На эту мысль наводит меня спонтанность его действий и немотивированность его поступков. Хотя, возможно, мы просто не знаем его мотивов... Но я уверен, что сегодня Иван появится здесь. И что встречу он назначал не Софронову. И что на встречу с ним придет еще кто-то, связанный с Софроновым и Гапоненковым. На встречу придет киллер. И еще у меня есть догадка о том, что встретятся они для того, чтобы убить друг друга. Если хочешь – это моя интуиция. Интуиция моей логики.
– Мне плевать, что это. Я думаю о том, что делать нам, чтобы не оказаться в очередной раз в дураках. Мы слишком часто оставались в них в последнее время.
– Ждать.
Голос Герасимова звучал уверенно. Он был убежден в правильности того, что предлагает.
– Ждать Ивана. И помочь убить его.
Никитин посмотрел на него задумчиво. В его взгляде такой уверенности не было.
– Я бы предпочел взять его живым, – возразил он.
...Охотники оказались более профессиональными в отслеживании «дичи». Никто из них не порывался не только заснуть, но даже расслабиться. На каждого из них подействовала легкость, с которой Иван расправился с не самыми худшими из них. Да и средний уровень подготовки был все же значительно выше, чем у оперативников Коробова и Никитина. Они умели часами поддерживать один и тот же уровень внимания, настроив свои сигнальные системы на появление единственного человека и игнорируя не относящуюся к заданию постороннюю информацию. Конечно, Герасимов назвал бы такое качество ограниченностью. Но зато Коробов, да и Никитин, может быть, тоже – целеустремленностью.
Илья появился на Казанском в десять, прошел вместе с потоком народа по единственному через вокзал пути, откололся от потока в кассовом зале, постоял в очереди в кассу, оценивая обстановку и вычисляя среди толпящегося народа своих людей.
Вон тот развалившийся в кресле в обнимку с чемоданом простецкого вида мужик с тупой мордой – Седьмой. В чемодане, с которым он обнимается, у него, конечно, готовый к употреблению автомат. Седьмой на дело только с автоматом ходит. Это его специфика. И крошит все подряд, что попадается на огневой линии между ним и объектом. Несмотря на свой простецкий вид, он сейчас внимательно следит за залом, Илья отметил на себе его едва скользнувший взгляд. Нужно, кстати, за ним присматривать, когда появится Иван. Этот, воспользовавшись случаем, обязательно срежет всех из своих, кто под руку попадется. Хитрая и опасная сволочь этот Седьмой.
Ага. Компания, которая пьет водку, стоя за столиками вокзального кафе, это Второй, Третий и Девятый. Эти демонстративно нарушают приказ Ильи – в контакты без надобности не вступать. Вечная оппозиция. Второй мечтает занять его, Ильи, место. Само по себе это нормально. Ведь и Илья мечтает занять место Крестного. Потому что тот не умеет воспользоваться всеми преимуществами, которое оно ему может дать. А Илья – умеет. Поэтому и рвется на его место. Не просто мечтает, а предпринимает конкретные шаги, чтобы мечту эту осуществить. Почему же Второму не помечтать о том же в отношении Ильи. Тем более, что все это – так, ничего серьезного, одно фрондерство. Похмыкивание за спиной, мелкий саботаж. Однако, сегодняшний факт надо запомнить. Они же, сволочи, самоустранились от операции. И кто знает, что они сейчас пьют – воду из винных бутылок, как того требует технология проведения операции, или водку хлещут. Второго-то с Третьим вряд ли удастся тронуть, их не только свои тройки поддержат. А вот Девятый напрасно с ними связался. Напрасно. Вылетит он во вторую, а то и в третью десятку. Если, конечно, жив останется. Но это уже его личная проблема. О своей безопасности каждый сам заботится. И в первую очередь следит, чтобы свои не подстрелили. Вот и пусть Девятый внимательнее теперь следит.
А в очереди в соседнюю кассу стоит Шестой. Этот человек ответственный. Туповат, правда, но все делает на совесть. И легенда у него самая, пожалуй, сложная – стоит в очереди в кассу, покупает билет, потом курит, стоит в очереди, чтобы сдать билет. Потом покурит и пойдет новый покупать. Чтобы потом тоже сдать. Все время в движении, все время на ногах. Утомительно. Зато постоянно среди пассажиров, постоянно меняет позицию, активен, постоянно контролирует зал. Нет, Шестой надежный кадр. Он всегда поддерживает того, кто наверху. И пока наверху Илья, это его устраивает.
Десятый не придумал ничего умнее, чем поставить книжный лоток. Ну, с этим понятно, ему выебнуться хочется. «Мы все глядим в Наполеоны..» – вспомнил Илья. Лоток, конечно, очень удобная позиция, можно сказать, лучшее, что можно придумать. Возможность постоянно, и не привлекая ничьего внимания своим интересом, следить за залом. А что, скучаю, мол, смотрю по сторонам. Возможность мотивированно двигаться, уже попав в поле зрения объекта. Мало ли что там под прилавком продавцу понадобится. Он постоянно совершает такие движения. Возможность мотивированно оставаться все время на одном месте. Да, в общем – куча преимуществ. Но ведь все это нужно делать технично. Ну вот – выперся он со своим лотком. А что он делать будет, если сейчас нагрянет торговая или налоговая инспекция? Начнет требовать документы, которых у него, конечно же, нет. Что, устроит перестрелку с налоговиками. Ясное дело, он всех их положит. Но это же идиотизм. Это же провал операции. Кроме того, разве с такой рожей можно книгами торговать? На ней же написано, что он прыщавый онанист с патологическими наклонностями и к книгам никакого отношения не имеет. Он же не сможет отличить Хейли от Пристли, а Роберта Желязны от Суллеймана Стальского. Там же сейчас такой подборчик на лотке – умереть со смеха можно. Со смеха-то ладно. А вот подозрение это вызывает у любого мало-мальски умного человека. С такими выебонами он никогда выше Десятого не поднимется. Потому, что и союзник никому такой не нужен. На раз подставит.
Илья вышел из очереди и двинулся дальше по единственному пути через вокзал. Вот, прямо в Одиннадцатого упираешься, не обойти его не объехать. Позиция отличная, с точки зрения пострелять. Но торчит он тут как хуй на лбу. То есть, привлекая всеобщее внимание. Но с этим уже ничего не поделаешь – Одиннадцатый упрям, как африканский носорог. Если что-нибудь влезло в его голову, то это непреодолимо. Его теперь проще убить, чем согнать с облюбованного им места. Иметь его в противниках – это целая проблема. Да и в союзниках тоже. Ведь это же нужно постоянно корректировать, чтобы не уперся во что-нибудь не нужное. «Устал я от него – но ничего не поделаешь, работать приходится с тем материалом, который есть». Торчит тут, и пусть торчит. Его проблемы, в конце концов, если Иван его шлепнет. По традиции Одиннадцатый входил в первую десятку, чтобы число голосов не было четным, и был первым кандидатом на замену номеров с четвертого по десятый. Первая десятка решала голосованием, кого из остальных двадцати девяти поставить на его место, если он уходил наверх. Первый, Второй и Третий выбирались раз в месяц всеми четырьмя десятками. Первый становился Председателем и получал очень большую власть над остальными. Вплоть до применения высшей меры в экстренных случаях. Такая система приводила к очень оживленной политической борьбе и не давала, застояться, закиснуть, ослабить инициативу.
Четвертый бродил по перрону, делая вид, что поглядывает на табло прибывающих поездов, но Илья тут же уловил его острые взгляды, которыми он встречал всех, попадающих на перрон. Этот выбрал себе роль эдакого мотающегося в проруби эдельвейса. такая уж натура – на месте не сидится, не лежится, не стоится. Via est vita! Скорее уж: Via est morta! C его-то скоростью реакции и показателями стрельбы. Непостоянен, правда, это его главный недостаток. Неудержимая активность может совершенно неожиданно смениться столь же неудержимой ленью, склонностью к гедонизму и сибаритству. Тогда он все свои дела сбрасывает на свою тройку, а сам ударяется в праздность и пассивность. Непостоянен и ненадежен. Его нужно все время чем-то увлекать, что-то подсовывать, влекущее и зовущее, иначе он за тобой не пойдет, брякнется на ближайший диван. Сейчас-то он возбужден, у него вчера одного человека из тройки Иван убил, второй пропал, скорее всего навсегда. Иван у него теперь в печенках сидит, не дает на месте оставаться.
Илья обошел вокзал с левой стороны, как раз там, где вчера был убит Двадцать второй. У него неприятно засосало под ложечкой. На какой хрен он еще тогда, год назад, подобрал этого чеченского ублюдка у гостиницы «Украина», когда тот влез не в свое дело и помешал им самим выполнить порученное им дело! Хотел на свою сторону переманить! А тот каким-то образом на Крестного вышел. Сейчас бы давно уже стер ли бы в порошок этого Крестного, который вообразил себя не то Нероном, не то Мухаммедом, пророком аллаха на земле! Сволочь! Гребет огромные деньги их руками в свой карман. Да если эти деньги в ход пустить, можно в России такое место занять, Крестный даже подумать об этом не может. Россия – страна революций. Но такой революции, которую задумал Илья, в России еще не было. Она даже и не снилась ей ни в каком кошмарном сне.
На Пятого он наткнулся сразу же, как только вышел на площадь. Он стоял у подземного перехода с букетом роз и нервно поглядывал на часы. Господи! Откуда берутся такие идиоты? Ведь он уже два часа ждет свою мифическую «девушку»! Еще два часа и к нему просто менты приебутся с проверкой документов. Ну – придумал! Гений! Нет, Пятый самостоятельно работать не может, теперь в этом Илья окончательно убедился. Пора ставить на Правлении вопрос о переводе его обратно во вторую десятку. Вот он, полюбуйтесь! Стоит и не знает что ему теперь делать...
Илья прошел мимо и прошипел, не шевеля, губами:
– Пошел отсюда! Быстро!
Пятый как сквозь землю провалился. Впрочем, он и смылся с площади в подземный переход.
Так. Все вроде? А где же Восьмой-то? Ну, этот самый хитрожопый. Осторожный, как все азиаты, это толи казах, толи узбек, всегда выбирал самую безопасную позицию, хотя всегда далеко не самую эффективную. И был в чем-то, вероятно, прав, поскольку в первой десятке был дольше всех. Да и в Правлении он никогда не лез вперед, держался за спинами, ничего не предлагал, от голосования почти всегда воздерживался. Забивался всегда в щель, как таракан. Тараканы, кстати, из существующих сегодня на Земле животных – древнейшие. Но первым Восьмому никогда не стать. Даже Вторым или Третьим. Тараканы – ветвь тупиковая. Да хрен с ним, сидит где-нибудь в щели и пусть сидит. Припомним, когда удобный случай представится.
Проходя по вокзалу, Илья видел, конечно, необъяснимое обилие ремонтных рабочих, часть из которых бестолково и лениво ковырялась в стенах, а часть откровенно дремала, прислонясь к этим же стенам. Хотя Илья и не считал себя крутым аналитиком, но уж совсем тупым бы он себя тоже не назвал бы. К тому же с интуицией у него тоже было все в порядке. Развитая была интуиция. Она-то и подсказала ему обратить внимание на этих рабочих. А элементарная логика подсказала, что не будет никто тратить деньги на рабочих, которые еле-еле ковыряются вместо того, чтобы работать. Подсадные рабочие, ментовские. Что это у них за агрегаты такие интересные по залам расставлены?
Илья насчитал «рабочих» больше двух десятков. И все это на одного Ивана? Ни хрена себе, вот это они его уважают! Гораздо больше, чем мы, хмыкнул про себя Илья. Он, сука, конечно, боец. Но и не таких обламывали. Не сможет один человек победить Союз Киллеров. Не сможет. Надорвется.
А менты, что ж, они не помеха. Нас не трогают, и хрен с ними. А если Ивана ненароком завалят, тоже хорошо, нам мороки меньше.
«Союзнички, – хмыкнул Илья. – Всех вас прижучим, придет время...»
...Иван проснулся от настойчивого запаха духов, который лез ему прямо в ноздри. Он вряд ли бы сумел отличить «Boucheron» от «Dolce & Gabbana», а среди «Salvador Dali» почувствовать разницу между «Laguna» и «Dalissime», но аромат духов его чем-то взволновал, о чем-то напомнил, что-то туманное и очень приятное мелькнуло в голове, отдалось в пояснице и вызвало слабое напряжение в паху.
Иван повернул голову в сторону запаха и сначала увидел обнаженную женщину, спящую на его правом плече, а затем и почувствовал ее тело своим телом. Он сам оказался тоже обнаженным, что его немало удивило.
Почти так же удивило его, что он не чувствует никакой опасности. Он помнил, что опасность должна быть, что забывать о ней нельзя, что опасно не помнить про опасность... Но, однако же, не чувствовал ее, если бы мог себя на этом поймать, то еще сильней удивился бы, тут же забыв про нее.
Не было никакой опасности, была женщина, спящая на его плече, и она вызывала его интерес. Нет, не желание, а именно интерес. Он осторожно вытащил руку из под ее головы и сел на кровати. В своей левой руке он обнаружил пистолет.
Женщина не проснулась, а только пошевелила головой, устраивая ее поудобнее на подушке, слегка почмокала губами, сглатывая скопившуюся во рту слюну. Затем она потянулась, расправляя затекшие ноги, повернулась на спину, длинными ногтями поскребла волосы на лобке и, взяв себя правой рукой за левую грудь, успокоилась и задышала ровно и медленно.
Иван встал и начал одеваться, разглядывая лежащую перед ним на спине женщину. Фигура у нее была чуть полновата, но тем не менее привлекала, притягивала взгляд Ивана. Округлые плечи делали ее подчеркнуто женственной. Резко обозначенная линия талии переходила в ярко выраженные бедра, крутизна и упругость которых необъяснимо влекли Ивана. Он чувствовал в них какую-то демонстративную двойственность. Он не мог оторвать взгляда от линии перехода от талии к бедрам и ощущал не в теле женщины, а именно в этой линии, в форме тела, какую-то тайну. Черный треугольник лобка, тщательно выбритый по бокам и кудрявившийся густыми волосами в центре, почему-то ничем не напоминал Ивану о близости к влагалищу. Раздваивавшихся половых губ не было видно, и их как бы не существовало в восприятии Ивана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24