Делали революцию в то время, когда задача состояла в том,
чтобы все усилия сосредоточить на политическом воспитании и самовоспитании.
Война раскрыла глаза народу, пробудила национальную совесть, и это
пробуждение открывало для работы политического воспитания такие широкие
возможности, которые обещали самые обильные плоды. И вместо этого что же мы
видели? Две всеобщие стачки с революционным взвинчиванием рабочих масс
(совет рабочих депутатов!), ряд военных бунтов, бессмысленных и жалких,
московское восстание, которое было гораздо хуже, чем оно представилось в
первый момент, бойкот выборов в первую думу и подготовка, (при участии
провокации!) дальнейших вооруженных восстаний, разразившихся уже после
роспуска Государственной Думы. Все это должно было терроризировать и в конце
концов смести власть. Власть была действительно терроризирована. Явились
военно-полевые суды и бесконечные смертные казни. И затем государственный
испуг превратился в нормальное политическое состояние, в котором до сих пор
пребывает власть, в котором она осуществила изменение избирательного закона,
-- теперь потребуются годы, чтобы сдвинуть страну с этой мертвой точки.
Итак, безрелигиозное отщепенство от государства, характерное для
политического мировоззрения русской интеллигенции, обусловило и ее моральное
легкомыслие, и ее неделовитость в политике.
Что же следует из такого диагноза болезни? Прежде всего -- и это я уже
подчеркнул выше, -- вытекает то, что недуг заложен глубоко, что смешно,
рассуждая о нем, говорить о политической тактике. Интеллигенции необходимо
пересмотреть все свое миросозерцание и в том числе подвергнуть коренному
пересмотру его главный устой -- то социалистическое отрицание личной
ответственности, о котором мы говорили выше. С вынутием этого камня -- а он
должен быть вынут -- рушится все здание этого миросозерцания.
При этом самое положение "политики" в идейном кругозоре интеллигенции
должно измениться. С одной стороны, она перестанет быть той изолированной и
независимой от всей прочей духовной жизни областью, которою она была до сих
пор. Ибо в основу и политики ляжет идея не внешнего устроения общественной
жизни а внутреннего совершенствования человека. А с другой стороны,
господство над всей прочей духовной жизнью независимой от нее политики
должно кончиться.
К политике в умах русской интеллигенции установилось в конце концов
извращенное и в корне противоречивое отношение. Сводя политику к внешнему
устроению жизни -- чем она с технической точки зрения на самом деле и
является, -- интеллигенция в то же время видела в политике альфу и омегу
всего бытия своего и народного (я беру тут политику именно в широком смысле
внешнего общественного устроения жизни). Таким образом, ограниченное
средство превращалось во всеобъемлющую цель, -- явное, хотя и постоянно в
человеческом обиходе встречающееся извращение соотношения между средством и
целью.
Подчинение политики идее воспитания вырывает ее из той изолированности,
на которую политику необходимо обрекает "внешнее" ее понимание.
Нельзя политику, так понимаемую, свести просто к состязанию
общественных сил, например, к борьбе классов, решаемой в конце концов
физическим превосходством. С другой стороны, при таком понимании невозможно
политике во внешнем смысле подчинять всю духовную жизнь.
Воспитание, конечно, может быть понимаемо тоже во внешнем смысле. Его
так и понимает тот социальный оптимизм, который полагает, что человек всегда
готов, всегда достаточно созрел для лучшей жизни и что только неразумное
общественное устройство мешает ему проявить уже имеющиеся налицо свойства и
возможности. С этой точки зрения "общество" есть воспитатель, хороший или
дурной, отдельной личности. Мы понимаем воспитание совсем не в этом смысле
"устроения" общественной среды и ее педагогического воздействия на личность.
Это есть "социалистическая" идея воспитания, не имеющая ничего общего с
идеей воспитания в религиозном смысле. Воспитание в этом смысле совершенно
чуждо социалистического оптимизма. Оно верит не в устроение, а только в
творчество, в положительную работу человека над самим собой, в борьбу его
внутри себя во имя творческих задач...
______________
Русская интеллигенция, отрешившись от безрелигиозного государственного
отщепенства, перестанет существовать как некая особая культурная категория.
Сможет ли она совершить огромный подвиг такого преодоления своей нездоровой
сущности? От решения этого вопроса зависят в значительной мере судьбы России
и ее культуры. Можно ли дать на него какой-нибудь определенный ответ в
настоящий момент? Это очень трудно, но некоторые данные для ответа все-таки
имеются.
Есть основание думать, что изменение произойдет из двух источников и
будет носить соответственно, этому двоякий характер. Во-первых, в процессе
экономического развития интеллигенция "обуржуазится", т. е. в силу процесса
социального приспособления примирится с государством и органически-стихийно
втянется в существующий общественный уклад, распределившись по разным
классам общества. Это, собственно, не будет духовным переворотом, а именно
лишь приспособлением духовной физиономии к данному социальному укладу.
Быстрота этого процесса будет зависеть от быстроты экономического развития
России и от быстроты переработки всего ее государственного строя в
конституционном духе.
Но может наступить в интеллигенции настоящий духовный переворот,
который явится результатом борьбы идей. Только этот переворот и представляет
для нас интерес в данном случае. Какой гороскоп можно поставить ему?
В интеллигенции началось уже глубокое брожение, зародились новые идеи,
а старые идейные основы поколеблены и скомпрометированы. Процесс этот только
что еще начался, и какие успехи он сделает, на чем он остановится, в
настоящий момент еще нельзя сказать. Но и теперь уже можно сказать, что,
поскольку русская идейная жизнь связана с духовным развитием других, дальше
нас ушедших стран, процессы, в них происходящие, не могут не отражаться на
состоянии умов в России. Русская интеллигенция как особая культурная
категория есть порождение взаимодействия западного социализма с особенными
условиями нашего культурного, экономического и политического развития. До
рецепции социализма в России русской интеллигенции не существовало, был
только "образованный класс" и разные в нем направления.
Для духовного развития Запада нет в настоящую эпоху процесса более
знаменательного и чреватого последствиями, чем кризис и разложение
социализма. Социализм, разлагаясь, поглощается социальной политикой. Бентам
победил Сен-Симона и Маркса. Последнее усилие спасти социализм --
синдикализм -- есть, с одной стороны, попытка романтического возрождения
социализма, откровенного возведения его к стихийным иррациональным началам,
а с другой стороны, он означает столь же откровенный призыв к варварству.
Совершенно ясно, что это усилие бессильно и бесплодно. При таких условиях
социализм вряд ли может оставаться для тех элементов русского общества,
которые составляют интеллигенцию, живой водой их духовно-общественного
бытия[xxxi] .
Самый кризис социализма на Западе потому не выступает так ярко, что там
нет интеллигенции. Нет на Западе того чувствилища, которое представляет
интеллигенция. Поэтому по России кризис социализма в идейном смысле должен
ударить с большей силой, чем по другим странам. В этом кризисе встают те же
самые проблемы, которые лежат в основе русской революции и ее перипетий. Но
если наша "интеллигенция" может быть более чувствительна к кризису
социализма, чем "западные" люди, то, с другой стороны, самый кризис у нас и
для нас прикрыт нашей злосчастной "политикой", возрождением недобитого
абсолютизма и разгулом реакции. На Западе принципиальное значение проблем и
органический характер кризиса гораздо яснее.
Такой идейный кризис нельзя лечить ни ромашкой тактических директив, ни
успокоительным режимом безыдейной культурной работы. Нам нужна, конечно,
упорная работа над культурой. Но именно для того, чтобы в ней не потеряться,
а устоять, нужны идеи, творческая борьба идей.
С. Франк. ЭТИКА НИГИЛИЗМА
(К характеристике нравственного мировоззрения русской
интеллигенции)
Не вокруг творцов нового шума, -- вокруг творцов новых ценностей
вращается мир; он вращается неслышно.
-- И если кто идет в огонь за свое учение -- что это доказывает?
Поистине, важнее, чтобы из собственного пламени души рождалось собственное
учение.
Фр. Ницше.
"Also sprach
Zarathustra".[47]
Два факта величайшей важности должны сосредоточить на себе внимание
тех, кто хочет и может обсудить свободно и правдиво современное положение
нашего общества и пути к его возрождению. Это -- крушение многообещавшего
общественного движения, руководимого интеллигентским сознанием, и
последовавший за этим событием быстрый развал наиболее крепких нравственных
традиций и понятий в среде русской интеллигенции. Оба свидетельствуют, в
сущности, об одном, оба обнажают скрытую дотоле картину бессилия,
непроизводительности и несостоятельности традиционного морального и
культурно-философского мировоззрения русской интеллигенции. Что касается
первого факта -- неудачи русской революции, то банальное "объяснение" его
злокозненностью "реакции" и "бюрократии" неспособно удовлетворить никого,
кто стремится к серьезному, добросовестному и, главное, плодотворному
обсуждению вопроса. Оно не столько фактически неверно, сколько ошибочно
методологически. Это вообще есть не теоретическое объяснение, а лишь весьма
одностороннее и практически вредное моральное вменение факта. Конечно,
бесспорно, что партия, защищавшая "старый порядок" против освободительного
движения, сделала все от нее зависящее, чтобы затормозить это движение и
отнять от него его плоды. Ее можно обвинять в эгоизме, государственной
близорукости, в пренебрежении к интересам народа, но возлагать на нее
ответственность за неудачу борьбы, которая велась прямо против нее и все
время была направлена на ее уничтожение, -- значит рассуждать или просто
недобросовестно, или ребячески-бессмысленно; это приблизительно равносильно
обвинению японцев в печальном исходе русско-японской войны. В этом
распространенном стремлении успокаиваться во всех случаях на дешевой мысли,
что "виновато начальство", сказывается оскорбительная рабья психология,
чуждая сознания личной ответственности и привыкшая свое благо и зло
приписывать всегда милости или гневу посторонней, внешней силы. Напротив, к
настоящему положению вещей безусловно и всецело применимо утверждение, что
"всякий народ имеет то правительство, которого он заслуживает". Если в
дореволюционную эпоху фактическая сила старого порядка еще не давала права
признавать его внутреннюю историческую неизбежность, то теперь, когда
борьба, на некоторое время захватившая все общество и сделавшая его голос
политически решающим, закончилась неудачей защитников новых идей, общество
не вправе снимать с себя ответственность за уклад жизни, выросший из этого
брожения. Бессилие общества, обнаружившееся в этой политической схватке,
есть не случайность и не простое несчастие; с исторической и моральной точки
зрения это есть его грех. И так как в конечном счете все движение как по
своим целям, так и по своей тактике было руководимо и определяемо духовными
силами интеллигенции -- ее верованиями, ее жизненным опытом, ее оценками и
вкусами, ее умственным и нравственным укладом, -- то проблема политическая
само собою становится проблемой культурно-философской и моральной, вопрос о
неудаче интеллигентского дела наталкивает на более общий и важный вопрос о
ценности интеллигентской веры.
К той же проблеме подводит и другой отмеченный нами факт. Как могло
случиться, что столь, казалось, устойчивые и крепкие нравственные основы
интеллигенции так быстро и радикально расшатались? Как объяснить, что чистая
и честная русская интеллигенция, воспитанная на проповеди лучших людей,
способна была хоть на мгновение опуститься до грабежей и животной
разнузданности? Отчего политические преступления так незаметно слились с
уголовными и отчего "санинство"[48] и вульгаризованная "проблема
пола" как-то идейно сплелись с революционностью? Ограничиться моральным
осуждением таких явлений было бы не только малопроизводительно, но и привело
бы к затемнению их наиболее характерной черты; ибо поразительность их в том
и состоит, что это -- не простые нарушения нравственности, возможные всегда
и повсюду, а бесчинства, претендующие на идейное значение и проповедуемые
как новые идеалы. И вопрос состоит в том, отчего такая проповедь могла иметь
успех и каким образом в интеллигентском обществе не нашлось достаточно
сильных и устойчивых моральных традиций, которые могли бы энергично
воспрепятствовать ей. Прочувствовать этот вопрос -- значит непосредственно
понять, что в интеллигентском миросозерцании, по меньшей мере, не все
обстоит благополучно. Кризис политический и кризис нравственный одинаково
настойчиво требуют вдумчивого и беспристрастного пересмотра духовной жизни
русской интеллигенции.
Нижеследующие строки посвящены лишь одной части этой обширной и сложной
задачи -- именно попытке критически уяснить и оценить нравственное
мировоззрение интеллигенции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33