— Слезь с меня, лошадь, — не в силах самостоятельно выбраться из-под его туши, потребовал я.
— Ваур? — удивился демон, бросив взгляд на окруженную заботой двух валькирий Викторинию. И, заглянув мне в глаза, повторил вопрос: — Ваур?
— Слезешь ты наконец или нет?
— Ваур!
Со стоном приподнявшись на локтях, я обвел помещение взглядом и нашел обстановку достаточно подходящей для того, чтобы поделиться неприятными новостями. Тихон обиженно грызет кость под столом, демонстративно повернувшись ко мне той своей частью, откуда произрастает его хвост. Викториния имитирует предобморочное состояние, но с оглядкой на отсутствие крепкого мужского плеча, на которое можно было бы упасть. Агата, с Ольгой хлопочут вокруг нее, обмахивая руками и успокаивающе щебеча о глобальном потеплении и стабилизации рынка ценных банковских бумаг. Или что-то в том же роде, столь же малопонятное для уха не посвященного в их маленькие тайны.
Дед Маздай недоверчиво ковыряет пальцем борозду, оставленную когтем моего демона в камне стены. Все заняты своими делами, и до меня им нет никакого дела. Но уже то хорошо, что не нужно никого будить, вытаскивая из-под одеяла за пятку или копыто.
— Здесь такое дело… — начал я. — Планы несколько поменялись, и нам нужно срочно уходить отсюда. Поскольку фанатики, несколько обозлившиеся из-за использования их статуй без письменного на то разрешения… Эй! Меня кто-нибудь слушает?
— Да-да… — кивнула Ольга. И повернулась ко мне. — Ты что-то говорил?
— Представьте себе… Я говорил…
— Что представить? — уточнила Агата, отвлекаясь от оказания моральной помощи рогатой кобылице.
Застонав, я уткнулся лицом в ладони и сделал глубокий вдох-выдох.
— Что с тобой?! — воскликнула Ольга, бросаясь ко мне. — Ты ранен?
Мой отрицательный ответ потонул в диком реве ворвавшегося в оконный проем смерча. Коснувшись основанием пола, он неловко вильнул в сторону и, оттолкнувшись от стены, налетел на стол. Взлетел под потолок котелок, зависнув над смерчем, и перевернулся. Закружились, закувыркались в воздухе корявые морковки и зерна риса. Сверкнул позабытый хозяином нож, описав восьмерку и стремительно прыгнув мне в грудь. Ольга взмахнула рукой, ладонью отбив его в сторону.
— Что это? — поинтересовался дед Маздай и, не дожидаясь ответа, по стеночке отступил к куче соломы, в которую и зарылся с головой. На что он надеется?
Агата взмахнула мечом, прикрывая собой единорога. Но ее выпад не оказал на миниатюрный смерч никакого воздействия — он его даже не заметил.
— Отступай к двери! — скомандовала Ольга, не отрывая взгляда от завывающего, словно пылесос с рассыпавшимся подшипником, смерча. Она, выхватив левой рукой меч, правой попыталась оттеснить меня за свою спину.
— У тебя кровь… — Заметив алую струйку, я пришел в ярость.
— У нее ее литров пять, — подал реплику из кармана джинн, благоразумно не показываясь наружу.
Подняв меч, я с ревом бросился на смерч, который метнул в меня целую пригоршню риса и сучковатое полено. Я отбил его мечом, но ударить в ответ воздушное завихрение даже не попытался, сразу ткнув острием клинка в пол. Как и ожидалось, грянул гром.
— Ой, мамочки! — воскликнул карлик, падая на пол.
— У, шайтан! — воскликнул джинн, высунув из своей серебряной вселенной голову в тюбетейке с пришитыми к ней шнурками, на бантик завязанными под подбородком. — Это же Дурикбумбер Мужественный, Мудрый и Милосердный.
Вместо приветствия я подхватил карлика за грудки и, приподняв, начал методично учить уму-разуму, смотря в его глаза и не забывая встряхивать для улучшения усвояемости:
— Мразь! Дегенерат! Что ж ты как пес бешеный на людей бросаешься, скотина ты этакая?
— Я больше не бу-у-у… ду-у-у…
Высунув голову из соломы, дед Маздай закономерно возмутился:
— А его кто в гости звал?!
— Никто, — ответил я, вынося зловредного карлика на порог. И добавил персонально для умеющего превращаться в смерч агрессора: — Запомни: попытаешься напасть еще раз — убью.
— Зачем откладывать на потом то, что можно сделать сейчас? — спросил джинн. Скрывшись в кувшине, он извиняющимся тоном пояснил: — Я вида крови не переношу.
Карлик дернулся и заныл, брызжа слюной мне в лицо:
— Отпусти-и-и…
— Лети, — разрешил я, придав ему начальное ускорение коленом под мягкое место и завыл от боли. Кто же думал, что мягкое место окажется твердым как камень! Видимо, от долгого сидения на троне мозоль наросла.
— Ушел? — спросил Маздай.
— Улетел, — признался я, засовывая меч в петлю и подходя к Ольге. — Нужно остановить кровотечение.
— Ерунда, — отмахнулась она.
Избрав метод незримого присутствия, джинн громким шепотом пробурчал из кармана:
— Дня через два само прекратится…
— Неужели рана такая серьезная? — не поняв сначала гнусного намека призрачного остряка, заволновался я и схватил ее за руку. — Покажи!
— Приличные девушки до свадьбы не… — начал было джинн, но я попросил его заткнуться, и он замолк.
Ольга почему-то густо покраснела и, сославшись на сжатые сроки, поспешила к своему заплечному мешку готовиться в путь-дорогу, оставив меня теряться в догадках.
— Уже уходите? — спросил гостеприимный хозяин.
К звучавшему в его голосе огорчению в связи с предстоящим расставанием примешивалось облегчение. Что и говорить — гости мы беспокойные…
— Уходим.
— Возьми себе шлем с костюмом. Мне они без пользы, а тебе подойдет и может пригодиться когда-нибудь.
— Даже не знаю, как благодарить…
— К чему мне дареное благо? — отмахнулся Маздай. — Мне своего хватает.
Надев кольчужный доспех, я натянул поверх пиджак, с непонятной для себя сентиментальностью цепляясь за уцелевшее напоминание о моем мире. И, затянув пояс, смело повесил на него меч, не опасаясь случайно пораниться об острое лезвие.
— Не жмет?
— Сидит как влитой, — сообщил я, пройдясь от стены к стене. Давненько на мне не было столько одежды. — Словно по мне шили. Или вязали…
— А древний их знает, как они изготавливали эти вещи, — заметил Маздай.
— Эт-точно, — согласился я.
Проводив нас до ближайшей тропинки, ведущей в нужном направлении, дед Маздай на прощание пожелал нам удачи.
— А знаешь, какой образ выбрали очки для тебя? — обернувшись, поинтересовался он, не пройдя и двух шагов.
— Какой?
— Дракона. Только маленького и белого. Бывайте.
— Спасибо тебе.
Махнув рукой, Маздай растворился в ночной темноте, не напомнив об обещании починить сломанную дверь.
— Джинн! — Я постучал ногтем по округлому боку кувшина.
— Извинения не принимаю.
— Как хочешь. Значит, их не будет. Мне твоя помощь нужна.
— А у меня отпуск.
— Какой?
— Внеочередной.
— Значит, отказываешься помочь?
— Нет, — подумав, ответил джинн. — Просто даю осознать всю важность моей добровольной помощи.
Выбравшись из кармана, он развязал шнурки, поправил тюбетейку и поинтересовался:
— А в чем?
— Нужно отреставрировать стену.
— Надеюсь, не Великую китайскую? А то там работы на сотню-другую лет при двенадцатичасовом рабочем дне без выходных и праздничных. А у меня застарелый ревматизм и мозоль на любимом мизинце от систематического недосыпания, нерегулярного питания и чрезмерных нагрузок.
— Хорошая шутка, — польстил я ему. И перешел к делу: — Нужно вставить выбитую дверь в жилище Маздая, чтобы было надежно, как в банке.
— Стеклянной?
— Не в банке в смысле тары, а в банке в смысле хранилища денег и прочих ценных предметов.
Уточнив причину моего интереса к данному вопросу и прочитав лекцию о разрушительной сущности человечества в целом и меня в частности, джинн улетел творить чудеса. Ибо без чуда вставить дверь на место не получится, он же не строитель, а призрачный дух, наделенный магическими возможностями.
Присев на корточки, я обнял Тихона за шею.
— Ваур?
— Ваур-ваур, — заверил я его, почесав рог. — Во всем мире.
Викториния ревниво фыркнула и ткнулась оттопыренными губами мне в ухо, требуя толику ласки и для себя.
— Все, — выпалил джинн, появившись из-за дерева. Сняв тюбетейку, он выбил ее о колено и, вытерев рукавом вспотевшую и припорошенную цементом лысину, натянул пестрый головной убор на голову. — Оформим как сверхурочные, по двойному окладу с премиальными и молоком за вредность.
— Хорошо, — не стал спорить я. — С первого же надоя…
Джинн, покосившись на Викторинию, отчего-то фыркнул и, сложив руки лодочкой, головой вперед прыгнул в кувшин. Лишь стоптанные задники остроносых тапочек мелькнули в воздухе.
— В путь! — скомандовал я.
— Кстати, — высунув голову из кармана, произнес джинн, — я там одного знакомого тролля видел. У избушки-развалюшки очкарика что-то вынюхивал да высматривал, словно шпион вражеский. Хорошо, я к тому времени почти все доделал и смотался потихоньку, он меня и не заметил.
— Тем более в путь! Быстро и тихо.
ГЛАВА 22
Неожиданная встреча в лесу
Больше всего в людях я ценю верность.
Брут
Ближе к рассвету, когда небо на востоке позолотили лучи восходящего солнца, поднялся ветер. Он проворно согнал со всех окрестностей грозовые тучи и, столкнув их лбами, обрушил на нас косые потоки холодной воды. За пару минут тропинка раскисла и превратилась в полосу жирной грязи, жадно засасывающей ноги и нехотя отпускающей их на свободу с пудовыми довесками и густым противным чавканьем.
— Фру-у-у… — Викториния брезгливо скривила губы, с неподдельной мукой рассматривая свои некогда белые и пушистые чулочки, более светлые, чем окрас остального тела единорога, а нынче слипшиеся в однородный ком бурой земли с налипшими листочками и веточками.
— Что за погода?! — раздраженно воскликнул я, всплеснув руками.
— Температура окружающей среды на данный момент составляет двадцать девять градусов, влажность воздуха… — пустился перечислять вмонтированный в шлем динамик. Компьютер воспринял мой риторический вопрос как запрос, адресованный ему, и поспешил вылить на меня целый ушат показаний наружных датчиков, спрятанных в кольчужном костюме.
— А! Что такое?! Тону!!! — раздался из кармана панический вопль джинна, заглушивший монотонное бормотание компьютера. — Спасите!!!
Доставая из кармана кувшин, я ненамеренно легонько взболтнул его.
— Спа… Буль-буль… — Вопль оборвался.
Поспешно перевернув сосуд вверх дном, я выплеснул на придорожные кусты скопившуюся там воду и ультрамариновый комок дыма, со стоном повисший на ветвях.
— Ты живой? — спросил я у джинна, безжизненно растянувшегося на листьях. Крохотные ручки широко раскинуты, татуировка намокла и поплыла, тюбетейка куда-то делась. Падающие с неба капли свободно пролетают сквозь призрачное тело, заставляя вздрагивать листья под ним.
— Что случилось? — спросила Ольга.
— Кажется, утонул, — ответил я, подняв лицевой щиток, выполненный словно забрало, и растерянно глядя на нее.
— Нужно что-то делать…
— Искусственное дыхание? — Но как сделать его призрачному духу размером с небольшую мышь?
Попытавшись пальцем легонько надавить джинну на грудь, я лишь качнул ветку, и эфемерное тело, соскользнув с нее, полетело вниз. Поймав джинна на ладонь у самой земли, я поднес его к глазам.
— Джинн, не умирай…
Кашлянув, эфемерный дух приоткрыл один глаз. Затем второй. И, наконец, рот, намереваясь что-то сказать. Но вместо слов из него вырвалась струя воды, взлетевшая на полметра и распавшаяся фонтаном. Не знаю, откуда в таком маленьком теле, ко всему прочему совершенно нематериальном, могло взяться столько жидкости, но фонтан накрыл меня с головой, звонко барабаня по шлему, и продержался не менее минуты.
— О человеческое коварство! — простонал джинн. После того как иссяк фонтанирующий мне на голову поток влаги, он прикрыл рот, но лишь для того, чтобы, набрав в легкие побольше воздуха, выплеснуть в мои уши поток словесный. — Есть ли тебе предел?! Молчишь? Правильно. Столь подло и низко пытаться утопить того, кто долгие годы служил верой и правдой, отдавая в услужение всего себя до последней капли крови, лимфы и мо… иии… и прочих важных жидкостей моего истерзанного непосильными нагрузками организма. Утопить! Меня!!! О порочное создание! Во сне, для которого я использую все краткие мгновения своего существования, свободные от беспрекословного служения. В тот момент, когда я, подобно малому ребенку, беззащитен…
— Джинн, помолчи, а то я уже не уверен, стоит ли мне радоваться твоему чудесному спасению.
— Н-да… бывает, — признался призрачный дух, пожав плечами. — Увлекся малость.
— Да уж. Но главное — все обошлось.
— Это только так кажется на первый взгляд. Последствия могут быть самые неожиданные. Одежда на мне промокла насквозь, да и я, — взявшись рукой за нос, джинн с силой сжал его, выжав мне на ладонь несколько капель (хотелось бы верить, что дождевой) воды, — хоть бери и выжимай. Вот, вот… Чувствую! Тело зябнет, с каждым мгновением остывая все сильнее и сильнее, еще немного…
— И кожа покроется инеем, а кровь превратится в лед, — произнес я. — И из джинна ты превратишься в ледяного великана.
— …еще немного, — проигнорировав мое высказывание, джинн решил во что бы то ни стало довести свою мысль до моего сведения, — еще совсем чуть-чуть, и я простыну. А… а…
— Стоп! Замри.
— А… Это почему?! Уже и начхать, то есть чихнуть по-человечески нельзя.
— Ты ведь джинн.
— И что? Если я джинн, то уже не имею права на бюллетень?! Я дух бессловесный или право имею?
— Не бессловесный, но в общем-то дух.
— Ты мне эту армейскую дискриминацию брось! Тоже Мне «дед» нашелся… Я, между прочим, по выслуге лет уже давно бы в четырежды генералиссимусах ходил, чтоб ты знал. У меня даже в трудовом контракте кровью по шелку записано — нечетко, но понятно, что я имею все положенные права и оговоренные обязанности. Так и знай. Профсоюз меня в обиду не даст.
— Я и не спорю. Просто нигде не читал, чтобы джинны страдали простудными заболеваниями.
— А ты много читал про джиннов?
— Ну… «Тысячу и одну ночь».
— Почти три года, — с неподдельным уважением произнес джинн после того, как на пальцах осуществил несложный арифметический подсчет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48