И все же двигаться к центру было лучше, чем кружить на окраине Таганского района, пугая редких ночных прохожих, и рискуя нарваться на какой-нибудь милицейский патруль.
Опять стрелять? Только для того, чтобы вновь убегать? Для того, чтобы ждать нового патруля и вновь поднимать пальбу? Иван еще не сошел с ума, чтобы считать такое поведение для себя привлекательными.
Поэтому где-то под утро он все же решил, что пора ему пробираться сначала к Таганской площади, а потом и дальше – в Замоскворечье.
Почему туда? Да черт его знает, почему? Он не мог ответить на этот вопрос. Единственное, что он мог сказать себе – если не туда, то куда?
Замоскворечье, по крайней мере, он знал хорошо. И помнил пустынные полянские и ордынские улочки и проезды, ему они сейчас казались такими спокойными и привлекательными.
На рассвете он заставил себя выйти на Садовое кольцо, на улицу Чкалова. Народу почти не было, Иван сидел на остановке и дожидался троллейбуса. Через полчаса к нему подсела кокая-то старушка, вида самого простого, из тех, что живут торговлей на базаре и сбором бутылок. Иван не почувствовал при ее приближении никакой опасности.
– Эй, мужик, – бесцеремонно толкнула она его в плечо, – ты куда едешь-то? Куда тя несет?
Иван не глядя оттолкнул ее руку.
– Нет, мужик, ты не прав! – заявила баба. Она была серьезно пьяной.
– Нет, ты скажи, на хрена тебе куда-то ехать, если тут рядом, все есть. Тебе же некуда ехать-то мужик! Не-е-ку-да!
Она погрозила Ивану пальцем, вновь схватила его за плечо.
– Пойдем со мной! – по пьяному убедительно и делово заявила она. – Нет! Не думай. Себя я не предлагаю.
Пьяная бабка кокетливо покрутила толстым безобразным задом.
– У меня там все есть. Все найдем. Были б деньги. У тебя есть деньги? А мужик?
Иван просто не знал, как от нее отделаться, и был в некоторой растерянности. Свернуть ей шею было проще простого. Без всякого шума. Но Ивану не хотелось этого делать! Он хотел одного – спокойно сидеть и ждать троллейбус. И если бы это спокойствие никем не нарушалось, он готов был просидеть так сутки.
– Ты че, глухой, да? – приставала бабка. – Деньги у тебя есть? Есть?
Иван сунул руку в карман, достал несколько бумажек, сунул их бабке. Та удовлетворенно мотнула головой, сделала шаг от остановки, посмотрела на бумажки, потом на Ивана, и спросила:
– Мужик, ты че, ебнутый?
Иван промолчал, не зная как отвязаться от назойливой бабки.
– Тогда давай еще! – заявила старуха, не дождавшись ответа.
Иван встал. Бабку как ветром сдуло.
Подходил троллейбус. Иван с удовлетворением отметил, что в нем всего человек пять, считая водителя.
«Чертова бабка, – думал Иван, проезжая Таганскую площадь. – Ведь червяк же! А почему-то не раздавил ее...» И без того подавленное настроение Ивана вконец испортилось.
Он проехал мост через Москву-реку, мост через Водоотводный канал, Павелецкий вокзал и вышел, не доезжая Добрынинской площади. Свернув направо, он углубился в лабиринт каких-то Монетчиковых переулков, которые он сначала считал, а потом сбился со счета и плюнул на это, потому что это было ему совершенно безразлично.
Потом он выбрел на какие-то Новокузнецкие переулки, обрадовался, что с ними тоже получится путаница, но Новокузнецких оказалось всего два, оба длинные и кривые и это немного разочаровало его.
Иван вышел на улицу Островского и когда добрался до ее конца, к Третьяковке, город уже проснулся.
И тут Иван вспомнил еще одно условие Крестного – если за сутки он не убьет никого из охотников, он проиграл.
Иван выматерился.
«Сопляк, салага херова, – ругал он самого себя, – разнюнился, тяжело, убивать ему не хочется... Крестный тебя с дерьмом смешает, если ты не выиграешь в эти его игрушки. Да ладно, Крестный, сам-то ты как?..»
Иван взглянул на часы. Охотника из «джипа» он убил, помнится, часов в десять утра. Значит у него осталось часа два, не больше, чтобы найти охотников. Хотя бы одного охотника.
Что делать? Нужна хоть какая-то идея, чтобы срочно разыскать кого-нибудь из них.
«Да, замаскировался с перепугу, – подумал Иван. – Так и проиграть недолго.»
Ему было немного стыдно, за свои волнения и метания прошедшей ночью. Толи он уже адаптировался немного, толи просто отдохнул, но Москва не вызывала ум него уже такого опасения и чувства тревоги, как еще совсем недавно.
Он чувствовал, что чем-то в этом ему помогла и та бабка, которая вымогала у него деньги на остановке троллейбуса, и которую он не захотел убивать. Хотя чем она ему помогла, он понять, конечно, не мог. Даже сейчас он вспомнил ее как какой-то бред.
Но он понял, что в Москве можно было жить без убийства, несмотря даже на то, что тебе приходилось быть то «зайцем», то «охотником», в Москве жили люди, которые были и зайцами и охотниками одновременно, но это не было их профессией, это просто были их условия существования.
Как же быть с охотниками? Эта проблема не давала Ивану покоя. Бегать по Москве и нарываться на случайный контакт? Так можно всю неделю пробегать. Слишком глупо.
Охотников надо искать. Целенаправленно искать. А сначала вспомнить все, что о них знаешь.
Иван закопался в свою память. Это было что-то вроде сканирования. В его голове мелькали картины всех контактов, которые когда-либо были у него с людьми Крестного. Но ничего существенно информативного он не находил. Единственное, что смог он вспомнить – как выглядят некоторые из тех, кто сейчас на него охотятся. Вернее, как они выглядели когда-то, когда Иван их видел.
Внезапно он понял, что у него есть зацепка.
Иван вспомнил свой приезд в Москву, первый день, когда он поднял стрельбу у гостиницы «Украина» и когда люди Крестного ждали, когда Иван запрыгнет к ним в машину.
«Илья! – вспомнил Иван. – Того высокого длинноволосого парня звали Илья! Это он впервые назвал имя Крестного. Вполне возможно, что он еще жив, ни на какой операции его не подстрелили, и что он сейчас – один из охотников. Даже, если его и нет среди них... Он мне что-то сказал перед тем, как я отказался идти с ними... Куда я отказался идти? Да в ресторан „Берлин“ же! Конечно. Туда мы и подъехали после того как долго мотались по Москве... Что он сказал? Что-то насчет портье... Спроси Илью, он сказал. У портье.»
Это уже было что-то. Не бог весть что, конечно, но почему бы не попробовать, раз уж других вариантов все равно нет...
У Ивана оставалось полтора часа. Он решил действовать в наглую.
Иван вышел на Большую Ордынку и поймал такси.
– «Берлин», – сказал он шоферу. – И побыстрее.
На того это не произвело никакого впечатления. Он не спеша трогался с места, приноравливаясь к неторопливой Большой Ордынке.
– Овес нонче... – нагло улыбнувшись, ответил водитель. – Овес да гаишники...
Иван пошарил в кармане. Было долларов пятьдесят, не считая рублей, полученных на сдачу в магазине. Он достал деньги, бросил рядом с ручкой переключения скоростей. Затем вынул пистолет, на глазах водителя проверил, сколько осталось патронов, хотя прекрасно помнил, сколько, сунул его опять в карман.
– Пятьдесят баксов, – сказал он водителю. – Через десять минут будешь там. Если хочешь заработать еще, подождешь меня минут пять.
– Понял, – отозвался сразу же повеселевший водитель, и газанул, вылетая на Большой Москворецкий мост.
До «Берлина» домчались за одно мгновение.
Иван вышел из машины молча, и не оглядываясь, направился к ресторану. Водителю он все уже сказал, хочет – пусть ждет, не хочет – обойдемся. Рассчитывать на кого-то, на чью-то помощь, было не в правилах Ивана. Он никогда не хотел ни от кого зависеть и рассчитывал только на себя. Правда, на всякий случай он для себя отметил, что звука отъезжающей машины он не слышит. Наверное – ждет все-таки вдохновленный долларами водитель.
Еще не спросив про Илью, Иван понял, что угадал с «Берлином». Портье просто застыл на месте, увидя Ивана. Его рука остановилась на полпути к карману, в котором, очевидно, лежал пистолет. Это продлило ему жизнь. Ровно на пять секунд, которые Иван внимательно смотрел ему в глаза. И успел прочитать в них все, что ему нужно было. Страх перед неизбежной уже смертью. Удивление наглостью Ивана, заявившегося туда, куда он не мог просто приходить, не должен был. И даже уважение прочитал Иван в этих глазах – уважение к профессионалу.
Иван молча ударил его пальцами в горло. Портье осел на пол, Иван подхватил его и отволок в какую-то каморку, обнаруженную им поблизости. Пощупал пульс и ничего не нащупал. Так и должно было быть, удар в нервный узел на шее у Ивана хорошо отработан. Пошарив у него по карманам, Иван с удовлетворением обнаружил пистолет с последней цифрой на нем – «31». Вспомнив о водителе такси, прихватил на всякий случай и пачку денег, также найденную им в кармане убитого.
Свою норму на среду Иван выполнил. Осталось позаботиться о четверге, назначить свидание.
Он подобрал какую-то бумажку, Иван вытащил из нагрудного кармана портье авторучку, пару секунд что-то соображал, затем написал: «Четверг. Казанский вокзал.»
Записку он сунул портье в рот, так, чтобы клочок ее выглядывал наружу, это сразу бросалось в глаза, при первом взгляде на убитого.
Иван взглянул на часы. Прошло минуты четыре, как он здесь появился. Можно еще успеть на такси, подумал он. Водитель ждал на том же самом месте.
– К трем вокзалам, – сказал он шоферу, сев с ним рядом. – И чем быстрее ты свалишь отсюда, тем будет лучше для нас обоих.
– Понял, – ответил сообразительный шофер, выруливая с Лубянской площади на улицу Кирова.

Глава VI.

Никитин воспаленными глазами глядел на распинавшегося перед ним Серегу Коробова.
«Хоть и тупой, – думал генерал Никитин, – а умеет иногда. Умеет. Люблю я таких – тупых и преданных.»
Слушать то, что докладывал Коробов, было одно удовольствие. То, что он говорил, означало удачу, какая бывает раз в десять лет. Или в пять. Или, наоборот, в пятнадцать?
Никитин запутался в своих сравнениях и понял, что голова соображает плохо, не выспался. С этими ночными совещаниями... А что делать, если сводки поступают после 24-00? Хочешь, не хочешь, а до утра сидишь с Герасимовым, голову ломаешь, нет ли какой-нибудь зацепки.
Но сегодня можно будет выспаться. Спасибо Коробову. Откопал такой факт, что и голову ломать не надо, и так все ясно.
– Ну вот, Никитин, а ты на него ругался. По лбу ему стучал, – подал голос Герасимов, когда Коробов закончил свой доклад. – А ведь он нас всех выручил. Молодец!
Герасимов хлопнул руководителя «Белой стрелы» по плечу. Коробов сидел довольный, на лице играла улыбка бессмысленного удовлетворения.
– Даже ему ясно, что все сообщенные им сведения выстраиваются в одну фактологическую цепочку. Старшину нашли на Москве-Товарной. На Нижегородской, совсем недалеко оттуда, через несколько часов убит старший матрос торгового флота Самсонов, находившийся в Москве в отпуске. С ним вместе неизвестным лицом застрелена его любовница, сидевшая в машине. Наше внимание это убийство привлекло по двум причинам. Близостью к Товарке, а стало быть, к трупу Старшины – раз. Абсолютным отсутствием мотива – два. Самсонов в Москве, как установлено, больше никого не знал, появился в столице только вчера, причин для его устранения какими-либо его недоброжелателями не просматривается никаких. Ограблен он не был, хотя имел при себе крупную сумму денег.
– Очевидцы... – не вытерпел Коробов. – Очевидцы...
– Коробов, – с иронией посмотрел на него Герасимов, – ты уже отблистал, дай и мне немного. Хотя, где уж мне до тебя сегодня...
– Ох, мудозвоны... – простонал Никитин. – Геннадий, давай ближе к делу.
– И так уже вплотную, товарищ ты наш генерал. То, что совершены эти два убийства – Старшины и Самсонова с любовницей – одним человеком, не вызывает сомнений. Это подтверждается косвенно показаниями очевидцев, которые описывают внешность стрелявшего в Самсонова очень близко к тому, что мы получили от свидетеля происшествия у въезда в Измайловский парк с шоссе Энтузиастов. Но только что я получил и прямое подтверждение...
Герасимов сделал эффектную, как ему показалось, паузу.
– Эксперты подтвердили, что выстрелы в Старшину и Самсонова сделаны из одного пистолета.
Никитин, однако, никак не отреагировал, все это и так ясно было. Эти доказательства скорее для суда, чем для оперативной работы. В оперативке иной раз достаточно только интуиции, без всяких доказательств.
Герасимов прищурился и продолжил. У него, видно, были еще кой-какие козыри, с помощью которых он тоже хотел устроить себе небольшой бенефис.
– Далее. Как нам уже доложил наш доблестный командир со своими индейскими стрелами, сегодня днем был убит портье ресторана «Берлин», некто Прошкин. На теле не обнаружено никаких повреждений, которые могли бы стать причиной смерти. Однако это было именно убийство. Свидетельницей его оказалась уборщица, спрятавшаяся за барьерчиком гардероба. Как только убийца скрылся, уборщица вызвала милицию. Во рту портье обнаружена записка, состоящая из трех слов: «Четверг. Казанский вокзал.» Ни автор записки, ни ее адресат не установлены. Возможно, что автором записки был убийца. Возможно, но не достоверно. Уборщица хорошо рассмотрела убийцу и показала, как именно был убит портье. По ее словам выходит, что убийцей был применен один из специфических приемов, известный нашим спецназовцам под названием «Поцелуй Матильды». Описание внешности убийцы, сделанное уборщицей, полностью соответствует фигуранту из Измайловского парка и с Нижегородской улицы.
– Робота сделал? – спросил Никитин.
Герасимов молча показал ему фотопортрет, составленный по обобщенным показаниям очевидцев трех эпизодов дела.
Никитин с минуту вглядывался в довольно схематичное изображение человека на рисунке.
– Где я видел эту рожу?
– Во сне она тебе снилась, Никитин, – ответил Герасимов и развернул перед ним какую-то папочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24