Нет, подделать это невозможно. Если уж ты с рождения не принимаешь этот кочевой мир за свой, со всеми его неудобствами, – не примешь никогда, так и будешь против него бороться. Убивая себя. Или других.
Иван был кочевником не только по образу жизни. Наверное, лишенная постоянности беспокойная жизнь киллера в чем-то соответствовала самой его природе. Поэтому и ощущал он себя как дома на этих островках московской вечной суеты. Правда, каким бы ни был Иван кочевником, но и его тянуло иногда отдохнуть на постоянном стойбище, отлежаться в своей «берлоге» на площади Восстания.
По вокзалу нельзя разгуливать с пистолетом «наперевес». Прежде, чем стрелять в Ивана, нужно его обнаружить, то есть проявить открытый и целенаправленный интерес к нему. То есть обнаружить себя. На многолюдной улице это можно сделать практически незаметно. На вокзале этого сделать невозможно. Это все равно, что появиться во фраке на пляже.
Одного такого «фрачника» Иван вычислил сразу. Толи по неопытности, толи случайно, но тот выбрал позицию самую невыгодную для достижения своей цели. Ведь целью его, как предполагал Иван, было каким-то образом убить Ивана. Застрелить, например. Он же решил, вероятно, что основная проблема – Ивана обнаружить. Поэтому он и уселся в кресле, стоящем там, откуда лучше всего был виден основной проход через вокзал, по которому хоть раз, но должен был пройти каждый, кто попадал на Казанский. А то, что кресло это торчало на самом виду, в центре всеобщего внимания, он как-то упустил из виду.
Конечно, черт с ними, с обитателями вокзала, пусть разглядывают его сколько захотят. Но ведь и Ивану он попался на глаза сразу же, как только сам увидел его.
Это была грубая ошибка. Киллер всегда должен увидеть свою жертву раньше, чем она увидит его.
Они с Иваном встретились глазами сразу же, как только Иван вместе с редким потоком пассажиров какого-то поезда вывернул из-за угла на проход в главный зал вокзала. Иван сразу же все прочитал в этих глазах. Белобрысый парень с прической ежиком и серьгой в ухе смотрел на него во все глаза с не поддающейся маскировке тревогой. Нелюдимого Ивана не знал в Москве никто, кроме Крестного и его «курсантов». Это был явно один из них.
Иван смотрел ему в глаза и видел в них растерянность. Да и было отчего растеряться. Иван видел каждое его движение. Киллер попробовал было сунуть руку в карман, но тут же отказался от этого и его рука остановилась на полпути в очень неестественном положении, а затем медленно легла опять на его колено. Иван держал обе руки в карманах своей джинсовой куртки, явно имея в каждом по пистолету и успел бы несколько раз его продырявить, прежде, чем тому удалось бы достать пистолет.
Киллер понял, что ошибся, но понял это слишком поздно. Иван уже владел ситуацией и сам диктовал ее развитие. Была слабая надежда на напарника, но тот отправился с очередным обходом по другим залам, и ближайшие пять минут ждать его появления было бессмысленно.
Не зная наверняка о еще одном или нескольких охотниках, но вполне предполагая их существование, Иван решил действовать спокойно, не поднимая шума, но быстро. Он видел, что белобрысый боится рукой пошевелить, так не хочется ему расставаться с жизнью. И направлялся прямо к нему, следя за тем, чтобы не выпускать того из видимости, чтобы никто не влез случайно на линию выстрела и не лишил бы его преимущества над соперником. Поэтому Иван сразу же взял значительно левее, хотя при этом ему несколько метров пришлось пройти каким-то неестественным боковым шагом. Но зато теперь он шел прямо на охотника и расстояние между ними сокращалось неумолимо.
Иван подошел вплотную и сел рядом, положив свою ладонь на руку белобрысого парня, лежащую на колене. Со стороны это выглядело, как дружеская встреча двух знакомых.
– Малыш, тебе никто не говорил, что ты похож на молодого Мэла Гибсона?
Иван говорил ровно и спокойно, именно в том тоне, какой и предполагает дружеская беседа.
Парень судорожно вздохнул и глотнул что-то, готовое сорваться с языка. Он не знал, как в такой катастрофической для него ситуации вести себя с Иваном и боялся сделать что-нибудь лишнее и тем раздражить Ивана.
– Девушки, например. Не говорили, нет? – Иван наклонился чуть к его уху и немного понизил голос. – Где твоя пушка?
Парень подбородком показал на свою левую подмышку. Иван приятельски-покровительственным жестом похлопал его по левой стороне груди и действительно обнаружил, что пистолет был там, где показал парень.
– Жаль, что тебе никто не говорил, что ты похож на Мэла Гибсона, – продолжал дружеским тоном трепаться Иван. – Потому, что теперь уже, наверное, не скажет. Потому, что сейчас ты похож на пацана, который увидел, как его отец ебет его маму. Ты похож на человека, который ждет смерти.
Говоря все это, Иван спокойно, не делая резких движений, но достаточно быстро, чтобы не акцентировать ничьего случайного внимания, сунул руку за борт светлого летнего пиджака парня и, вытащив из подмышечной кобуры пистолет, сунул его в свой карман. Может быть, кто-то из окружающих и успел заметить в его руке оружие, но Ивана это волновало мало, вернее – совсем не волновало. Потому, что задерживаться он здесь не собирался.
– Если ты очень хочешь остаться в живых, ты сейчас пойдешь со мной и будешь сдержан и корректен со мной. Может быть, тебе и удастся осуществить свое желание.
Иван обнял паренька за плечи, они вместе поднялись и пошли сначала к выходу на перрон, а затем свернули направо, в тот глухой проход, в конце которого Иван оставил таксиста с машиной. Охотник вел себя именно так, как попросил его Иван, хотя тот обратил внимание, что парень пытается незаметно для Ивана озираться по сторонам. Из чего сделал вывод, что охотник на вокзале не один.
Такси стояло на месте, что Ивана не удивило, но и не обрадовало. Просто это было так, и он принял это как любую другую реальность.
Таксист повеселел оттого, что денежный клиент вернулся. Он заулыбался, не в силах скрыть своей радости. Он даже вышел из машины и распахнул заднюю дверку для Ивана и его спутника.
Иван надел на парня наручники, сунул его в машину, затем сел сам рядом с ним, закурил. Любопытный таксист пригнулся к рулю и навострил уши. Прикинулся ветошью, сделал вид, что его нет в машине. «Да, хрен с ним, слушает» – решил Иван.
– Теперь ты быстро и внятно будешь отвечать на мои вопросы.
Тон Ивана сменился вместе с ситуацией. Теперь он говорил по-деловому сухо, четко. Он не угрожал, но за четкостью его фраз чувствовалась реальная опасность.
– Первый. Сколько еще охотников на вокзале?
– Один, – глухо ответил парень.
– Второй. Кто руководит охотой? Крестный?
– Нет, – мотнул головой парень. – Илья. Первый номер.
Тут только до Ивана дошло, какой важный факт откопал он в своей памяти, вспомнив сегодня про «Берлин».
– Третий вопрос. Твой пистолет с номером?
– Да, – кивнул парень. – Восемнадцатый. Из тройки четвертого.
– Из какой еще сраной тройки? – не понял Иван. – Можешь это считать четвертым вопросом.
– Все, кто в первой десятке, руководят группами по три человека.
Парень объяснял неохотно, видно было, что он делает над собой усилие, кого-то предавая. Иван слушал со все возрастающим интересом и удивлением.
– В каждую тройку входят один курсант из второй десятки, один – из третьей и один – из четвертой. Чтобы уравновесить возможности каждой тройки и никому не давать преимущества в СК.
– Где-где? – опять не понял Иван.
– В Союзе Киллеров.
Парень, видно, решил сдавать всех подряд и теперь надеялся спасти свою жизнь готовностью отвечать на любые вопросы. Иван понял, что ему есть чем поинтересоваться и кроме обстоятельств игры, в которой он участвует. О Союзе Иван слышал впервые, и то, что он слышал, его интересовало и беспокоило.
– Союз – это Крестный? – спросил Иван.
– Союз – это Илья, – ответил белобрысый. – Это первая десятка.
– А Крестного, значит, в расход... – Иван уже даже не спросил, а просто подумал вслух.
– Крестному осталось жить столько же, сколько и тебе. Он умрет в тот же день, что и ты.
Парень, видя, что информация, сообщенная им, вызвала у Ивана некоторую растерянность, несколько приободрился и говорил уже гораздо увереннее.
– Мы уберем его, как только ты будешь убит. Он старик, и ни опасности, ни ценности сам по себе не представляет. Он приговорен. Точно так же, как и ты.
– И что же дальше? – спросил Иван.
– Дальше мы будем делать то, что нужно нам, а не Крестному. Мы будем добиваться своих целей... Мы будем выбирать своего Председателя, которым сможет стать каждый из нас...
– Каких целей? И почему их нельзя добиться с Крестным?
– С Крестным? – парень растерялся. – Он старик...
– Ну и что? Ты, вот, молодой. Но он умрет, по крайней, мере после меня. А ты меня опередишь.
– Илья говорил... – пробормотал парень, но замолчал.
– Что говорил? Ну! – прикрикнул на него Иван.
– Что мы не должны быть бездумными исполнителями... Мы должны сами решать, как нам работать и за какую цену... Этот старый маразматик считает, что он владеет нашими жизнями, как господь бог... Мы сами решим, кому жить, а кому умереть...
Парень явно повторял чужие, услышанные им фразы, не слишком понимая, чьи интересы стоят за ними на самом деле. Он был самым обычным «политическим мясом», той электоральной песчинкой, из которых состоят песочные фундаменты, наметаемые ветрами выборов под основания политических сфинксов, карабкающихся наверх на неудовлетворенности жизнью любого россиянина.
– Заткнись, – сказал ему Иван. – Это уже и без вас решено.
Иван ждал, когда второй охотник, обеспокоенный исчезновением белобрысого, начнет его искать и метаться по вокзалу, пытаясь разобраться в ситуации. Белобрысый Ивана уже не интересовал, он только не знал, что делать с ним дальше – отпустить или убить. Убивать его не было ни желания, ни особой необходимости. Он был просто отработанным материалом, который нужно было выбросить и отряхнуть руки.
– Меня будут искать... – подал белобрысый парень голос, в котором были заметны какие-то даже слегка угрожающие нотки.
– Заткнись! – оборвал его Иван. – Для тебя будет лучше, если я про тебя забуду.
Иван опустил окно в задней дверце такси и достал пистолет.
– Вы никогда ничем не станете. Вы всегда будете кучей дерьма. И вам всегда будет засирать мозги какой-нибудь хуеплет, вроде Ильи... Это твой приятель?
Иван показал пистолетом на невысокого плотного парня с квадратными плечами, одетого в джинсовую жилетку, с плащом, перекинутым через правую руку. Он шел в их сторону какой-то очень напряженной походкой, осторожность которой была настолько выражена, что переходила в свою демаскирующую противоположность. Парень озирался по сторонам, стараясь делать это незаметно, но получалось очень даже заметно. До смешного заметно.
– Смотри, – сказал Иван белобрысому, – так может двигаться только самоубийца. Ты, надо сказать, выглядел не лучше...
Парень с плащом приближался медленно, но прямо к такси. Он был так увлечен осматриванием закоулков и дверей справа и слева, что обратил внимание на такси, только когда подошел к нему метров на десять.
Не дожидаясь, какое он примет решение, Иван сразу же выстрелил и попал ему в левую сторону груди. Парень упал. Шофер такси повернул ключ зажигания.
– Подожди, – сказал Иван. – Не торопись.
Он не спешил, вылезая из машины, поскольку знал, что ему нужно всего двадцать-двадцать пять секунд, за которые ничего существенного не произойдет. Когда Иван был уже около лежащего на асфальте парня с плащем и разгибал его пальцы, облепившие рукоятку, он услышал, как открылась дверка машины. Белобрысый пытался удрать, но Иван передумал отпускать его. Врагов нельзя щадить, их нельзя прощать, им нельзя верить. Можно верить только в их ненависть и желание убить тебя.
Белобрысый не успел вылезти из машины, он успел только открыть дверцу и поставить на асфальт одну ногу. Не успев еще вынуть пистолет из руки убитого им охотника, Иван, поднял его руку вместе с пистолетом и нажал на курок его же пальцем. Раздался выстрел. Пуля попала белобрысому в шею. он захрипели свалился на заднее сидение.
Иван отнял, наконец, пистолет у мертвеца и бросился к машине. Захлопнув на бегу дверку, открытую белобрысым, он сел рядом с водителем.
– В Сокольники, – приказал он.
Бледный водитель трясущейся рукой включил скорость. Машина вырулила из тупичка, пересекла площадь и помчалась по Краснопрудной.
Перегнувшись на заднее сидение Иван шарил по карманам белобрысого. Ему нужны были деньги, и он, действительно, нашел перехваченную резинкой пачку долларов мелкими банкнотами. Выдернув из пачки примерно треть и сунув их в карман, Иван бросил оставшиеся на заднее сидение и сказал проглотившему язык водителю:
– Возьмешь себе, сколько там осталось. Избавься от него сам.
Иван кивнул на заднее сидение, с которого сполз уже убитый им охотник.
– Меня высади у метро.
Минут через десять Иван уже спускался под землю на эскалаторе станции метро Сокольники, предоставив водителю самому решать проблему – как избавиться от трупа. В конце концов тот неплохо сегодня заработал. Не перетрудится.
Улица вновь вцепилась в Ивана тысячами звенящих и слепящих осколков московской жизни. Но Иван решил держаться и не поддаваться панической суете. В метро было все же немного спокойнее, чем не поверхности Москвы, хотя и здесь народ менялся, но лишь изредка. По крайней мере от станции до станции обстановка оставалась постоянной и напряжение, владевшее Иваном, ослабевало.
Когда водитель такси, долго блуждая по Сокольническому парку, вырулил, наконец, на пустынный, заросший кустами перешеек между Оленьими прудами, и, вытащив из машины тело, уложил его в какую-то ложбинку и привалил хворостом, Иван уже сменил несколько вагонов метро, переходя с линии на линию, и думая о том, где ему провести сегодняшнюю ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24