Остап понял, что пора вмешиваться.
Извините, мадам, а вы можете уточнить конкретнее, зачем вам понадобилось дворянство?
Тома, обернувшись, смерила Остапа ироничным взглядом.
Отвали, морячок. Таких, как ты, я щелкаю между ляжками, как гнилые орехи.
Оригинальный способ колки орехов, — признал Крымов. — Но, я думаю, мы могли бы найти обстоятельства, которые помогут нам смягчить непреклонность Марии Сергеевны. Она ведь тоже человек и, наверное, поймет нас с вами в той мысли, что раскаяться никогда не поздно, а согрешить можно и не успеть.
Тома, наконец, отпустила воротничок Крамской.
Если ты тут главный, то так и говори! А то буду я тут терять время с этой старой курицей! Ишь ты, золото высшей пробы! А то я и вижу, что пробы ставить негде.
Остап взглядом успокоил княгиню, начавшую приходить в себя, и вопросительно посмотрел на Чугунову.
Если хотите знать, — спокойно начала Тома, — я не просто так за какую-то бумажку собираюсь выложить вам десять кусков…
Пятнадцать, — тактично поправил Остап
Двенадцать и ни копейки больше, — отрезала бандерша. — Мои девочки, и так, уже спят исключительно по любви.
Как это? — вмешался Нильский.
А вы что, думаете, двадцать долларов — это деньги? — возмущенно спросила Тома и, обернувшись к Остапу, продолжила:
Так вот. Мне нужно имя, мне нужно прикрытие и хорошее общество. Я понимаю, что здесь, в этой стране, мне делать нечего. Хватит работать на дядю. Вон все, начиная от мелких жуликов до премьер-министров, переводят свои капиталы за границу. Мы все здесь, и мужики в том числе, как баба на курорте — работать не надо, денег не платят и трахают каждый день. Что я, дура последняя, что ли? Я прикинула, что мой капитал — девочки — уже переведен за рубеж. Так что же я тут сижу? С титулом я буду не просто Тома, а графиня Чугунова. Меня примут в любом обществе и в любом порядочном доме. С титулом я выйду в аристократические сливки, а это значит, что мои девочки будут работать не с грязными вонючими извращенцами, а с благородными людьми, сумеющими оцепить моих крошек. Ведь куколки какие! Хоть и глупые, но одна в одну, как персики… Вы что думаете, у Томы принципов нет? Я вот во время выборов за «зеленых» была. Мы с либералов и НДР целый месяц двойную цену брали.
Посмотрев на часы, Остап прервал Чугунову.
Ну что ж, Тамара Ивановна, я лично нахожу вашу миссию благородной и достойной. Вы не только создаете рабочие места, вы еще смотрите далеко в будущее. Думаю, что грядущие поколения греков, турков и немцев, рожденные от интернациональных браков, еще отольют вам памятник. Кстати, судя по роду вашей работы, вы имеете в городе много знакомых среди мужчин.
А, этого добра у меня — пол-Харькова, — отмахнулась Тома.
Ну, тогда, ввиду возможного предстоящего сотрудничества, наша фирма сделает вам небольшую скидку, и мы согласимся принять от вас всего тринадцать тысяч.
А почему не двенадцать?
Тысяча пойдет на компенсацию морального ущерба, нанесенного Марии Сергеевне.
Тома удивленно пожала плечами.
Тю! Чи не ущерб! Да я с таким ущербом могу пахать всего за червонец в час целые сутки без перерыва. Мне бы такой заработок!
Остап посоветовал всем оставаться при своих заработках.
Может, договоримся за бартер? У меня фотки с собой, — с надеждой в голосе спросила Тома.
Остап скептически посмотрел на Нильского.
Это точно отпадает.
А как насчет кредита? — не унималась будущая баронесса.
Если ваши девочки одеваются в кредит, то раздеваются они исключительно за наличные, — отрезал Остап и закрыл торги.
Вечером …
Из медленно проезжающих автомобилей через открытые окна вываливались в ночь сочные потоки музыки и, волоча хвосты шикарных мелодий, уносились прочь. Несколько фосфоресцирующих человеческих фигур с лицами и в позах манекенов отбрасывали на остывающий асфальт троящиеся тени. От них пахло дорогими духами и одиночеством.
Уходи. Ступай домой, телевизор посмотри. Ты мне всех тут распугаешь… — мягкий грудной голос имел привкус «стиморола». Над ухом жужжала разноцветная реклама, голые ноги ежесекундно меняли цвет. Изогнутой засохшей соплей он прилип к ее холодному плечу.
Иди же, говорю, вон, видишь, едут опять, — она стряхнула с себя мокрую холодную руку.
Большой теплый автомобиль, влажно шелестя мотором, уперся близоруким светом фар в обшарпанную стену соседнего дома. Но изгибам его налощенного тела текли живые змеи разноцветных огней, разбрызгиваемых во все стороны бурлящим неоновым входом казино. В кожаной прохладной мгле салона уютно вспыхнул кончик сигареты, выхватив из темноты два глаза, в которых потягивались, задрав хвосты, два жирных кота.
Позови ту, лохматую, — огонек поблек, и ломаные ленивые лекала дорогого дыма проплыли через область света и растворились под потолком.
Вторая пара глаз с дергающимися низкозадыми гиенами ощупала неясные очертания лица блондинки. Тихо опустилось электрическое стекло, выполняя молчаливый ритуал интереса. Под перегидроленной копной выжженных волос спали равнодушные карие глаза и жил большой порочный рот с малиновыми губами.
Что, парни, скучаем? — молочный мрамор затянутого бюста вплыл в открытый створ переднего окна, выгнутая спина не оставляла никакой альтернативы.
Садись, красавица, Нас двое, — и красный огонек осветил окончательно проснувшихся котов.
Одна не поеду. Возьмите еще вон того, худого, что смотрит. Он тихий, не помешает… И денег я за него не возьму.
На кой хрен он нам? — клацнули зубами тупорылые гиены.
Да так, повеселит. Или обслужит, коли охота выпадет. Аппетит приходит во время еды, — ароматизированный голос старался казаться веселым.
Голубой?
Нет, муж мой. Не пускает одну, никчема. Просто мука с ним.
Пьет?
Так нет, но для компании может. Анекдотов знает тьмущу. Да он безвредный, не бойтесь.
Ладно, зови. Накачаем водкой, если будет мешать…
…Выходя из ванной комнаты, жирный кот увидел переломленную пополам худую спину с выступающим хребтом, склонившуюся над недопитым стаканом.
Эй, муж — объелся груш! Бутылку пустую со стола убери… Там мой кореш отпыхтел уже. Иди, принимай эстафету. А то замучил теорией совсем…
Шатающаяся тень рывками продвинулась сквозь цветные пятна темной квартиры в полуосвещенную комнату, наполненную густым запахом любовного пота. По экрану маленького «панасоника» без звука бегали Том и Джерри. На плавящемся айсберге огромной смятой постели желтело горячее голое тело с размытыми контурами. Стертые аморфные губы зашептали:
Иди сюда, зайчонок мой… Повезло нам сегодня, Андрюшка. Купим завтра твоего Клэптона. Иди, ложись рядом, я тебя жду. Потрогай, какая я жаркая. Ты ведь любишь так…
РУССКИЙ С ЕВРЕЕМ — БРАТЬЯ НАВЕК
Если на других планетах вы не обнаружите евреев, то это только на первый взгляд. Просто они там по-другому называются.
Остап Крымов (На космодроме Байконур)

Павел Ильич Делов был массивен, крепок шеей и затылком, мохнат бровями, редок ресницами и толст в кисти рук. Две суровые складки на лбу говорили о непреклонной вере в собственное достоинство и правоту. Он был типичным начальником, из тех, которые раньше ездили на «Волгах» и внушали страх и трепет одним только видом своих престарелых секретарш, демонстрируя своему руководству широту души и терпимость задницы. Образом начальника старого типа были пропитаны его незамысловатая детдомовская прическа, старомодный безликий галстук и медлительная речь, сквозь которую невозможно было просунуть даже лезвие бритвы. Такие люди, куда бы их ни послали, — на Луну, в тыл врага, в публичный дом или просто к едреной матери, — везде умудрялись быть начальниками.
Павел Ильич солидно вплыл в кабинет, усадил свое объемное тело, напоминающее сортир Даниловны, на шаткий стул, откашлялся и вдруг неожиданно улыбнулся.
Вы не догадаетесь, зачем я пришел? — сказал он сквозь скрываемую неловкость.
Почему же, — ответил Остап — Вы спросили только. Что у секретаря, где тут принимают по вопросу дворянства.
Ага, так вам уже доложили? Ладно, тогда перейдем прямо к делу. Я хотел бы, ну вы сами понимаете, воспользоваться вашей услугой, что ли. Но только у меня одно непременное условие — чтобы все это было инкогнито.
Остап заверил Делова в полной конфиденциальности и предложил ознакомиться у княгини Крамской со всей документацией и прейскурантом. Делов отвел четверть часа своего дорогого времени на детальное изучение документов и, оставшись довольным, сделал заказ на титул князя. Следуя установленным правилам, Мария Сергеевна протянула клиенту анкету и спросила:
Прежде чем я дам документам ход, я должна поинтересоваться у вас о целях столь ответственного шага. Поймите меня правильно, таковы наши правила.
Делов обвел комнату подозрительным взглядом, заглянул под стол и придвинулся ближе к княгине.
Хорошо, я вам скажу, — степенно сказал он. — Видите ли, дело в том, что мой дед, царство ему небесное, был из помещичьей семьи. При раскулачивании у нас отобрали те жалкие крохи нашего имущества, которые остались после погромов восемнадцатого года. Даже сейчас над воротами седьмого скобяного завода в Купянске остался наш вензель. Приходилось все это время скрывать. Моему деду даже пришлось в девятнадцатом году написать донос на своего дядю, тоже царство ему небесное. Но сейчас все идет, видимо, к тому, что, возможно, я захочу предъявить свои права на наше фамильное имущество. Закона еще нет, но есть прецеденты в других странах. В Прибалтике, например. Рано или поздно, такое может случиться и у нас… А земли под Люботином у нас было немерено. С землицей-то, как ни крути, руководству придется решать, иначе скоро полностью перейдем на подножный корм. Так что мои мотивы вам должны быть ясны. Но я в настоящее время являюсь депутатом горсовета, председателем комиссии, не говоря уже о моей служебной должности. Так что убедительная просьба не разглашать наш разговор. Еще рано. Не время, так сказать…
Глядя на спесивое и одновременно заискивающее лицо Делова, Остап подумал, что в таких людях так засела привычка к лизоблюдничеству, дошедшая до состояния рефлекса, что выбейся он в самые большие начальники, мог бы сам себе автоматически пару раз лизнуть задницу.
Княгиня понимающе вздохнула и спросила:
Вы знаете наши расценки?
Да, я ознакомился. Я уже обращался ранее в Москву, но там мне загнули такое, что сразу захотелось написать жалобу куда следует. У вас куда более приемлемые цены. Вот если бы вы еще уступили пару тысчонок…
Остап окинул Делова оценивающим взглядом. Судя по литому затылку и бронебойному лбу, председатель комиссии брал не меньше пятисот баксов из одних рук за устранение им же созданных трудностей. За это он заслуживал вместо скидки только надбавку. Но, учитывая промелькнувшую в разговоре привычку пописывать жалобы, связываться с бывшим помещиком было опасно.
Мы сможем вам уступить не более тысячи, — сказал Остап. — Но зато никаких проволочек.
А мне некуда пока торопиться, ведь это дело не сегодняшнего дня.
Тысяча двести, — сделал последнюю уступку Остап. — Особенно, учитывая, что нам придется сохранять конфиденциальность столь неопределенное время. Итого, получится двадцать восемь восемьсот.
Наших? — сделав последнюю попытку, с наивным выражением лица спросил Делов.
Как первые капли, предвещающие дождь, в глазах Делова посверкивали первые искорки надвигающегося маразма.
Ихних! — отрезал Остап. — И полная тайна вкладов. Ваши земли и заводы ждут вас. Осталось за малым — подтвердить ваши права. Вы делаете сейчас хорошее помещение капитала. Дюпон, кстати, отвалил за «лорда» пятьсот тысяч. Не торгуйтесь, в Москве цены в три раза выше.
В это время дверь в кабинет приоткрылась, и в образовавшейся щели показался длинный крючковатый нос с торчащей из ноздрей щепоткой волос разной длины и цвета. Нос помедлил и спросил:
Можно войти, или и здесь тоже таки надо ждать?
Входите, — ответил Остап, указывая Делову место за соседним столом, где сидела княгиня.
Нос начал осторожно проникать в комнату и через секунду был дополнен бледным сморщенным лицом настолько еврейского происхождения, что пейсы и кипа могли бы показаться уже театральным реквизитом. Остап восхищенно подумал: «Боже, какой типаж! Сейчас такое встретишь уже не часто. Даже в таком городе, как Харьков. Забытый вкус».
Здрасьте всем уважаемым людям и женщинам, — приветствовал вошедший всех присутствующих легким поклоном. — Разрешите представиться, Борух Гиршман. Там у приемной ваша девушка с глазами сказала, что это здесь можно поторговаться за дворянские титулы.
Это не совсем верное слово, любезный, — сказал ему Остап, у которого в глазах заиграли бесовские огоньки интереса и веселья. — Не хочу повторять избитую фразу, но эта тема действительно не терпит торга… Почти.
Вот видите! У нас уже есть «почти», — обрадовался Гиршман и подошел немного ближе. — Для еврея это уже неплохой шанс сбить цену у три раза.
Гиршман осторожными шагами подошел вплотную к столу и без приглашения, как пыль, мягко сел на стул. Он явно относился к тому типу людей, которые всегда готовы дать совет ближнему, поскольку уже утратили способность сами подать дурной пример.
Насколько я понял, вы к нам за титулом? — спросил Остап.
За ним самым, будь он неладен, — печально покачал головой Борух и закатил глаза.
А почему так трагично? — поинтересовался Крымов.
Сто лет нужен бы мне был ваш титул! На кой ляд, скажите, он сдался старому еврею? Это все моя Песя! Уж как вобьет себе что-то у свою склочную голову, так лучше сразу лечь. Вы знаете, что может быть противней немолодого больного еврея? Правильно! Только немолодая больная еврейка… Да, когда-то и моя Песя была маленькой щебечущей птичкой. Но с годами она слегка погрузнела и в один прекрасный день закаркала. Затем моя Песя вбила себе у голову, что таки конкретно заболела, и тогда она решительно слегла. Но беда не приходит одна. На следующий день приехала ее мама и поселилась у нас ухаживать за больной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61