У ворот раздался какой-то шум, затем крики и вопли. В комнату ворвался Кимура, забыв даже поклониться.– Мой господин… – с трудом вымолвил он. – Кейко…Уилл кинулся наружу, несмотря на боль. В одну секунду он очутился во дворе. Там кружком стояли его самураи и их жены.– Её оставили у ворот, мой господин, – выдохнул Кимура. – Мы не разглядели, кто её принёс, он ускакал на лошади.Мужчины расступились, пропуская Уилла. В пыли у их ног лежала голова Кейко с палочками для еды, воткнутыми в узел волос на макушке. На лице его было написано бесстрастие, даже беспечность. Но он видел надвигающуюся гибель и умер, сознавая, что принимает смерть за своего господина. Уилл медленно нагнулся и выдернул кокотану из уха, покрытого запёкшейся кровью. Бессмысленный жест. Он протянул её Кимуре, не сводя глаз с застывших черт.– Герб Исиды Норихазы, мой господин.Он вернул Уиллу маленький нож, чтобы тот убедился лично и запомнил его.– Кимура, – сказал Уилл, – ты должен выполнить одно моё задание. Скачи на юг Кюсю к Симадзу но-Тадатуне. Передай господину Тадатуне, что если он не стал ненавидеть меня за содеянное мной, то у меня к нему есть просьба. Однажды он собирался обучить меня искусству владения мечом, но я отказался. Теперь я хотел бы перенять его у такого мастера, как господин Тадатуне. Передай ему это и пригласи от моего имени погостить в Миуре.– Да, мой господин. – Глаза Кимуры заблестели. – Кейко будет отомщён.Самураи издали радостный вопль: – Кейко будет отомщён!Чья-то рука тронула Уилла за локоть.– Этим вы восстановите свою честь, мой господин, – произнесла Сикибу. – И я подарю вам сына, чтобы имя Андзина оставалось славным во веки веков.Нежная ручка, нежные глаза. Господи, подумал он, так она злилась не из-за Пинто Магдалины, а из-за моего вызволения с дуэли?Магоме Сикибу.
Ритмичная музыка наполняла огромную комнату, и семьдесят гейш грациозно двигались в танце, покачивая веерами, руками, низко кланяясь – калейдоскоп изящества и цветов, – после чего исчезали за ширмой.Мужчины издали одобрительный гул, а служанки торопливо внесли чашки с зелёным чаем, что говорило о конце пира. Разговоры стали громче, Казалось, вся Япония собралась сегодня во дворце Нидзе в центре Киото. Сияние огней, извещавших, что Токугава с церемониальным визитом посетил столицу, было видно за много миль. Они освещали весь город, даже подсвечивали огромную деревянную махину храма Кио-мицу, стоящего на холме над озером Бива. Свет и гомон, конечно, побеспокоили даже самого микадо, императорское уединение которого не позволяло ему посещать подобные балы.Это ночь принадлежала тем, кто на деле правил всей Японией, – кланам Асано и Като, Мори и Сацумы. У Секигахары они сражались друг против друга, сегодня же они собрались, чтобы воздать почести своим господам.Потому что здесь же пировали шесть принцев из рода Токугава, собравшихся вокруг нового сегуна, принца Хидетады. Даже старожилы не помнили такого великолепия, стольких богатых и могущественных людей, собравшихся одновременно в Киото. Огромный зал, не меньше шестидесяти татами, был расцвечен разноцветными фонариками, богато изукрашенными кимоно и поясами важных гостей, сияющих серебром наконечниками копий стражи Токугавы, блеском драгоценных камней на рукоятках коротких мечей – ведь все самураи были сегодня при церемониальном оружии.В одной комнате собрался цвет Японии – каждый присутствующий был полновластным правителем в своей провинции, абсолютным повелителем десятка тысяч своих вассалов-самураев, миллиона серфов – крестьян – и бессчётного количества недочеловеков-ита. И тем не менее каждое ухо, а порой и каждая голова были направлены к двум маленьким фигуркам. Они сидели рядом в правом углу огромной подковы, образованной тьмой маленьких лакированных столиков, улыбаясь собравшимся гостям, иногда поворачиваясь друг к другу, чтобы переброситься несколькими ничего не значащими фразами. Принц хотел, чтобы это был весёлый бал, где каждый получил бы удовольствие от жизни, от хорошей закуски и доброго вина, посмеялся бы шуткам, поломал голову над хитроумными загадками и полюбовался искусством развлекавших их гейш. Принц выглядел, а может, и сам считал себя отцом всех присутствующих великих людей, а не просто их признанным лидером. Потому что если каждый присутствующий следовал за флагом рода Токугавы, то никто из этих присутствующих не сомневался, за кем следует этот род.Никто – пожалуй, за исключением юноши, сидевшего рядом с ним. Тоетоми но-Хидсери было уже восемнадцать – крошечная фигурка, до странности напоминающая своего отца. По крайней мере, тем, кто, как сам Иеясу, ещё помнил Хидееси в молодости. Он мало ел, чуть пригубливая вино, едва обращал внимание на девушек – гейш. В течение всего пира он не разговаривал с Токугавой, пока к нему не обращались с прямым вопросом. Взор его то и дело, словно ища поддержки, обращался на людей, прибывших с ним из Осаки, – Исиду Норихазу и Оно Чаруфузу.Но уже подали чай, и конец был не за горами. Иеясу отхлебнул глоток и посмотрел на юношу поверх края своего красного лакированного бокала.– Это самая памятная ночь в моей жизни, Тоетоми но-Хидеери. Я уже было думал, что так и сойду в могилу, не повидав больше сына моего самого старого и лучшего друга. Но моё счастье было бы полным, если бы твоя очаровательная мать сочла возможным приехать к Киото вместе с тобой.– Я могу лишь ещё раз передать извинения моей матери, мой господин Иеясу, – ответил Хидеери.– Конечно. И всё же в значительной мере её отказ вызван недоверием ко мне.– Мой господин…– И поэтому я хочу, чтобы ты передал ей, Тоетоми но-Хидеери, что её страхи беспочвенны. Разве тебе не были оказаны здесь величайшие почести, разве у тебя есть хоть малейший повод для подозрений?– Вы обращаетесь со мной и моими людьми с величайшим уважением, мой господин Иеясу.– Разве я не обожествляю твоего отца? Разве памятник ему – не прекраснейший во всей Японии?– Я благодарен вам, мой господин Иеясу. Я хочу, чтобы вы знали это. Может быть, моя мать чувствует себя слишком старой для подобного путешествия.– Какого путешествия? От Осакского замка до Киото едва ли будет тридцать миль. И стара? Принцесса Асаи Едогими стара? Ну, уж этому я просто не могу поверить.Хидеери улыбнулся:– И будете правы, мой господин. Моя мать вечна, как и её красота.– Да, это верно. – Иеясу вздохнул. – Но её настраивают против меня португальские священники.– Мой господин?– Эх, Хидеери, я ведь знаю, что священники считают Осаку даже более надёжным прибежищем, чем Нагасаки.– Действительно, им там всегда рады, мой господин. Не только потому, что они видят столько несправедливостей к себе, столько преследований по всей империи с тех пор, как вы им перестали покровительствовать. Но дело ещё в том, что я хочу узнать науки и культуру Запада – они ведь столько могут рассказать нам: о литературе и искусстве, политике и, конечно, религии.– И ещё об искусстве войны и владении огнестрельным оружием, – заметил Иеясу.Хидеери утвердительно наклонил голову.– И этому тоже, мой господин Иеясу. Искусство войны и умение владеть оружием – это ведь только другая сторона политики, не так ли?Иеясу бросил взгляд на юношу:– Ты хотел бы сохранить торговлю с Португалией?– Я хотел бы сохранить торговлю с Португалией, мой господин, к нашей общей выгоде. Так же, как вы хотели бы торговать с Голландией.Снова быстрый взгляд:– Ты информирован не хуже меня, Тоетоми но-Хидеери. Я собирался выбрать Голландию в качестве торгового партнёра лишь потому, что, несмотря на заключённое твоим отцом соглашение с Португалией, ни один корабль из Лиссабона не появлялся у наших берегов вот уже пять лет.– У них возникли свои внутренние проблемы, мой господин. Так говорят священники. Но разве Голландия проявляет больше интереса к торговле с Японией? Уже пять лет пошло с тех пор, как вы отправили в Сиам голландцев Квакернека и За-ндвоорта.Иеясу кивнул:– И Зандвоорт вернулся с заверениями своих правителей. Хидеери позволил себе ещё одну улыбку:– Но без кораблей. И без пушек, мой господин Иеясу. Европейцы очень беспечны в том, что касается обещаний. Но у нас нет причин расстраиваться по этому поводу. Священники сообщают мне, что величайшая из европейских наций начинает действовать и у наших берегов. Во всяком случае, они недалеко к югу.Иеясу нахмурился:– Я ничего об этом не знаю.– И всё же это так, мой господин. Священники очень подробно рассказали мне об этом. Похоже, что Испания и Португалия обе снаряжали ещё столетие назад экспедиции для поисков новых рынков. И, опасаясь встречи и военных столкновений своих флотов, эти страны обратились к микадо всей Европы, которого они называют «Папа», чтобы он рассудил их в этом деле. Папа принял следующее решение: испанцам отдал место, именуемое Америкой, а португальцам – нации, которые они именуют Востоком, то есть Китай, Острова пряностей и Японию.– Как самоуверенны эти народы и их Папа, – заметил Иеясу.– Действительно, мой господин. Но практичны.– А теперь, ты говоришь, испанцы проникают в эти места? Как это может быть?– Новый Папа отменил указание своего предшественника. Как вы знаете, они, во всяком случае, уже давно обосновались на Разбойничьих островах. Испанцев боятся все, мой господин. Даже, я бы сказал, ваш англичанин. Это китайцы Европы. – Он улыбнулся, заметив нахмуренные брови Иеясу. – Они богаче всех, мой господин. И лучше всех вооружены.Иеясу кивнул:– Очевидно, нам нужно быть осторожными с испанцами, Тоетоми но-Хидеери. Возможно, они захотят высадиться на наши берега завоевателями, а не просителями.– Но разве мы не сможем отбросить их обратно в море, как сделали когда-то с монголами?– Без сомнения, – согласился Иеясу. – И всё же будет лучше для всех нас, если мы позабудем о наших противоречиях и объединимся для отпора внешней угрозе. Я долго размышлял над этим, Тоетоми но-Хидеери. Я любил твоего отца, как родного брата. Его сестра была моей женой большую часть моей жизни. И я всегда любил тебя, как сына. Разве не твоя сестра – супруга сегуна? Наши семьи должны быть союзниками, Тоетоми но-Хидеери, а не противниками.– Ваши слова для меня – как первые цветы на весенней вишне, мой господин.– Я рад, что ты так думаешь. Между нами есть только одна преграда – недоверие, испытываемое твоей матерью ко мне.– Мой господин, я уверяю вас…– Заверения ничего не стоят, принц Хидеери, если за ними не следуют дела. К счастью, я нашёл путь, который положит конец нашим разногласиям. Навсегда.Хидеери ждал с вежливым вниманием.– Моя дорогая жена, – продолжал Иеясу, – твоя родная тётушка, столько лет делившая со мной брачное ложе, ушла из нашего мира.– Я слышал об этом, мой господин, и очень опечален. – Но глаза юноши оставались настороже.– И теперь я старый, одинокий человек, принц Хидеери. На мне – груз проблем целой империи, неизбежные интриги и ненависть, окружающие тех, кто стоит у руля. И из этих проблем самая серьёзная – противоречие между нашими семействами. Если бы их устранить, если бы принцесса Едогими согласилась бы занять место в моей постели…– Мой господин?…– В качестве жены, Хидеери. Я бы оказал ей величайшие почести, которые только возможны в этом мире.– Вы хотите, чтобы моя мать вышла за вас замуж, принц Иеясу?Иеясу поднял голову:– Тебе это кажется смешным? Молодой человек улыбнулся:– Мой господин, я нахожу смешной мысль о реакции моей матери на ваше предложение. Асаи Едогими замужем за Токугавой но-Иеясу? Извините меня, мой господин. – Он рассмеялся.В комнате вдруг стало так тихо, что даже визгливый, немного нервный смех юноши вскоре оборвался. Глаза всех присутствующих были обращены на Иеясу.Принц улыбнулся:– Как ты говоришь, принц Хидеери, смешное предложение. Но, по крайней мере, пока мы вместе смеёмся, драться мы не будем. Я должен подумать о других, лучших способах оставаться в хорошем настроении.
Два мальчика медленно и осторожно раздевали принца. На них самих оставались лишь кимоно с уже развязанными поясами. Это был их долг – быть готовыми ко всему, что пожелает от них господин. Но сегодня он был задумчив, сам завернулся в ночное кимоно и завязал пояс. Он жестом отослал юношей, и в комнату вошли Хидетада и Косукэ но-Сукэ.– Удачный вечер, отец мой, – заметил сегун, садясь на возвышении.– И всё же мой господин не выглядит довольным, – возразил Сукэ, садясь на коленях ступенькой ниже.Иеясу хлопнул в ладоши, и мальчики внесли зелёный чай.– Все эти годы мне представляли мальчишку недоумком. А он не глупей меня.– Но он всё ещё мальчишка, – отозвался Хидетада.– И это беспокоит меня больше всего. Ему сейчас восемнадцать. В его возрасте я сражался вместе с Одой Нобунагой и Тоетоми Хидееси у Окехадзамы. И никто из нас не сомневался, что мы доберёмся до Киото. Но они боялись меня уже тогда именно потому, что мне было восемнадцать, а им – лет на десять больше. У меня была молодость, энергия… И у меня было время.– Значит, мой господин… – начал Сукэ.Иеясу взмахом руки отослал мальчиков из комнаты.– Только война, другого выхода нет. И это твоя война, Хидетада. Судьба твоя и твоих детей зависит от тебя.– Я знаю, отец мой. Если бы нам удалось выманить Тоетоми из их крепости…– Этого мы никогда не сделаем, не давая заверений в их безопасности.– Но осаждать Осаку, мой господин, – покачал головой Сукэ. – Это огромное дело.– К которому мы должны приготовиться. И даже больше чем к этому. Мы должны подготовить предлог, и такой, что, даже если осада затянется на месяцы или годы, поддерживающие нас даймио не потеряли бы веры в правое дело. Тоетоми должны быть не правы.– Да, мой господин, – отозвался, нахмурившись, Сукэ.– И мы должны быть вооружены не хуже их. Они ищут пушки.– Португальцы ничего им не дадут, – презрительно бросил Хидетада.– Не будь чересчур самоуверенным, сын мой. Священники хорошо знают о твоей ненависти к ним и предпочтут Хидеери в качестве правителя Японии. Во всяком случае, голова мальчишки занята сейчас другим. Мы должны опередить его в отношении испанцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59