Нет, пока ты не решишь, что нам с этим вот...
Он показал пальцем на свой член.
– ...делать, я больше ни слова не скажу.
Он замолчал, обиженно поджал губы и отвернулся в сторону. Краем глаза он, конечно, продолжал наблюдать за ней. Чем черт не шутит? Вдруг он ошибся в ней, вдруг она врежет ему по яйцам ногой? В такие поддавки он никогда не играет... Но, кажется, он оценил ее правильно. Хотя от этого легче не стало. Вот если бы она сейчас кинулась на него и выгнала из квартиры, он ушел бы спокойно и ее оставил бы в покое. И, уж конечно, в живых... Это означало бы только одно, что она сама дороже для себя, чем Иван. Но раз она этого не делает, значит, все наоборот. Значит, все обстоит самым нежелательным для Крестного образом. Значит, ее, все-таки, придется убить.
Надя не собиралась бить его по яйцам. Она поняла уже, что ни одному слову, произнесенному этим сумасшедшим, на первый взгляд, стариком, верить нельзя. Здесь идет игра, непонятная и странная игра, правил которой Надя не знает. Ей известно только одно – ставка в этой игре – Иван. И ход сейчас ее.
Она сделала шаг вперед, еще не зная, что предпринять дальше. Этот старый гад стоял неподвижно, отвернувшись в сторону и явно наслаждался ситуацией. Чем больше Надя смотрела на него, тем больше понимала, что ей нельзя сейчас идти на обострение. От старика исходила угроза. Хотя она и не разобралась еще – в чей адрес. Он угрожал не ей лично. И уж, конечно, не Ивану. Иван такого сморчка раздавил бы одним пальцем. И потом, если бы он угрожал лично ей, Наде, она не задумываясь выставила бы его из квартиры, чем бы ей это не грозило.
Еще шаг сделала Надя в сторону старикашки и только тогда поняла, что угрожал он ее с Иваном близости. Столь трудно обретенной ими близости изуродованных жизнью душ. Единственной оставшейся в ее жизни нематериальной ценности. За которую она отдала бы все, что у нее есть. Потому, что это было единственное, что придавало ее сегодняшней жизни смысл и ценность.
Оставалось сделать еще один шаг, и Надя уже знала, что она его сделает, а потом сделает все, что захочет этот противный старикашка. Она знала по опыту, что женщине приходится иногда подавлять свои чувства, преодолевая и отвращение, и гнев, и стыд, забывая все свои ощущения ради того, чтобы достичь своей цели. Ее цель – сохранить ее совместное с Иваном существование. И ради этого она сделает все. Абсолютно все.
Она опустилась перед стариком на колени и погладила его сморщенный член своими тонкими пальцами. Старик удовлетворенно хмыкнул.
– Так, дочка, так... Ты, я вижу умница... Ты поняла, о чем тебе говорил старый болтун. Ну же, ну, дочка, смелее. ты же знаешь, что ты должна сделать.
Надя взяла его член в руку и прикоснулась к нему губами. Старик погладил ее по голове. Прикосновение его руки было осторожным и по-отечески ласковым. У Нади мелькнуло странное чувство, словно и в самом деле ее головы коснулась рука отца, которого она никогда не видела, и о котором мать ей никогда ничего не рассказывала. Почему-то это придало ей уверенности, и она отвлеклась от своего отвращения, которое наполняло ее всего секунду назад. Надя взяла головку члена в рот и, слегка сжав ее зубами, провела по ней языком. Член слегка напрягся, Надя ощутила, как по нему толчками пульсировала кровь. Старик продолжал гладить ее по голове, и она чувствовала себя все увереннее и увереннее. Член старика немного напрягся, он, видимо, испытывал уже реальное желание, и начал делать рефлекторные движения, характерные для полового акта. В этот момент он заговорил.
– Я знаю, ты пытаешься меня обмануть. Ты поняла, что я всесилен для вас, обычных людей. Я даже Ивана...
Надя вздрогнула.
– Не отвлекайся... Даже Ивана я могу отправить на тот свет. Не сам, конечно, не сам... Чужими руками. Но я этого не сделаю. Потому, что дорожу Иваном. Гораздо больше, чем дорожишь им ты. Мне нужен Иван. Со мной он – супермен. А с тобой? А зачем он тебе? Чтобы привязать к своей юбке и сделать послушным болванчиком в своих руках. И испытывать удовлетворение, подчиняя его своей воле. Еще бы! Сам Чеченский волк, сам Гладиатор, на счету которого сотни человеческих жизней, который общается со смертью без всяких посредников, который убивает людей руками, у которого смерть просто льется из глаз, сам Отмороженный рад делать то, что ты вложишь в его сознание. О-о, вы, женщины, хитрые бестии! Вы умеете выигрывать даже тогда, когда валяетесь в прахе у ног мужчины. Вы унижаете мужчин, унижаясь перед ними. А мужчины не знают об этом. Иван тоже не знает, он вообще не знает о существовании женщин. Он живет в мире без женщин и должен остаться в этом мире. А ты должна оставить его. Но ты никогда не согласишься это сделать. Я уже понял, что не согласишься. Но я могу тебя заставить...
Надя дернулась, пытаясь что-то сказать, но Крестный держал ее голову руками, не давая освободить рот от своего члена.
– Молчи. Я знаю все слова, которые ты можешь сказать. Ты можешь пообещать мне, что оставишь его... Можешь не обещать... Но я знаю, что ты не сможешь его оставить. И ты знаешь, что это должно означать. Ты должна догадаться!.. Ты должна понять, что я не допущу, чтобы вы были вместе. Я заберу у тебя Ивана...
Надя не видела, как Крестный сунул в карман свободную руку, которой не держал ее голову, и достал пистолет. Но она поняла, что угроза, звучащая в его словах – не пустая болтовня старого трепача. И скорее почувствовала, чем поняла, что он пришел сюда совсем не за тем, что она сейчас делала, что это лишь какой-то нужный ему ритуал, необходимый для того, чтобы решиться на что-то большее. И тут же, мгновенно, поняла, что он сейчас ее убьет. Убьет, как только кончит. Просто этот человек очень неуверен в себе, он не умеет убивать так, как это делает Иван, не сомневаясь ни в чем и не колеблясь. Этот старик боится смерти, боится ощутить ее рядом с собой, и поэтому боится убивать других людей. Она почувствовала, как окреп и напрягся его член у нее во рту, и поняла, что сейчас, через несколько мгновений, она умрет. И ствол пистолета, упершийся в ее висок, подтвердил ее ожидания. Этому старому ублюдку нужно было пережить чувство полного освобождения, наступающее в момент оргазма, чтобы забыть про свой страх перед смертью, забыть про свое сознание и нажать на курок легко и свободно, не зная о том, что он совершает убийство.
– Я убью тебя. Убью... Еще! Еще! Сейчас я тебя убью. Ну! Еще! Убью!
Надя чувствовала, как он заставляет себя нажать на курок, как дрожит его палец, который резко согнется уже следующее мгновение...
Она опередила выстрел на какие-то доли секунды. Теплая сперма уже мазала ей губы, когда она двумя руками резко оттолкнула его напрягшееся в судороге тело. Выстрелом обожгло ей лоб, зазвенело разбившееся стекло где-то справа от нее...
«Зеркало!» – мелькнуло у нее в голове. Старик упал на спину, схватившись рукой за член и помогая себе кончить левой рукой. Правой он продолжал нажимать на курок, всаживая пулю за пулей в спинку кресла, на котором недавно сидела перед ним Надя.
Она бросилась вперед, не разбирая дороги. Наступив ему на живот и второй ногой едва не угодив в лицо, Надя взглянула вниз и увидела, что он стрелял с закрытыми глазами. Вылетая на лестничную площадку, она едва не вышибла дверь, и бросилась вниз по лестнице.
Крестный перестал биться в оргаистических судорогах, почувствовав резкую боль в животе, тяжело приподнялся и сел на полу. Он открыл глаза и мутным взглядом обвел пол вокруг себя, одно кресло, второе, увидел разбитое зеркало на стене...
Трупа не было. Он зло, по-звериному простонал и ударил рукояткой пистолета себе по колену. И тут же отбросив пистолет в сторону, схватился обеими руками за ногу и заохал...

Глава пятая.

Командир «Белой стрелы» Сергей Коробов, прибывший в Поволжье по приказу Никитина, перекрыл все дороги, какие только, по его представлениям, можно было перекрыть. Его беда заключалась только в том, что он был прямолинеен, как тот символ, что был заключен в названии руководимого им отряда. Это незаменимое качество, требующееся при исполнении приказов, очень мешало успеху дела, когда нужно было самостоятельно анализировать ситуацию и принимать автономные решения.
Изучив карту Поволжья и проложив на ней маршрут неизвестного ему террориста от Саранска до очага пожара, он не мог удержаться от того, чтобы не продолжить его дальше. Этого требовала его логика, его понимание ситуации, его представления об образе действий человека, которого он пытался поймать.
Пунктир, нарисованный им на карте, уперся в Казань, и на этом все его сомнения, которые еще бродили в его голове, рассеялись. Следующим местом терракта будет столица Татарстана – Коробов был уверен в этом на сто процентов. Уверен настолько, что другие направления почти перестали существовать в его голове. Он, конечно, перекрыл и дорогу на Ульяновск, но, во-первых, сделал это поздно, когда Иван был уже на пути от Ульяновска к Димитровграду, а во вторых – сделал это только формально, не отследив всю трассу, а ограничившись одним кордоном, посланным им на ближайшее по трассе КП ГАИ с заданием узнать, не было ли замечено на дороге чего-нибудь подозрительного. Убийств каких-нибудь, грабежей, захватов машины, ограблений. Пожалуй, только изнасилования выпали из сферы внимания Коробова.
Можно только гадать: не повезло ли Коробову, или, наоборот, повезло Ивану, но он проскочил этот КП без всякого шума. Ивана даже не остановили, милиционер разбирался как раз с другой машиной, у которой не работали поворотники и заставлял ее водителя ставить машину на стоянку, чтобы исправить дефект. И трое коробовских бойцов-оперативников удовольствовались двумя легкими авариями, случившимися на трассе в недавние часы. Поковырявшись в составленных гаишниками актах, они ничего не нашли для себя интересного, о чем и сообщили Коробову. Тот приказал им оставаться на месте в пассивном наблюдении и ждать дальнейших приказаний командира отряда..
Дело в том, что Сергей Коробов, дома третируемый волевой и своенравной супругой, очень любил присущий его должности командира спецотряда полувоенный-полументовский колорит и к месту и не к месту щеголял засевшими в его голове еще с детских времен, подхваченными в советских фильмах стандартными формальными фразами. «Ждать дальнейших указаний...» Это звучало музыкой в его тосковавшей по волевым и энергичным действиям душе. Конечно, ему еще больше понравились бы команды типа: «В атаку!», «Вперед!» или, там, «Шашки наголо!»... Но для последней он опоздал родиться, а для остальных просто не было повода.
Пока трое его оперативников спали на одном из КП на трассе Казань-Ульяновск, сам Коробов метался между Казанью и лесным пожаром, тусуя своих людей как колоду карт и все не находя наиболее оптимального варианта их расстановки. Он с особенным внимание исследовал первоначальный очаг возгорания, и, конечно, обнаружил недалеко от Алатыря обгоревшие трупы мужчины и женщины, опознать которые с налету не удалось и ограничился тем, что отправил их на судебно-медицинскую экспертизу. Его очень отвлекали сообщения о погибших в пожаре людях, которые поступали из разных мест, к его поискам явно не имели никакого отношения, но он все же считал своим долгом каждый раз лично побывать на месте и своими глазами увидеть трупы.
Одна из его опергрупп, отправленная им по лесной дороге, которая вела к трассе Казань-Ульяновск, сообщила вскоре, что при обследовании всех пересекающих дорогу немногочисленных речек и ручьев с помощью металлоискателя обнаружен и поднят на берег из воды огнемет армейского образца со следами многочисленного использования.
Эта новость была срочно сообщена Никитину, которого не только не обрадовала, а спровоцировала на густой интенсивный мат в адрес Коробова. Тот даже телефон рации несколько отстранил от уха, когда услышал мнение генерала о нем самом и его родственниках, начиная с самых близких и заканчивая дальними, троюродными, которые, по мнению Никитина, даже если и похожи в чем-то на Серегу Коробова, то и в этом случае должны были сообразить, что «этот сраный огнемет мы можем засунуть себе в нашу общую жопу, в которой мы и так уже сидим» и что огнемет ни расстреляешь, ни в тюрьму не посадишь, ни яйца ему не оторвешь – человек нужен, который из него стрелял.
Коробов так и не понял, в чем он провинился, обиделся на начальника и снова бросился в Казань, в которой, в общем-то, все было тихо и спокойно, если не считать реакции на выступления московских СМИ – на правительственном и обывательском уровне. Инсинуации московских газет оскорбили национальные чувства и Татарстан требовал официального извинения Российского руководства, грозился подать на несколько газет в суд.
А между тем, многие в Казани, особенно молодежь, газеты читали очень внимательно, и, проявляя интерес к подкидываемым в их сознание националистическим идеям, и это привело к тому, что в Казани и впрямь была создана мифическая еще совсем недавно политическая партия, носящая название «Великая Булгария», главным программным требованием которой было отделение Татарстана от России. Эмиссары «Великой Булгарии» бросились в Саранск, Чебоксары, Йошкар-Олу, Уфу и Ижевск на поиски перечисленных в статье в газете «Эхо России» Иваном Русаковым не менее мифических тайных националистических организаций, ничего, конечно, не находя, но заражая своей активностью всех в этих городах, кто был не доволен своей жизнью.
А таких, как и везде в России, было не мало. И несуществовавшие прежде организации возникали и начинали деятельность, двигало которой внедренное в сознание их членов представление об общем враге. Враг этот был виноват во всех их бедах и, само собой, жил в России. В поволжских республиках и впрямь стали создаваться подпольные экстремистские группы, которые еще не были готовы к проведению террактов и открытым выступлениям против русского населения, но зрели для этого на глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26