Она хотела передать тебе что-нибудь на память о том месте, где ты ступил на землю Японии.Уилл вглядывался в цветок, похожий своей нежной прелестью на ребёнка. Здесь не было воли и силы, не было бросающейся в глаза красоты. Просто девушка, которая хотела только одного – порадовать и доставить удовольствие.Магоме Сикибу.В огромном здании гулко отдавались голоса мастеров, перестук молотков; жара и шум волнами вздымались к крыше, выжимали пот, струйками сбегавший по спине и рукам, хотя все работающие на складе, включая Уилла, разделись до набедренных повязок. Но Уилл потел больше остальных, ведь на дворе стояла пора Белой Росы. Это описание погоды было более образно, чем английское название месяца. Приблизительно это время соответствовало началу сентября и называлось так потому, что ночи уже становились холодными. Чего нельзя было сказать о днях.Уилл откинул волосы со взмокшего лба и осмотрел своих людей. Они работали как одержимые, хотя и болтали между собой не переставая. Они так старались, потому что пушки оставались для них чудом. Когда их выгрузили с корабля, всё население Эдо высыпало на берег и не отрывало от них глаз. Огромное количество людей.Он вспомнил разочарование при первом взгляде на город, выглядевший всего лишь скопищем глиняных хибарок, через которое пробиралась медленная мутная река, впадающая в гигантский залив, начинавшийся милях в тридцати к юго-востоку. За мазанками виднелись улицы и дома, но их было значительно меньше, чем в кипящей жизнью Осаке. И замку, расположенному в центре города, не хватало духа величия, хотя его и окружал заполненный водой ров. Так, значит, он пошёл за меньшей звездой? Хотя, в сущности, он вообще не выбирал, за какой звездой ему следовать; сердце его осталось на женской половине Осакского замка. И даже больше, чем просто сердце. Слишком часто он ловил себя на воспоминаниях о принцессе Едогими, об этих шелковистых ногах, скользящих вверх по его телу, об этой рощице любви с таким кружащим голову ароматом. Всю свою жизнь он мечтал обладать этим. Странно, что теперь, когда это принадлежало ему, Уиллу оставалось только мечтать о других таких лесочках. Потому что, в сущности, он не обладал ею. Замечательная женщина обладала им, Уиллом.И всё же он пошёл за Токугавой, хотя и сам удивлялся этому. По прибытии их приветствовал принц Хидетада, наследник Иеясу. Впрочем, не старший его сын; старший умер, а настоящего первенца взял на воспитание Хидееси. В качестве заложника? Кто знает. Но это свидетельствовало о той безжалостности, с какой клан Токугава постепенно набирал силу. Теперь Хидееси умер, Хидеясу вновь встал под знамёна отца, но оставался на второстепенных ролях. Потому что теперь ему больше не следовало доверять? Как много тонкостей нужно учитывать здесь.Он мало считался с мнением принца Хидетады. Но у принца были тонкие губы и привычка во время разговора смотреть не в глаза собеседнику, а за его левое плечо. В этом он отличался от своего отца. Трудно сказать, в чём ещё они были разными. Потому что с каждым днём Уилл убеждался снова и снова, как мало он знал об этом человеке, так странно взявшем в свои руки его судьбу. Он даже не был уверен, что принц нравится ему. Если на самом деле Токугава вознамерился враждовать с принцессой Едогими и её окружением, то он вполне в конце концов может возненавидеть старика. И в то же время он даже не подумал отказаться работать на него. Всё же в душе его таился трус. Отказать Токугаве было немыслимо, это означало почти верную смерть.Кроме того, оставался ещё Косукэ но-Сукэ. Сукэ он верил безоговорочно, а тот ещё, очевидно, не нашёл оснований сомневаться в принце. Сукэ повёл его однажды на прогулку по городу под предлогом поисков достаточно вместительного склада, куда можно было бы спрятать орудия и повозки для них, потому что, как объяснил он, шпионаж в Японии был таким развитым искусством, что они не могли позволить кому-либо узнать истинную цель появления пушек на берегу. Всем объясняли, что их потом водрузят на стены крепости для защиты цитадели.Однако по крайней мере отчасти Сукэ руководила гордость. Он повёл Уилла посмотреть внешнюю стену. Там действительно была стена, но для чего её воздвигли? С внутренней стороны тянулись все те же заболоченные равнины, а до ближайших домов было несколько миль.– Да, Уилл Адамс, – сказал Сукэ, – все они смеялись, когда мой господин построил эту стену. Но Эдо будет расти. Эдо станет первым городом всего мира.Когда Сукэ говорил с такой убеждённостью, спорить с ним было бесполезно.– С императором на троне и регентом в Осаке… В моей стране такие разговоры назвали бы изменой, – язвительно заметил Уилл.– Изменить, Уилл Адамс, можно только императору, а он вне всякой опасности в нашем случае.– У принца не хватает честолюбия занять высочайший трон в стране?– Как же он может это сделать, Уилл Адамс? Это было бы больше, чем просто измена. Это уже богохульство. Мой повелитель предпочтёт получить от микадо ничтожнейший символ благоволения, чем владеть всеми богатствами Японии. Но после микадо нет ни одной должности, которая не могла бы принадлежать ему, принцу. И более того, он считает – как и все остальные, – что при отсутствии сегуна страна сползает к анархии, которая царила в Японии в течение пяти столетий, до прихода к власти господина Нобунаги. В золотые годы правления Хидееси в Японии был мир, Уилл Адамс. Он умер лишь два года назад, а на севере уже вспыхнула война. И она разольётся по всей стране.– И в то же время ваш господин хочет сместить сына Хидееси.– Они были друзьями, Уилл Адамс. Дружба, в которой было взаимное величие, взаимный талант, взаимное уважение. Но это уважение выказывалось отцу, а не сыну. Если речь не идёт об императорской крови, то талант должен почитаться в зависимости от личности человека, а не богатства или влиятельности его отца.– Принцесса Едогими говорила, что принц Иеясу поклялся защищать юного квамбаку до тех пор, пока он не повзрослеет и не сможет сам управлять страной.– Берегись принцессы Едогими, Уилл Адамс. Можешь не говорить мне о ней больше того, что сам захочешь. Я знаю, что такое женщина и что такое красота. Думаю, что теперь я знаю, и что такое мужчина. Она выделила тебя и подарила тебе свою красоту, но лучше бы тебе забыть об этом подарке. Она прижимала тебя к своей груди так, как прижимала бы голубя, принёсшего известие о каком-то далёком событии. В тот момент, не сомневаюсь, она любила бы голубя. Но если она вдруг проголодается, а под рукой ничего больше не окажется, она своими руками ощиплет его и обглодает косточки. Что же касается происшедшего между принцем и господином Хидееси в последние секунды его жизни, то кто знает правду? Мой господин признает, что квамбаку отдан на его попечение, но при условии, что он сам решит – взойдёт мальчик на престол по достижении подходящего возраста или нет.Сукэ был зол. Похоже, в Японии преданность своему хозяину стояла выше всего остального. Но между равными? Хидееси, наверное, смотрел на Иеясу как на верного сторонника. На скольких даймио смотрел так же Иеясу без достаточных на то оснований?И постоянно оставалась в голове мысль, что эти орудия в один прекрасный день могут быть повёрнуты против замка в Осаке. Но, приходила тут же другая мысль, они смогут сделать это, только если он будет рядом с пушками, он сможет как-нибудь помочь тем, в замке.И ещё ему повезло, что он был занят от зари до зари. В отличие от других. Сейчас было неприятно даже думать о «Лифде» и его команде. Принц сдержал слово, и пятьдесят тысяч золотых брусочков – японцы называли их «кобан»– были доставлены голландцам. Квакернек хотел сохранить деньги в общем котле для закупки пищи и одежды и, что важнее всего, для подготовки корабля к возвращению в Европу. Команда не согласилась с этим и настояла на немедленном разделе денег. Теперь члены экипажа разбрелись по всему Эдо, наливаясь сакэ и познавая прелести японских спален. Конечно, у него не было никакого права осуждать их, потому что он и сам предавался этим радостям. И, конечно, он был вынужден признать наличие некоей методичности в этом безумии: вряд ли кораблю позволят выйти из Эдо в ближайшее время, во всяком случае, с оружием и снаряжением. А кто наберётся храбрости отправиться в обратный путь без единого орудия на борту?Но теперь они не выйдут в море. Только не эти люди. Ни один человек, когда-либо державший в объятиях японскую женщину. Точнее, побывавший в её объятиях. Даже Мельхиор превратился в настоящего дебошира. Исключение составлял Якоб, остававшийся на корабле. Он мерил шагами палубу, осматривал растущий город и беспокойное море, суетился и старел день ото дня, хотя все невзгоды их путешествия из Амстердама не добавил ни единого седого волоса в его шевелюре, ни одной морщины на лице. Тогда он был похож на стальную пружину, и ответственность руководителя не давала ему расслабиться.… Но Уилла ждало дело. Он вытер шею полотенцем. И, работая, он мог мечтать. О ком он должен мечтать. О принцессе Асаи Едогими? Да, конечно. Невозможно когда-либо забыть такую красоту, столь непринуждённо и легко, столь великолепно овладевающую его телом. Но чьё лицо он видел на этом замечательном теле? Пинто Магдалины? Или детское удивление Магоме Сикибу?И как долго может мужчина существовать на одних мечтах?До той поры, пока не завершит свою работу. Рабочие складывали свои инструменты и падали ниц, сгибаясь в поклоне. Уилл обернулся к двери и тотчас же сам склонился в коутоу: эту короткую, толстенькую фигуру в зелёном кимоно, этот меч в белых ножнах не спутать ни с кем. Так же как не спутать тьму охранников, насторожённого Сукэ, надменного Хидетаду.– Встань, Уилл Адамс, – сказал Иеясу. – И подойди сюда. Уилл приблизился. Ничуть не изменился; за исключением, может быть, некоторой усталости во взгляде. Глаза принца скользили по его телу, как тёплая волна. Это было первый раз, когда принц видел Уилла практически нагим; инстинктивно Уилл набрал воздуха в лёгкие и развернул плечи.– Ты хорошо поработал, Уилл Адамс, – промолвил Иеясу. – Поздравляю тебя. Готовы ли эти орудия к перевозке?– Двенадцать готовы, мой господин. Над остальными шестью надо ещё поработать.– Тогда это придётся отложить до следующего подходящего случая. Двенадцати должно хватить. Я предоставлю коней, Уилл Адамс, а ты готовь пушки и готовься сам к выступлению. От событий ближайшего месяца будет зависеть всё наше будущее. Глава 5. Несколько дней армия двигалась вдоль побережья, затем, пройдя через горное ущелье, повернула в глубь острова. Люди шли по шоссе, подобного которому Уилл раньше никогда не видел. Оно было столь широким, что по нему в ряд могли проехать три повозки; по сторонам росли деревья, регулярно попадались почтовые домики, хозяева которых спешили накормить и обслужить генералов и принца. По прикидкам Уилла, армия состояла приблизительно из сорока тысяч воинов – бесконечная живая гусеница из закованных в латы солдат. Солнце сверкало на красных, зелёных, золотых, белых доспехах, теряясь на чёрных; оно блистало на кончиках копий, ветер развевал разноцветные флажки на шлемах командующих. Всё это походило на огромный, постоянно меняющийся калейдоскоп. Но над всем этим скопищем людей поднималось одно знамя, видневшееся тут и там, – белое полотнище, вышитое розами; на нём красовался герб в виде золотого веера – боевой штандарт принца Иеясу. К тому же каждый воин его армии носил свой длинный меч в белых ножнах. Токугава в походе.А с ними Уилл Адамс из Джиллингема, что в Кенте. Невероятная мысль. Да, Мельхиор и Якоб, конечно, подумали так.– Умереть в этой далёкой стране, сражаясь за языческого принца, поднявшего бунт против законного господина? – вскричал тогда Якоб – Ты в самом деле сошёл с ума.Но в этой стране сражение, храбрость, честь были единственными путями к богатству. И ему дали меч. Только один, как и подобало обычному человеку, но он висел на боку в белых ножнах, как и у остальных; его постукивание по бедру при ходьбе заставляло кровь быстрее течь в жилах. Без доспехов – по всей Японии не нашли бы лат подходящего размера. Но в его задачу не входило кидаться в гущу резни: он шагал в замыкающих рядах, а за ним громыхали повозки с орудиями, рядом с которыми тряслась наспех обученная команда пушкарей. По его мнению, они были ещё не готовы. Он не знал, был ли он сам готов. Но инстинкт подсказывал, что он приближается к водоразделу в своей жизни.Как начальнику артиллерии ему дали и коня. Он мало понимал в верховой езде и не хотел позориться перед знатью рода Токугава. Поэтому он вёл свою лошадь в поводу перед первой упряжкой быков, вдыхая пыль, поднятую мириадами ног впереди. Капитан Уильям Адамс. Но теперь это не имело значения. За этой победой может последовать мир мечты…Но будет ли победа? В армии Токугавы царили уверенность и решимость. Ожидалось, что вскоре к ним присоединятся другие могущественные кланы – Като и Асано, которые поддерживали Иеясу в походе на Киото. Но это был всего лишь предлог. Истинной их целью была Осака. Не штурмовать замок, не уничтожить квамбаку, а всего лишь воздать почести его матери и её фрейлинам. Таково было официальное объяснение. Иеясу хотел всего лишь спасти квамбаку от влияния злоумышленников – тех, кто боялся власти Токугавы, кто сам хотел управлять от имени мальчика Хидеери. Потому что мятеж на севере – не что иное, как приманка, чтобы выманить Токугаву из оплота центральной власти. Когда армии вступят в сражение, придворные, недовольные правлением Иеясу, объявят его изменником и обнародуют свои домыслы о том, что он хочет сам стать сегуном. Многие из знатных феодалов поднимут оружие в защиту молодого Хидеери, среди них – могущественный клан Мори, знаменитый генерал Икеда из Бизена и Сацума, правители южного острова. Последуют ли Тадатуне и его отец за своим господином? Как странно – выступать против них. А если одно из его пушечных ядер убьёт Тадатуне? Он вспомнил юношу с благодарностью, которую не омрачило их расставание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59