Может ли кто-нибудь быть столь честным? Или столь сумасшедшим? Но разве мог он отрицать это? Мог ли он, положа руку на сердце, сказать, что ему нужно было что-то ещё? Разве он не забыл бы обо всём – о славе, о богатстве, о своей родине, если бы смог обрести здесь такую любовь, какую описывал Марло?Кипангу был недалеко от Китая. Этого было достаточно, оставалось только добраться туда. Пересечь шесть тысяч миль штормового океана в уже текущих и гниющих кораблях, с экипажем, которого едва хватало для того, чтобы управляться с парусами, не говоря уже о пушках.Они думали сжечь один корабль и перебраться всем на другой. Но решили не делать этого – Худкопе не захотел жечь «Хооп», а Квакернек не захотел жечь «Лифде». Упрямство всегда было достаточным условием для катастрофы. Они шумно поспорили и расстались врагами. Худкопе ругался на Уилла, Уилл выругал Худкопе, в результате чего штурманы поменялись кораблями – Уилл перешёл на «Лифде» к Квакернеку, а Тим – на «Хооп» к Худкопе. Тим предлагал сжечь оба корабля, высадиться на берег и стать пиратами. Но у остальных ещё звучали в ушах предсмертные крики Питера Беннингена и Тома Адамса, и предложение было отвергнуто. Итак, они отплыли.Казалось, прошла целая вечность, прежде чем ему удалось добраться до люка и взглянуть вниз на брошенный всеми румпель. Но канаты были ещё целы, и деревянный брус поворачивался, вися на них. Ветер оставался попутным со времени великого шторма. Как будто это имело теперь какое-то значение! Он дул с юго-востока, следовательно, гнал их вперёд и вперёд на северо-запад. Уилл взял судовой журнал, открыл его, пытаясь сосредоточиться на нацарапанных цифрах. Это заняло у него несколько секунд – осознать то, что было перед его глазами. Потому что цифры тоже были бессмысленными. Если судить по карте, то Кипангу лежал на тридцать втором градусе северной широты. Он прочитал эти показания на своей астролябии ещё несколько дней назад, но земли всё не было. Ах да, на горизонте как-то показался остров. Но это был всего лишь маленький островок, маленький и совершенно голый. И всё же он пристал бы к острову, попытался бы найти свежую воду, если бы у него хватило сил в одиночку изменить курс, работать в одиночку с парусами, а потом бросить и поднять якорь. Но он не смог сделать это, и «Лифде» оставалось только бороздить носом океан, двигаясь вперёд и вперёд, покуда он не заберётся в Арктику и не вмёрзнет в лёд. Как получится здорово, если, не найдя прохода из Европы на Восток при движении на восток вокруг северного мыса, он вернётся в Европу, двигаясь на запад тем же путём. Да, этим утром он что-то расфантазировался.Ухватившись за планшир, Мельхиор Зандвоорт с трудом поднялся на ноги, потревоженный шагами Уилла. Он тоже спал на юте, оставаясь поближе к Уиллу. Они оказались наиболее живучими из всей команды. Де Коннинг, ван Оватер и ещё пара человек могли, пожалуй, двигаться, но только Мельхиор и Уилл рисковали выбраться на палубу. Как будто ещё оставались причины выбираться туда!Мельхиор медленно раздвинул подзорную трубу и осмотрел горизонт. Он проделывал это ежедневно. Потому что – кто знает? – может быть, в один прекрасный день там появится «Хооп», гордо следующий за ними в кильватере. Так думали голландцы, они были оптимистичны и менее опытны, чем он. На «Хоопе» появилась течь ещё до великого шторма. То же было, и на «Лифде», но здесь помпы ещё справлялись. «Хооп» же сидел слишком низко. Он вспомнил тот вечер – помахав, как всегда, Тиму Шоттену рукой, он отметил про себя, что корабль сильно осел в воду. А те волны были пустячными. Ветер уже начинал завывать в снастях, но до шторма было ещё далеко. Только чернеющий горизонт – чёрный, словно в полночь, куда ни глянь, – предвещал катастрофу. А «Хооп» уже сидел чересчур низко.– Ничего нет, Уилл. – Мельхиор Зандвоорт уронил руку с подзорной трубой и сам медленно опустился на палубу. Он был самым большим оптимистом из всех. Уилл думал даже, что Мельхиор был сильнее его. Кто бы мог подумать такое, глядя на этого тщедушного паренька. Но, наверное, ему требовалось меньше пищи для поддержания сил. Уилл вспомнил, как он сидел в тот вечер у себя в каюте, а Мельхиор, радостно крича, позвал его наверх. Ветер стих – неожиданно, даже удивительно. Но волны остались, огромные, набегающие с юго-востока, такие высокие, что огни «Хоопа» то и дело скрывались в пучине, чтобы через секунду вновь победно загореться на вершине следующей горы. Таких волн он в своей жизни ещё не видел и молил Бога, чтобы больше не увидеть. Потому что теперь он знал, что именно предвещают такие волны.Но тогда он был весел, как и Мельхиор, ушёл на свою койку с лёгким сердцем и проснулся только за час до рассвета, когда, казалось, настал конец света. Почему это моряки боятся пролива, когда за ним следует такое? Потому что в проливе всегда штормы, а в океане – только иногда? Но один раз за переход – это уж наверняка.И так их несло вперёд целых пять дней. На мачтах не осталось ни клочка материи, и всё же корабль мчался вперёд с такой скоростью, с какой Уиллу никогда до этого не приходилось плавать. Их несло сквозь кутерьму воля, дней и ночей – они не могли пошевелиться, поесть, поговорить, а иногда, казалось, и дышать. А в конце этого кошмара они остались одни. Поэтому Мельхиор каждый день обшаривал трубой горизонт в поисках паруса. Теперь только Мельхиор. Другие уже всё поняли, если ещё были способны что-то понимать: «Хооп» покоился на дне моря, его команда скалилась рядом обглоданных черепов, его мачты, облепленные ракушками и кораллами, подпирали толщу волн.Если могли ещё что-то понимать. Они знали уже тогда – те, другие, – что они обречены, и они предоставили решать свою судьбу одному-единственному человеку. У него не хватило мужества отказать им. Потому что над ним действительно висело проклятие. Том мёртв, а теперь и Тим. И почти четыреста пятьдесят других.Какая часть ответственности за это лежала на нём? Только его воля гнала их вперёд. Вперёд, вперёд и вперёд. Возможно, если бы де Кордес послушался его совета и прошёл пролив в прошлом апреле – в прошлом апреле, целый год назад! – этого можно было бы избежать. Или дойти до этого ещё быстрей. Конечно, он согласился с решением идти на Капингу. Он разделил ответственность за этот шаг с Дерриком Герритсоном, но бедный Деррик сейчас мёртв, погиб вместе с «Хоопом». Как и Тим. Тим всегда был против пересечения океана. Он испытал это однажды и не хотел повторения кошмара. Он сказал этодавным-давно, в ту ночь в портовой таверне, когда Марло подошёл к ним. Марло. Насколько он, с полётами своей бурной фантазии, нёс ответственность за происходящее? Поэт – человек, ничего не знавший о море, ничего о жизни, кроме тех нездоровых удовольствий, которые он мог найти в Лондоне и которые свели его в могилу, – но обладавший неизмеримой силы фантазией и заставлявший мечтать всех вокруг.Но даже Марло, несмотря на все его недостатки, не спасал его сейчас. Даже команда отвернулась от него. Его спасло только вмешательство Мельхиора и Квакернека. Когда де Коннинг, ван Оватер и остальные готовы были швырнуть его за борт, эти двое встали у них на пути. Мельхиор собирался просто умереть вместе с другом, если понадобится. Квакернек начал убеждать всех. «Как бы ни был виноват Уилл в нашем теперешнем положении, никто другой, кроме него, не сможет нас из него вызволить», – сказал тогда он. Квакернек спас ему жизнь.Шатаясь, он спустился по лестнице, нагнулся над бочкой для пресной воды. Теперь уже четыре таких стояло на палубе. Потому что иногда шёл дождь, иногда скапливалась роса. Недостаточно, чтобы набрать в чашку и отнести вниз, где лежали остальные – умирающие или уже мёртвые. Достаточно, чтобы смочить губы, проведя пальцем по краю бочки. Достаточно и для губ Мельхиора. Он должен отвести его вниз.Он и не думал идти на камбуз. Они забрасывали леску через борт, и иногда им удавалось поймать рыбу. Чтобы сразу же съесть её сырой, потому что задолго до этого у них кончились и топливо, и сила характера, не позволяющая набрасываться на пищу, пока она не сготовится. Но вчера они не поймали ничего. И сейчас он должен проверить лески. Проверить лески. Какая простая фраза. Для него она значила час бесконечной агонии, когда он будет заставлять свои мышцы работать, когда просмолённая верёвка будет врезаться в пальцы, когда голова будет кружиться, а кровь превращаться в воду.Он снова взобрался вверх по лестнице. Его ежедневная обязанность. Вниз по лестнице – это было достаточно просто, надо было только остановиться вовремя внизу, прерывая скольжение, – а потом снова вверх. Долгая песня – с трудом перехватываясь руками, отдыхая через две ступени, вцепившись в поручень и глотая ртом воздух, словно бы пробежал целую милю. А всё ради чего? Не проще ли бросить всё и умереть? Не проще ли было сделать это вчера? Неделю назад? Не лучше ли было умереть год назад?Мельхиор Зандвоорт стоял на коленях, привалившись спиной к планширу и зачарованно уставившись на мачту. Наверное, молился. Молился кому? Вверху ничего не было, кроме неба. И никогда не было. Всю свою жизнь они прожили, думая, что небеса защищают их. Теперь они так не думали. Но как быть с миллионами других, которые не поверят этому, пока не будет слишком поздно?А может быть, Мельхиор умер. Он уже долго не двигался.– Мельхиор? – прошептал Уилл. Мельхиор медленно повернулся к нему.– Уилл, – проговорил он, – скажи мне, что я ещё не ослеп. Скажи мне, Уилл.Уилл покачнулся, схватился за палубу полуюта и сел. Как он устал уже. Да, ведь он сегодня прошёл уже целых тридцать футов.– Эти фантазии у тебя от пустоты в желудке.– Фантазии? Такие?Уилл посмотрел вверх. На ноке реи сидела птица, разглядывая их оттуда. Птица. Просто птица. Но она тихонько пела.– Великий Боже, – прошептал Уилл. – Да это же жаворонок.– Жаворонок, Уилл, – закричал Мельхиор. – Я тоже так подумал. Жаворонок, Уилл! Они не летают далеко.Уилл на четвереньках добрался до планшира и, ухватившись за него руками, подтянулся и встал на ноги. За бортом ничего не было видно. Туман одеялом висел вокруг, и в кабельтове от корабля ничего нельзя было разглядеть. Но это был туман – а он появлялся только при значительной разнице температур между недалёкой землёй и поверхностью моря. Именно это он пытался вспомнить сегодня утром. Туман в море, а теперь ещё жаворонок. А теперь… Он перегнулся через борт и начал всматриваться в воду. Какая зелёная, какая холодная. Какая зелёная! Не было больше нескончаемой голубизны бездонного океана. Зелёная. И постоянно светлеющая, кроме тех мест, где багровые водоросли прицепились ко дну. Ко дну?Уилл отшатнулся от борта.– Мельхиор! – заорал он. – Мельхиор! Поднимайся на ноги, парень. Быстрее. Мы должны бросить якорь.– Якорь? – Мельхиор уставился на него. – Не сошёл ли ты с ума, Уилл? – Возможно. Но не настолько, чтобы напороть корабль на какой-нибудь риф. У нас нет сил добраться до берега вплавь, парень. Мы должны остановить корабль. Иди сюда.Он соскользнул по трапу, чувствуя, как к его мышцам каким-то чудом возвращается часть былой силы.– Мастер Адамс? В чём дело? – похожий на лунатика Ян ван Оватер показался в дверях носового кубрика.– Земля, Ян, земля! – завопил Уилл. – Не просто островок. Море слишком мелкое и на слишком большом пространстве. Мы должны бросить якорь. И поскорее.Он забрался на нос. Мельхиор поковылял за ним. Ещё несколько человек показались из носового кубрика. Ван Оватер, Гильберт де Коннинг и даже ещё двое. Кто бы мог подумать, что на борту корабля оставалось ещё целых шесть человек, способных передвигаться! Но вот они стоят здесь, помогают ему навалиться на брашпиль. И секунду спустя раздался громкий всплеск якоря. Все ещё увлекаемый лёгким бризом, «Лифде» продвигался вперёд. Уилл вытравил около двухсот саженей якорной цепи и закрепил её. Корабль стал медленно разворачиваться носом к ветру, паруса захлопали и повисли.– Да, здесь, конечно, неглубоко. – Гильберт де Коннинг пытался разглядеть что-нибудь в тумане. – Но где же ваша земля, мастер Адамс?– Она там. Там. А туман скоро исчезнет – как только солнце поднимется достаточно высоко. А теперь все наверх, мы должны убрать паруса.Уилл сбежал по лестнице, чуть не упав в конце, и, обретя равновесие, поспешил к кормовой каюте. Распахнув дверь, он ввалился внутрь.– Якоб! Якоб! Ты здесь, Якоб?На койке что-то зашевелилось, и мешок костей и высохшей кожи с клочками волос на голове повернулся к нему, оказавшись человеком.– Я слышал крики. Говорят, земля? Какая земля, Уилл? Уилл сел так резко, что у него поплыло перед глазами. Он почесал в затылке.– Как раз этого я не знаю, Якоб. Но будь то рай или ад, это всё же лучше, чем пустой океан.Рай или ад? Он склонился ко второму. Потому что эти люди не могли прийти из рая. Он стоял у планшира с шестью голландцами, способными таскать ноги, и смотрел на приближающиеся лодки. Странные лодки, пережиток какой-то древней эпохи, похожие на испанские галеры, но слишком маленькие для путешествий через океан, без каких-либо надстроек, а вместо паруса у них болтались какие-то жалкие клочки материи. Кажется, у них нет даже киля.Даже весла казались слишком короткими. Но это как раз не выглядело странным, потому что люди, сидевшие в лодках, были ростом чуть повыше школьника, с чёрными блестящими волосами и мускулистыми телами жёлто-коричневого цвета. Работавшие вёслами из одежды имели только набедренные повязки, но на носу каждой лодки стояло по полдюжины воинов, одетых в доспехи из металлических пластинок. На головах у них были плоские металлические шлемы с пластинками для защиты носа и рта. Вид они имели грозный и в то же время слегка комический. Впрочем, их оружие к смеху не располагало, хотя и было несколько устаревшим с точки зрения европейцев. Каждый воин был вооружён двумя мечами – длинным и коротким, висевшими на цветном поясе, и в дополнение к этому копьё и лук странной конструкции – не такой, как мощный английский лук, вырезаемый из цельного куска дерева, а собранный из нескольких частей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59