Они должны дать скидку на сорок процентов. Все-таки экономия.
Я знаю. Потом ты найдешь способ сэкономить все сто процентов. Ты предложишь подождать доследующей зимы.
Третий этаж
А помнишь, как мы с тобой целовались? — спросил он, уходя от темы пальто.
Это было давно, и я тогда была замужем за Файбусовичем. Ты можешь представить, где бы я сейчас жила? Какая роковая ошибка!
«Жена-еврейка — это самый короткий путь в антисемиты, — подумал он, но затем передумал. — Впрочем, причем здесь еврейство? Если бы моя жена была русской, я бы страдал русофобией».
Четвертый этаж.
Ты помнишь, что у нас нет ничего мясного. Мне придется потушить твоего Фейхтвангера и двухтомник Бабеля.
Только через мой труп.
Не надо меня искушать. Я и так уже две недели не ела мяса.
Пятый этаж.
«Мужчина гоняется за женщиной до тех пор, пока она его не поймает», — вспомнил он и сказал:
Боже мой! Как я был слеп, как не наблюдателен! С какой жалостью смотрел на меня твой папа, когда я просил твоей руки!
Жаль, что ты не видел глаза моей мамы, когда она смотрела на тебя!
Шестой этаж.
Со стороны мусоропровода донесся крепкий запах спиртного. В темноте раздался скрежет откидываемой крышки и затем прозвучал голос:
Извините, какой это этаж?
Нарастающий звук падающего сверху по трубе мусора заглушил ответ. Спиртной запах исчез.
«До понимания некоторых истин надо не дорасти, а опуститься», — подумал он.
Седьмой этаж.
Ты — неудачник. И папа твой — неудачник. И дети твои — слава Богу, уберег, — тоже будут неудачники. Если бы был конкурс неудачников, ты бы занял третье место.
Почему не первое?
Потому что неудачник.
Только не говори, что ты придумала это сама.
Тебя так уж точно придумала не я. Если бы тебя видел твой папа, он бы горько плакал над загубленным сперматозоидом.
Восьмой этаж.
«Ударю, — подумал он. — Не могу больше терпеть. Вот еще поднимусь на пару ступенек и ударю. Только мокрое место останется». Поднявшись натри ступеньки, Нильский поставил сумки на пол и резко ударил открытой ладонью. На пальце он ощутил липковатую жидкость. «Кровь! У, зараза! Так тебе и надо».
Ну вот, видишь, — раздался издевательский голос жены, — на улице мороз, а его в подъезде комары кусают. Я же говорила, что неудачник.
Неудачи преследуют сейчас всех.
А догоняют некоторых.
Девятый этаж.
Бензин подорожал, — попытался он сменить тему.
Можно подумать, тебя это касается. У тебя даже зажигалки нет.
Язык твой — враг мой, — одарил он ее ходячей фразой. Хотя горькая правда, как утопленница, всплыла на поверхность ее слов.
«А еще говорят, вдвоем легче плыть по океану жизни, — вздохнул Сан Саныч. — Не легче, а веселей. И только в штиль. Когда штормит, то два плохо плавающих человека, вцепившись друг в друга, быстрее идут ко дну».
Десятый этаж.
Где твои обещания? Где твои стихи? Где твоя тайна, за которую я тебя полюбила?
Любят не за что-то, а вопреки чему-то.
Это уже не любовь, а мазохизм.
Вспомнив о бесконечных головных болях жены, он хотел сказать, что это тоже не любовь, а садизм, но только произнес вслух:
Если у женщины ничего не болит, пора вызывать скорую помощь.
Еще одно слово, и я — вдова.
Он вспомнил, что у нее в авоське тяжелые трехлитровые банки с овощами.
Одиннадцатый этаж.
«Наверняка, крутит с Гугилем. Как пить дать, уедет с ним. Все меня предали. Все… На моей могиле напишут: „Ему не изменяла только память“.
Жена уже порядком запыхалась.
Ты… хоть можешь представить… что, как в былые времена… любишь меня?
«Это значит нести авоськи с огурцами самому. Нет уж, дудки!»
Я отдала тебе лучшие годы своей жизни. «Если это были лучшие, то представляю, что меня ждет впереди», — подумал он и произнес вслух:
А я отдал тебе лучшие страницы своих сберкнижек.
Если бы! Лучшие страницы своих сберкнижек ты отдал этому государству, если его можно так назвать.
«Она все время права. Ну, как можно после этого с ней жить!» Ему представилась надгробная плита с портретом жены и короткая эпитафия: «Спи спокойно. Твои слова подтвердились».
Двенадцатый этаж.
Пыхтя, как паровозы, загнанные в тупик бытия, они остановились около двери. Отдышавшись, он вставил ключ в замок и подумал, что завтра она от него уйдет.
НАЗНАЧАЮ ВАС ПЯТНИЦЕЙ
У некоторых людей зуб мудрости является единственным признаком интеллекта.
Остап Крымов (На приеме у зубного врача)

Остапу нужны были еще, как минимум, два соратника. Причем, один из них должен быть женщиной. Но эту, самую ответственную, часть кадровой работы Остап отложил на завтра. Сегодня надо было устроиться на ночлег и, желательно, не на пустой желудок. К тому же без рубашки шансы на быстрое обретение компаньонки слегка уменьшались. Но это не печалило Остапа. Он смог бы познакомиться с леди даже в наряде гвинейского папуаса. Плюс ко всему, удостоверение режиссера-постановщика по-прежнему продолжало магически действовать на совковских дам, независимо от того, из Бердичева они или из Санкт-Петербурга.
«С Нильским, кажется, я не ошибся, — подумал Остап, потирая ощетинившийся подбородок. — Теперь нужен соратник номер два. Из скудного выбора кандидатур придется лепить одного полноценного работника из двоих. Если Нильский — это голова, то надо найти еще и ноги».
Исходя из требуемых характеристик, Крымов уверенно направился к самой деловой части вокзала — к кассам.
Билетные кассы, как Сити в Лондоне, как Уолл-Стрит в Нью-Йорке, были деловым и финансовым центром каждого уважающего себя вокзала. Именно здесь делались деньги и находились рабочие места для неискушенных в сложных финансовых махинациях мелких спекулянтов.
Зоркий взгляд Остапа сразу же выхватил из толпы коротко стриженый затылок смуглого молодого человека в потертой кожаной куртке. Голова его была слегка наклонена и вытянута вперед. Хорошо разбирающийся в человеческой жестикуляции Остап подумал, что такая позиция предвещает обычно неожиданный удар в солнечное сплетение. Но в данном случае на лице парня застыло маслянисто-улыбчивое выражение. Молодой человек поочередно подходил к жаждущим лишнего билетика и вступал в диалоги. Крупные залысины на голове у парня могли бы говорить о признаке интеллекта, если бы не глаза, подпирающие этот лоб мыслителя снизу. Они не выражали ничего, кроме блеска городской дешевой ушлости и желания хапнуть все, что плохо лежит. Весь его стандартный вид говорил, что рожден он был для вокзала, как рыба для ухи. Чтобы детальней познакомиться с методами вокзального уолл-стритовца, Остап подошел поближе. В это время, придвинув свое лицо вплотную к раскрасневшейся физиономии очередного клиента, парень убеждал толстого хохла с родинкой на носу, что верхняя боковая полка плацкартного вагона возле туалета — одно из самых лучших мест в поезде. Хохол не очень был в этом уверен, но маслянистый взгляд и положение головы спекулянта постепенно развеивали его сомнения. Наконец, пассажир начал сдаваться и полез за деньгами. Молодой человек попросил секунду на организационные вопросы и, мгновенно нырнув в толпу, исчез. Через несколько секунд он неожиданно вынырнул с другой стороны, испугав этим своего клиента.
Все в порядке, — выдохнул он, конспиративно оглядываясь по сторонам.
Тут началось второе действие, не менее мучительное для толстого хохла, чем первое. Парень назвал цену. Хохол часто замахал руками, как курица, делающая отчаянную попытку взлететь. Бедняга не знал, что он уже барахтается в липкой паутине вокзального паука-магната. Парень, еще более агрессивно наклонив голову, безапелляционно заявил, что он уже заплатил свои деньги и не собирается терять на сделке ни копейки. Исход борьбы был предрешен, и Остап отошел от места поединка.
«Морда наглая, денег нет, может постоять за себя, — резюмировал Остап свои наблюдения. — В беде такой не оставит, но может легко до нее довести. Надо прощупать».
Для того чтобы войти в контакт с билетным специалистом, Остап избрал более короткий и прямолинейный способ.
Когда тот, подсчитывая барыш, освободился, Крымов подошел к парню, хлопнул по плечу и негромко сказал:
Эй, приятель, лишний билетик не нужен?
Парень оглянулся по сторонам и вытянул голову в сторону Остапа. По характерному запаху Крымов понял, что железнодорожный барышник недавно съел одного из родственников Чиполлино.
Если по дешевке, то возьму. А куда?
В страну, где вечная зелень, океан, пальмы и полуобнаженные туземки. А также небоскребы, лимузины и двуспальная кровать с водяным матрацем, — воодушевленно перечислил Крымов.
Парень глянул на Остапа и, убедившись в том, что тот не чокнутый, спросил:
Ты что, мент?
По-вашему, только менты могут предложить столь заманчивую перспективу? — вопросом на вопрос ответил Крымов.
Парень отступил на полшага назад.
Короче, Склифосовский, не морочь мне голову, говори, чего надо?
Во-первых, раз мы уже почти познакомились, то можно переходить на «вы», — слегка изменив тон, сказал Крымов. — Во-вторых, мне бы хотелось получить от вас чистосердечный ответ на вопрос: вы хотите заработать?
Кто ж не хочет заработать!
А не будет ли для вас в тягость постоянная работа? — понизив голос, спросил Крымов.
Кто ж не хочет постоянной работы! — недоверчиво ответил парень, окинув Остапа внимательным взглядом.
А честно работать хотите? — с пристрастием поинтересовался Крымов.
Конечно, — прикинулся дурачком парень, великолепно зная, что честной работы не бывает.
Только я не тот человек, который разменивается по мелочам, — продолжил нагнетать Остап.
Кто же хочет размениваться по мелочам! — как попугай, повторил парень, поглядывая на незнакомца с сомнением, рожденным отсутствием рубашки. Он смотрел на Остапа, как на картонную коробку из-под обуви, найденную на улице: с одной стороны, очень хотелось ее буцнуть ногой, с другой — опасно: в ней мог лежать кирпич.
Тогда разрешите представиться. Остап Крымов.
Жора Четвергов, — сказал парень и выкинул в сторону Остапа ладонь, простую и твердую, как у памятника Ленину.
Крымов машинально обратил внимание на постановку его руки. Ладонь Жоры располагалась строго вертикально, что говорило о среднем балансе уверенности в себе. Кстати, Нильский, здороваясь, протянул Крымову руку слегка обращенной ладонью кверху, что говорило о мягкости характера и открытости.
Итак, Четвергов, — повторил Остап, определяя по жесткости ладони ее знакомство со слесарным инструментом. В школе, наверное, вас звали просто Четверг.
Откуда вы знаете? — слегка засомневавшись в новом начальнике, спросил Жора.
Просто я знаком с полетом фантазии нашего народа. Можете не сомневаться, молодой человек, если бы я был вашим одноклассником, вас бы уже лет двадцать называли Пятницей.
Почему Пятницей? — спросил Жора. Как лучший способ ведения беседы, он всегда предпочитал задавать вопросы, потому что относился к той категории людей, которые пишут скверно, говорят плохо, а думают только в крайнем случае.
А что, вам больше нравится Среда? — спросил Остап и, взяв Жору за руку, начал не спеша прогуливаться вдоль касс,
Кстати, мы, вообще-то, не знакомы, но я могу рассказать кое-что о вас. Я большой физиономист, не удивляйтесь, мой милый Пятница, Хотите, погадаю по вашему лицу?
Может, лучше по руке? — спросил Жора.
Нет. Только по лицу. По руке гадают цыгане и шарлатаны.
Валяйте, — разрешил Жора, поскольку с него за это денег не просили.
Остап, прищурившись, взглянул на парня.
Несомненно, вы являетесь типичным представителем нашего народа, в который легко верят революционеры и попы, но доверять которому противопоказано и тем, и другим. В свое время вы уклонились от воинской обязанности, затем — от права на труд. И я думаю, вы, вообще, — талантливый уклонист. Такому, как вы, пальцев в рот не клади — свистните. Зная, что семья заменяет человеку все, вы, выбирая между семьей и всем, выбрали последнее. В настоящее время в вашей душе не осталось места, где бы не ступала нога человека по имени женщина. Как ни ловчились, вы все же попали в брачные сети. Но затем временно приостановили свое членство в семье. Очень вероятно, что не в одной. Я верю, что вы не раз давали себе слово стать другим человеком. И становились им, но вскоре этот другой тоже начинал красть. Вы всегда были легки на подъем для падения в очередную яму краха ваших финансовых начинаний. Бизнесом вы начали заниматься очень рано. Еще во втором классе, наверное, помогали своим родителям экономить деньги на учебниках, оставаясь на второй год. Гигиене вы традиционно отводите не самые почетные места в вашей жизни. С милицией у вас трудные отношения, но взаимные, — вы не любите друг друга. Очень вероятно, что именно поэтому, выступая антиподом Феликса Дзержинского, вы идете по жизни с холодным сердцем, горячим умом и грязными руками.
Жора посмотрел на свои черные ногти и неопределенно хмыкнул.
Если мы уже договорились насчет работы, — продолжил Остап, — то я хочу предложить вам должность Пятницы.
Жора не стал спорить, тем более, что не читал «Робинзона Крузо». Он решил перейти к делу.
Так в чем работа?
Не торопитесь, мой дорогой Пятница. Кстати, сколько вам лет?
Тридцать.
Сколько раз были женаты?
Жора замешкался. Видимо, у него не было точного ответа на этот вопрос.
Ясно, — сказал Остап. — Дети?
Жора поднял глаза к лепному куполу вокзала, где на панно счастливые дети сталинских времен были прорежены не менее счастливыми сталеварами и шахтерами. Он углубился в сложные математические расчеты.
Понятно, — констатировал Остап. — Признавайтесь, сколько капусты вы перевели на своих детей? Алименты?
Жора уныло кивнул и потупил глаза.
С дерева вашей любви облетели все листья, кроме исполнительного. Ну ладно, с этим мы разберемся, — кинул Остап. — Порой так трудно выйти в люди и сохраниться человеком.
Жора почувствовал, как в районе затылка в нем зародилось чувство уважения к шефу. Остап придирчиво оглядел Жору.
Вы пьете?
Нет, — категорично ответил Четвергов.
Курите?
Бросаю.
Верю, — сказал Остап, но с сомнением двинул бровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61