­ги! — и тут же до­ба­ви­ла: — Уби­рай­ся, хва­тит ду­ра­ка ва­лять, на­до­ел ты мне!
Он на­ме­рен­но за­был у нее свой бе­рет и при­сое­ди­нил­ся на ули­це к Лу­лу и Кап­де­ве­ру, ко­то­рые про­гу­ли­ва­лись с ви­дом со­общ­ни­ков. За­су­нув ру­ки в кар­ма­ны, на­кло­нив­шись впе­ред и ссу­ту­лив пле­чи, они на­ро­чи­то по­ка­зы­ва­ли, что у них на­зре­ва­ют серь­ез­ные за­мыс­лы. Оли­вье то­же за­су­нул ру­ки в кар­ма­ны, по­скри­пел там свои­ми баб­ка­ми и по­шел ря­дом, изо всех сил под­ра­жая при­яте­лям. Ре­бя­та сде­ла­ли два ту­ра во­круг квар­та­ла в пол­ном мол­ча­нии.
К кон­цу про­гул­ки они ос­та­но­ви­лись на ули­це Баш­ле пе­ред ба­ка­лей­ной лав­чон­кой с гряз­ны­ми ок­на­ми. Они со­зер­ца­ли весь­ма серь­ез­но и сте­пен­но, но с не­ко­то­рой хит­ре­цой ко­ро­боч­ки с ка­мам­бе­ром фир­мы Ле­пе­ти, би­тые яй­ца в круг­лом со­су­де, уже по­ча­тый паш­тет в гли­ня­ной мис­ке, го­лу­бой оверн­ский сыр со сле­зой, под кол­па­ком, сыр грюй­ер с глаз­ка­ми, яр­лыч­ки плав­ле­но­го сы­ра «Смею­щая­ся ко­ро­ва »: ко­ро­ва бы­ла с серь­гой, в ко­то­рой стоя­ла вто­рая, точ­но та­кая же ко­ро­ва, а в ее серь­ге — тре­тья, а за той… и так да­лее до бес­ко­неч­но­сти, таб­лет­ки шо­ко­ла­да Ме­нье, взды­маю­щие­ся вин­то­вой ле­ст­нич­кой, ко­роб­ки кон­сер­вов из тун­ца в на­ту­раль­ном со­усе, уло­жен­ные в шах­мат­ном по­ряд­ке, про­дол­го­ва­тые пач­ки лап­ши фирм «Ри­ву­ар», «Кар­ре» и «Во­зон-Вор­дю­раз», рас­став­лен­ные сол­да­ти­ка­ми, бу­тыл­ки ви­на, по­кры­тые пы­лью, чтоб они вы­гля­де­ли вы­дер­жан­ны­ми… Ре­бя­та про­шли ми­мо две­рей лав­ки с пе­ре­вод­ны­ми рек­лам­ны­ми кар­тин­ка­ми на стек­ло: рыб­ка для за­ку­сок из кон­сер­вов Амье (все­гда «са­мая от­лич­ная »), Пьер­ро с кон­фет­ных фан­ти­ков, ку­бик с оберт­ки су­хо­го буль­о­на; по­том по­до­шли ко вто­рой вит­ри­не — вот эта уж бы­ла бо­лее ин­те­рес­ной, со все­ми ее кну­ти­ка­ми и ко­ле­си­ка­ми из со­лод­ко­во­го кор­ня, ко­ро­боч­ка­ми с яр­ко-оран­же­вы­ми ла­ком­ст­ва­ми из ко­ко­со­во­го оре­ха, це­лым ле­сом ле­ден­цов, во­ткну­тых в де­ре­вян­ные под­став­ки, как то­поль­ки, с ее па­ке­ти­ка­ми же­ва­тель­ной ре­зин­ки, chew­ing gum (де­ти на­зы­ва­ли ее «сем-сем-гум»), ку­соч­ка­ми ну­ги, яб­лоч­ны­ми по­мад­ка­ми, бу­ты­лоч­ка­ми с со­ска­ми (толь­ко вме­сто мо­ло­ка они за­пол­ня­лись мел­ким дра­же), ме­шоч­ка­ми ва­ниль­ной са­хар­ной пуд­ры и сви­рель­ка­ми из слад­ко­го кор­ня…
Де­ти об­ли­зы­ва­лись и ти­хо мур­лы­ка­ли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44