Иеясу пристально посмотрел на Уилла, и тот ответил таким же взглядом.– Вы сказали, что там четыре пункта, достопочтимый сэр, – сказал Иеясу.– Вы ещё не дали своего согласия на третий пункт, принц Иеясу.– Вы сказали, что там четыре пункта, достопочтимый сэр. Сотомайор заколебался, взглянул на Уилла и снова опустил глаза к свитку. – Пункт четвёртый: испанские корабли не будут подвергаться досмотру, который, как мы понимаем, проходят сейчас голландские и португальские суда, заходящие в порты Японии.– Я согласен с первыми двумя пунктами, – сказал Иеясу. – Они очень выгодны для обеих сторон. Поэтому, я думаю, нам нужно это отпраздновать. Вам, конечно, хочется, наконец-то… – он намеренно задержал взгляд на ногах испанца, – удалиться и отдохнуть после столь продолжительного стояния. Но я буду польщён, если вы согласитесь присутствовать сегодня вечером на банкете, мой господин Сотомайор.– В договоре четыре пункта, мой принц Иеясу.– Из которых я согласен на два, – отозвался Иеясу. – Мой учитель математики, я надеюсь, согласится – это составляет половину из требуемого вами.– Половину, мой господин принц, – подтвердил Уилл.– Что само по себе уже большое достижение, мой господин Сотомайор. А теперь, если позволите…– Я вынужден настаивать, принц Иеясу, чтобы оставшиеся два пункта были рассмотрены немедленно.Несколько секунд Иеясу не сводил с испанца внимательного взгляда, хотя лицо его оставалось по-прежнему бесстрастным.– Я позволяю вам удалиться, достопочтимый сэр, – произнёс он. – Мы встретимся снова сегодня вечером и тогда, несомненно, обсудим список товаров, которые ваши корабли доставят в Японию в обмен на те привилегии, которые я вам предоставляю.Сотомайор обвёл разъярённым взглядом принца, Хидетаду, Уилла. Потом отвернулся и почти выбежал из комнаты.– Все свободны, – приказал Иеясу. – Андзин Миура, останься.Комната постепенно опустела. Как удивительно повернулось назад время, подумал Уилл, назад к тому вечеру накануне Секигахары. К тому вечеру накануне великих событий.– Ты тоже можешь идти, сын мой, – мягко напомнил Иеясу, увидев, что Хидетада не трогается с места. – Я хотел бы поговорить наедине со своим штурманом.Хидетада поднялся, поклонился отцу и вышел из комнаты, даже не взглянув на Уилла.Иеясу хлопнул в ладоши, и мальчик-слуга внёс поднос с сакэ.– Ты вёл себя достойно, – заметил принц. – И я тоже. Мы могли бы беседовать друг с другом все эти восемь лет, каждый день. – Я беседовал, мой господин. Мысленно. Иеясу налил сакэ и протянул чашку Уиллу.– Я ждал этого много лет, – откликнулся тот и осушил её.– Тогда обними меня, Уилл. Заключи меня в свои могучие объятия.Уилл заколебался, потом поднялся на возвышение и встал на колени рядом с принцем. Какой он маленький, вдруг осознал Уилл. И хрупкий. Он никогда раньше не подозревал, как тот хрупок. Его руки сомкнулись в объятия на зелёном кимоно. Он словно прижимал к груди Джозефа.– А теперь садись рядом, – сказал Иеясу. – В твоём поведении всё ещё чувствуется скованность, и в твоём теле.– Это результат моего воспитания, мой господин. – Он в свою очередь налил сакэ, и принц выпил, не спуская с него глаз.– И всё же ты стал японцем, Уилл. Дважды ты уводил корабль от этих берегов. Каждый раз ты возвращался, хотя я полагал, что ты улетаешь навсегда.То же сравнение, что и у Сикибу. Случайность? Совпадение?Уилл пристально смотрел в бездонные чёрные глаза принца.– Вы ждали, что я не вернусь, мой господин? Иеясу повёл плечами:– Я ждал, как ты поступишь, Уилл. И, признаюсь, ты снова удивил меня. Но, может быть, именно за это я и люблю тебя. Что ты думаешь о Сотомайоре?– Мой господин…– Он слишком много о себе думает. Но такие же симптомы я заметил и у наместника. Что, все испанцы таковы?– Большая часть, мой господин принц. За их плечами более столетий завоеваний и славы.Иеясу кивнул.– В один прекрасный день Япония тоже будет наслаждаться таким же периодом рассвета. И, наверное, наши люди станут такими же высокомерными.– Боюсь, что было бы неразумно позволять испанцам иметь безоговорочный и неограниченный доступ в японские гавани.– Этого я никогда не сделаю, – ответил Иеясу. – Ты уверен, что твои интересы в этом деле не определяются интересами твоих друзей-голландцев?– Интересы Японии – это мои интересы, мой господин принц. Но я хотел бы подчеркнуть вот что. Голландия – маленькая страна, едва ли больше одного из ваших феодальных владений, и заинтересована она лишь в наиболее выгодном обмене своих товаров на наши. Испания – это империя, и она ведёт себя соответственно. Она претендует на владение всем континентом, и Япония для неё – всего лишь ещё одна жемчужина в корону их короля. Иеясу кивнул:– Годы не ослабили ни твоего красноречия, Уилл, ни твоей мудрости. Просто удивляюсь, как я обходился без тебя эти последние восемь лет.– Мой господин принц…Иеясу протянул наполненную чашку.– Что сделано, то сделано, и незачем ворошить прошлое. Только будущее должно волновать живых, Уилл. А наше будущее сейчас очень даже живо, полно надежд и устремлений. Что ты думаешь о нападении на тот португальский галеон?– Я не сомневаюсь, что у моего господина принца были достаточные на то основания, – осторожно промолвил Уилл.– Это было актом войны, Уилл. Ты знаешь, что португальский губернатор Макао два года назад приказал казнить несколько японских моряков?– Я слышал об этом, мой господин принц, и был чрезвычайно этим опечален.– За людей, Уилл. Они плыли на моём корабле, под флагом с изображением золотого веера под восходящим солнцем. Поэтому португальцы сочли их врагами. Вот такие разворачивались события, пока ты был домоседом в своём поместье. Да что там говорить – всего лишь год назад я принял отца Паэса, которого называют вице-провинцием. Мы обсудили многие вопросы, и я совершил ошибку, предположив, что я могу иметь с ним дело так же, как я имел дело с тобой. И что, по-твоему, он выкинул? Он покинул Сидзюоку и направился прямиком в Осаку, чтобы рассказать обо всём Хидеери и этой шлюхе, его матери. Более того – выяснилось, что он разработал план завоевания Японии португальской армией и насильственного обращения нашего народа в христианство. Дикий, фантастический, невозможный план, Уилл, но он, тем не менее, показывает направление мыслей в Осаке. Они готовятся к войне, Уилл. Ещё восемь лет назад я предупреждал, что это случится. И всё это время они готовились к войне.– И всё же, мой господин принц…– Ты слишком долго был не у дел, Уилл. Я знаю, что ты думаешь, – что Хидеери слабоумный. Уилл, вот что я тебе скажу: ум у этого мальчишки не менее острый, чем у его отца Хидееси. Я всё же выманил его из Осаки три года назад. Почему иначе я послал бы за тобой? В течение недели Хидеери был моим гостем во дворце Нидзе, и мы беседовали о многих вещах. Парень этот – не дурак. А теперь он готовится сражаться, как ему представляется, за свои права. Но он достаточно умён, чтобы понять: война между Тоетоми и Токугавой уничтожит Японию. Я уверен, что он захочет договориться со мной. Но его сбивает с толку его мать. Она – великий злой дух нашего времени. Она посвятила себя только одному. Не приходу к власти своего сына. Не славе клана Тоетоми. Только лишь одна мысль владеет ею – уничтожить меня. Она ненавидит меня со всё усиливающейся страстью, Уилл. Так вот, чтобы хоть как-то разрешить эту ситуацию, я даже предложил ей стать моей женой – я ведь овдовел. Ей – вдове в возрасте далеко за сорок, с инстинктами простой уличной девки, как хорошо известно каждому в Японии. Я предложил ей мою постель, Уилл. И знаешь, какой ответ она прислала?– Нет, мой господин. – Уилл посмотрел на старика. Боже мой, подумал он, возможно ли это?– Она ответила, что скорей предпочтёт провести остаток жизни привязанной к псу. Да, Уилл, это её слова. И так оно и будет. Когда падёт Осака, она проведёт остаток жизни, привязанная к псу перед моим домом.Старик, одержимый страстью к одной лишь цели, которой он никогда не мог достигнуть. Пугающая мысль, если в руках этого старика столько власти, вся страна.– Однажды вы сказали мне, мой господин, что ни одна жёнщина не достойна занимать столько внимания мужчины.Иеясу взглянул на него:– Женщина, Уилл? Будь она только женщиной, я позабыл бы о ней давным-давно. Что ж, я не буду скрывать от тебя свою страсть к ней. Уж ты-то, Уилл, должен знать, как она умеет вызывать страсть.– Это одно из событий моей жизни, о которых я больше всего сожалею, мой господин.– Почему же? Разве оно не из самых памятных? Но даже тогда она стремилась только воспользоваться тобой. Женщина вроде Едогими пользуется своим телом так же, как мужчина пользовался бы мечом. Поэтому я заставлю её тело сдаться так же, как заставил бы мужчину бросить меч. Только я могу сломить могущество Тоетоми, Уилл. Только сломив эту женщину. Как странно, подумал Уилл, что этот человек – такой умный, такой проницательный, такой властный, – не может понять себя самого. Не может или не хочет? Потому что только два человека осмелились противиться ему в том, что касалось его плотских желаний. И поэтому он до самозабвения любит нас обоих.– Я удивляюсь вашему долготерпению, мой господин принц.– Терпение – это моё оружие, Уилл. Как бы я ни пытался все эти долгие годы, я не смог бы склонить даймио, сражавшихся под моим стягом при Секигахаре, выступить на Осаку. Они слишком хорошо помнят Хидееси и думают только о том, что Хидеери – его сын, его настоящий сын. Сражаться и с ними, и с Хидеери – невозможно. Поэтому я выжидал. Я ждал всю свою жизнь одного нужного момента. Я проводил в могилу Асано Нагомасу и Като Киемасу. А в прошлом месяце умерли Икеда Терумаса и Асано Юкинага. Я пережил их всех, Уилл. Теперь их заменили сыновья, для которых Хидееси – всего лишь имя в учебнике истории. Поэтому теперь мы можем взглянуть на Осаку новыми глазами, Уилл. И не забывай, что у тебя свой собственный интерес в Осаке.– Прискорбный случай, о котором я пытался забыть все эти восемь лет, ведь он принёс мне столько бесчестья.– Тем более, Уилл, это нужно помнить. О, женщина может исчезнуть из твоей памяти. Но ты не должен забывать Норихазу, как ты не должен забывать убийство твоего слуги. Но мы не будем торопиться. Мне по-прежнему нужен предлог для войны, Уилл. Но это моя забота. Ты же должен позаботиться о вооружении. Пушки, Уилл. Больше и лучше тех, что были на «Лифде». Мы добудем их, Уилл, – из Голландии ли, из Испании, но мы добудем их.Уилл поклонился.– Ты ничего не скажешь?– Я хотел бы попросить лишь одного, мой господин, – иметь возможность беседовать с вами лично.Иеясу кивнул.– Хорошо. Я верю тебе, Уилл. Надеюсь, что прошедшие годы научили тебя осмотрительности. С твоей женой всё в порядке? – Как никогда, мой господин. В добром здравии и ещё прекрасней, чем была.– Я надеялся услышать это. А дети?– Растут, мой господин.– Тебе всего хватает в Миуре?– Теперь, когда вы позволили мне выходить в море, мой господин принц, мне нечего больше пожелать.– Хорошо. Я слышал, что ты завёл собственное дело. Ты хочешь быть и торговцем, и самураем одновременно. Ты, Уилл. Ни один японец не смог бы сделать это. Скорее, просто не захотел бы. И всё же… Ты ни о чём не жалеешь? Ты никогда не мечтаешь о своей родине?– У каждого человека есть свои мечты, мой господин принц.– Ты обижен, возможно, потому, что не получаешь ответа на свои письма. Да. Интересно, не приложили ли к этому руку голландцы? Ты знаешь, что англичане вот уже два года торгуют с Островами пряностей?Уилл взглянул на него, сердце бешено заколотилось в его груди.– Я не знал, мой господин.– Торгуют. Ты эти два года работаешь здесь, в Японии, защищая интересы голландцев, а они даже не сообщили тебе об этом. Хитрые люди эти голландцы.– Да, наверное, так оно и есть, – произнёс задумчиво Уилл. – Может быть… Может быть, мой господин принц разрешит мне совершить ещё одно путешествие?– Ну зачем, Уилл, зачем? – спросил Иеясу. – Почему солнце должно идти к звёздам, когда звезды сами в конце концов придут к нему? – Он улыбнулся и почти рассмеялся, наливая в чашку сакэ и протягивая её Уиллу. – Английский корабль сейчас стоит в гавани Нагасаки, Уилл. Отправляйся к ним от моего имени. Глава 2. Какое чистое небо, какой ясный день. И как вдруг затуманилось всё перед его глазами. Уилл стоял на берегу у Хирадо и смотрел на корабль, на шлюпку, приближающуюся с каждым взмахом весел. Несомненно, английский, даже если бы он не видел красного креста Святого Георгия, красовавшегося на корме. Несомненно, английский – после пятнадцати лет. Будь прокляты эти слезы, постоянно наворачивающиеся на глаза.А что увидят они? Высокую фигуру в голубом кимоно, с выбритой, за исключением узла волос на макушке, головой, с двумя чудесными мечами на поясе. Несомненно, японец?– Пять недель корабль стоит здесь на якоре, Андзин Миура, – сказал даймио. – Пять недель, а этот несчастный бездельник, которого я послал за вами, куда-то пропал.– Я был у принца в Сидзюоке, господин Мацура, – объяснил Уилл. – Ваш посланник поступил совершенно правильно, разыскивая меня сначала в Миуре, а потом в Эдо.– Всё равно. Я сказал мерзавцу, что, если он ещё раз покажется в Хирадо, я выставлю его голову на копьё у моих ворот, – пообещал Мацура. Он набрал воздуха в лёгкие и выпятил грудь. За последние пять лет Хирадо превратился из крошечной деревушки на острове у южной оконечности Кюсю в главнй порт всей Японии, потому что это была первая удобная гавань на пути с юга. Здесь обосновалась голландская фактория – по соседству с португальской. И здесь же через некоторое время испанцы выстроят, конечно, и свою собственную. И англичане?Шлюпка причаливала к берегу.– Вы пойдёте со мной, господин Мацура? Даймио поклонился:– Нет, Андзин Миура. Это дело европейцев. Я буду рад принять вас в этом доме, когда закончите со своими делами.Принц в добром здравии?– Он замечательно себя чувствует, господин Мацура.– Чудо века, – произнёс Мацура уважительно. – Ему ведь за семьдесят?– И он вполне проживёт ещё семьдесят, мой господин Мацура. А теперь, если позволите…– Господин Мацура прав, Уилл, – сказал Мельхиор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59