— Лидия?! — не своим голосом вскрикнула она и, покачнувшись, стала медленно опускаться на пол.
Положив спящую Аннушку на стол, Лидия помогла уложить Беру Андреевну на диван. Майя стала приводить ее в чувство, а Лидия, схватив ребенка, стояла в нерешительности у дверей.
— Где Лидия? — придя в себя, спросила Вера Андреевна. — Где Лидия?! — нетерпеливо повторила она.
Лидия подошла к матери.
— Что это у тебя в руках? — тихо спросила она.
— Моя Аннушка, мама…
— Твоя Аннушка? — Вера Андреевна с недоумением смотрела на дочь.
— Спасенная мной девочка… Ее судьба так схожа с моей… Я пришла просить тебя приютить ее. Больше мне не к кому обратиться на всем белом свете… Аннушка очень больна, а у меня нет для нее никаких условий… ничего у меня нет… — по лицу Лидии катились крупные слезы.
— Дай… дай мне ребенка… — тихо, но настойчиво потребовала Вера Андреевна.
Лидия передала ей спящую девочку. От неловкого движения ослабевшей Веры Андреевны Аннушка проснулась и начала переводить испуганные глазенки с одного лица на другое. Узнав Лидию, она потянулась к ней.
— Мамочка, я хочу к тебе…
Лидия опустилась на корточки у дивана и стала целовать ручки ребенка.
— Это твоя бабушка, Аннушка. У нее тебе будет очень хорошо. А я скоро вернусь…
Вера Андреевна, задыхаясь от слез, бережно гладила головку ребенка. Почувствовав ласку, Аннушка прильнула к груди женщины и закрыла глазки.
— Откуда у тебя эта девочка? — пристально глядя па дочь, спросила Вера Андреевна.
— Не спрашивай меня ни о чем, мама, — резко ответила Лидия. — Все равно я тебе не смогу сказать…
— Ты причастна к пожару на заводе, скажи прямо? — в голосе Веры Андреевны слышалось страдание.
Поднявшись, Лидия стояла перед матерью, ее голубые глаза застилала пелена тумана. Слезы? Нет, то были не слезы, а глубокая скорбь. Встряхнув головой, точно отгоняя непрошеные мысли, она твердо произнесла:
— Нет, мама!
— Откуда же ты появилась, если…
— Ничего не спрашивай, мама. Я все…
Резкий телефонный звонок прервал ее. Лидия бросилась к телефону, отстранив Майю, рывком дернула шнур. Майя с испугом глядела на Веру Андреевну. Та устремила на Лидию глаза, полные слез.
— Не смотри на меня так, мама! — сказала Лидия. — Я не… Ты все узнаешь позже…
— Мне и так все видно… — с невыразимой печалью произнесла мать.
У парадных дверей резко прозвучал звонок. Лидия заметалась, как пойманный зверь.
— Подождите открывать, — прикрикнула она на поспешившую к двери Майю. Та с ненавистью посмотрела ей в глаза и решительно направилась к двери.
— Ты сегодня все узнаешь, мама! — твердо проговорила Лидия и бросилась к черному ходу. Уже с порога она крикнула: — Тебе сегодня же позвонят… я прошу тебя… — и выскочила во двор, хлопнув дверью.
Майя открыла дверь и, когда в комнату буквально ввалился Костричкин, она невольно вскрикнула от радости. Как-то само собой получилось, что она оказалась в его объятиях, вся в слезах:
— Ты здоров? С тобой ничего не случилось?
— Я здоров, — прошептал он, — Я звонил по телефону, почему вы не отвечали? У вас ничего сейчас не произошло?
— Нет, но телефон повредили. Это сделала…
— Ушла?
— Не знаю… Кажется…
— Ребенок у вас?
— Да, она оставила его здесь. Что на заводе?
— Только что разговаривал с полковником Решетовым. Он у себя в кабинете, значит, на заводе все в порядке. Как Вера Андреевна?
— Слаба очень…
— С кем ты здесь, Майя? — раздался голос Веры Андреевны.
Вздрогнув, Майя попыталась отстраниться от Костричкина. Но тот вдруг, притянув ее голову, поцеловал.
— Извините, товарищ Панюшкина, спешу. До самого скорого свидания, дорогая! — и Костричкин скрылся за дверью.
Сопровождаемая крайне взволнованной Майей, Вера Андреевна вошла в комнату и взяла на колени потянувшуюся к ней Аннушку.
— Майя, послушай ребенка. Лидия сказала, что он болен. Смотри, дитя прямо пылает, — решительно окликнула Вера Андреевна замечтавшуюся Майю.
ГЛАВА XXIII
Бой Кремлевских курантов возвестил наступление полуночи, когда майор Вергизов вошел в кабинет Решетова. Их рукопожатие было крепким, а взгляды, устремленные друг на друга, искрились радостью. Казалось, будто они не виделись много, много дней.
Вергизов слушал Решетова, и счастье наполняло его. Его друг, этот уже немолодой человек, по-прежнему крепок, полон энергии и еще долго будет служить Родине, охранять мирный труд и покой советских людей.
Резкий звонок прервал их беседу.
— Решетов у телефона, — снял трубку полковник. — Кто? Слушаю, товарищ Смирнов! Уже погасили? Ну, поздравляю всех вас. Как вы себя чувствуете? Нет, сначала доложите, как самочувствие! Правду говорите? Смотрите ж. Сейчас же оставляйте завод и — в больницу! Нет, нет, там вам делать больше нечего. Без вас теперь управятся. Что со зданием столовой? Только второй этаж? Складское полностью? Кто это сказал? Матвеев? Ну, конечно. Люди дороже всего. Вот именно! Да, оставьте старшину Гаврилова, а сами отправляйтесь в больницу. Передайте трубку. Товарищ Матвеев? Очень рад слышать это от вас. Конечно. Как всякий хозяйственник, вы жалеете свое добро. Вот это другой разговор! — оживился Решетов. — Люди — самая большая наша ценность. Теперь опасность полностью мин вала. Нет, наши люди еще побудут у вас. Не стоит благодарить, мы выполняем свой долг. От Степанковского? Ему тоже передайте привет. Знаю, знаю о приключениях в Приморске. Что ж, не хотел послушаться, поехал — и пришлось поволноваться. Хорошо, что легко отделался. Да, знаю все. Как состояние Кораллова? Он вел себя молодцом. Дроздов у нас в больнице. Главврач звонил, ему лучше. Обязательно! До свидания!
— Знаете, Михаил Николаевич, — сказал Вергизов, когда Решетов положил трубку, — Степанковский прилетел вместе со мной.
— Как он?
— Всю дорогу молчал. Нелегко ему, конечно.
— Да, это верно. Но мы несколько отвлеклись от основной темы. Что, по вашему мнению, побудило Запыхало написать это письмо? Он здесь заявляет, что хочет сообщить нам что-то особо важное, но сделает это только в устной форме. Тут же предупреждает о дне и часе покушения на доктора Варшавского. Очень жаль, что в интересах дела нельзя было изолировать его на несколько дней раньше.
— В том-то и дело, Михаил Николаевич, — проговорил Вергизов, — что когда нам стало известно о Запыхало, «Рыжий» прекратил посещение его квартиры, да и вообще уже не встречался с парикмахером, а пользовался связными. Не зная сам, где находится «Рыжий», Запыхало мало чем мог помочь нам. А по его аресту враги догадались бы, что нам известна судьба похищенной шпионки. Это усложнило бы нашу задачу, а их положение облегчило. Жаль, конечно, что Запыхало не попал к нам живым — некоторые данные, полученные от него, принесли бы нам пользу. А письмо он написал, на мой взгляд, потому, что чувствовал неизбежность провала и хотел смягчить свою вину. Но он опоздал с этим…
— Ваши соображения логичны, Василий Кузьмич, — согласился Решетов. — Несомненно, тут сыграла роль тревога за судьбу внучки… Следствие показало, что непосредственный контакт с диверсантом имели три человека: Запыхало, «Бритоголовый», или, как его называл Дроздов, «Силач», и «Рыболов». Все они мертвы. И семья Силантьевых погибла. Нам известно, что в день смерти Силантьевых у них был гость. Есть основания думать, что гостил «Рыжий». Значит, тот, кто знал его, должен был умереть. Старушка, нянчившая внучку Запыхало, тоже, наверно, видела диверсанта. А плановик Нюхов? Видел ли он «Рыжего»? По-видимому, да.
— Получается, что всех своих сообщников диверсант заранее обрек на смерть?
— Я полагаю, что это было задумано еще там, по ту сторону границы. В план врагов входило совершить диверсию и в зависимости от осуществления деталей операции уничтожить ее исполнителей, а также людей, случайно видевших «Рыжего» или знавших его прежде. Таким образом диверсант гарантировал себя от раз облачения. Мертвые молчат. Действуя так, он, помимо всего, еще держал в постоянном страхе своих сообщников.
— Даже врача, который не видел его лица, собирались убить.
— Вспомните, Василий Кузьмич, что враг, вступив на нашу землю, делал все, чтобы начисто замести свои следы, заставить думать, будто его нет на нашей земле. И только выполняя задание Гоулена, «Рыжий» сорвался в самую последнюю минуту — в момент подготовки подрыва лесной базы. Смелые, обдуманные действия младшего лейтенанта Потрохова не только по могли обнаружить лесную базу и проникнуть в нее. Ведь Потрохов ранил «Рыжего», и теперь преступнику будет очень трудно скрываться. Пока ему удалось бежать. Но самое главное решено: крупная диверсия, задуманная иностранной разведкой, захлебнулась в самом начале ее осуществления. Приозерная база и найденные в домике лесничего документы дают нам ценные материалы, которыми уже занимается следственный отдел. В частности, из этих документов стало известно, что безобидный «рыболов» не кто иной, как немецкий инженер Отто Шнецке, в обязанности которого входило следить за механизмами и прочим оборудованием лесной базы. Выяснилось также, что подземелье строили военнопленные. Найдено письмо, вложенное в бутылку и закопанное в землю. Оно проливает свет на трагедию строительства базы.
Беседу прервал вошедший без стука дежурный. Он внес какой-то предмет, обшитый холстом.
— Товарищ полковник, разрешите доложить! Пакет от инженер-майора Смелых.
— А ну-ка, ну-ка, интересно посмотреть на эту штуку. — Решетов поднялся из-за стола.
— Разрешите идти? — спросил дежурный, положив пакет на небольшой столик у письменного стола.
— Идите! Да, где сейчас инженер-майор Смелых?
— У себя в кабинете.
— Как освободится, пусть зайдет.
— Есть!
Перочинным ножом Вергизов подпорол швы и вскрыл пакет. Там оказался аппарат, напоминающий настольный телефон. Корпус машины был сделан из специального сплава. Блестящая поверхность обтекаемой формы И кнопочное устройство придавали аппарату нарядный вид. Внимание Решетова привлекли царапины на поверхности по всей ширине аппарата, где были винты крепления.
— Сразу видно, аппарат побывал в руках инженер-майора Смелых, — сказал Решетов. — Сейчас это выглядит безобидной игрушкой. А какую смертельную опасность таил он до того как был обезврежен?
— Товарищ полковник, разрешите доложить! — дежурный вновь появился перед полковником.
— Докладывайте!
— Дежурный бюро пропусков настоятельно требует вас к телефону.
— Хорошо. Идите. — Решетов снял телефонную трубку. — Слушаю. Кто? У вас отказывается оставить? Хорошо. Проводите ко мне. Да.
— Прикройте, пожалуйста, аппарат холстом, Василий Кузьмич, — обратился Решетов к майору.
Вергизов молча выполнил просьбу Решетова.
— Я пока могу быть свободен?
— Нет, вы еще нужны мне, Василий Кузьмич, — возразил Решетов, убирая в папку лежавшие на столе бумаги.
Минуты две спустя в кабинет вошла Белгородова и остановилась у двери. Следом за ней вошел дежурный.
На Лидии было сильно помятое платье-костюм пепельного цвета. Левый рукав порван и перепачкан кровью. Волосы, выкрашенные в черный цвет, свисали спутавшимися прядями. Лицо было очень бледным. Только большие голубые глаза, устремленные на Решетова, напоминали о красоте этой женщины. В правой руке она держала большой портфель со множеством кармашков, замков и застежек.
— Можете идти, — приказал дежурному Решетов. — Подойдите поближе и садитесь, Белгородова.
Сделав два шага, Лидия покачнулась и упала на одно колено, прежде чем Вергизов успел подхватить ее. Отстранив Вергизова, она с трудом поднялась. Не сводя глаз с Лидии, Решетов снял телефонную трубку.
— Соедините с больницей. Дежурный врач? Говорит Решетов. Пришлите срочно машину с врачом в Комитет. Да. Прошу вас.
— Не надо врача… — Лидия устремила взгляд на Решетова. — Это слабость от потери крови… Вы не употребляли воду при тушении пожара? — вдруг вспомнила она. Ее измученное, исхудавшее лицо исказила тревога.
— Нет. «Друг», напомнивший мне героев книг моею детства, предупредил нас об этом, — с улыбкой ответил Решетов. — Но его несколько опередил наш специализированный институт…
— Прошу вас… очень… — с трудом говорила Лидия, — пошлите в Приморск к профессору Якименко домой… Там, в беседке, голубая корзина с цветами…
Налив в стакан воды, Вергизов подошел к Лидии и заставил ее отхлебнуть несколько глотков.
— В корзине этой, — продолжала с усилием Лидия, — излучатель… очень опасный для жизни.
Решетов и Вергизов переглянулись, затем полковник поднялся и снял холст с аппарата.
— Он также обезврежен и, как видите, уже здесь.
— Как?.. Он не мог оказаться здесь… Это ошибка!..
— Ошибки нет никакой. Обезврежен и доставлен сюда нашим сотрудником.
Несколько минут Лидия сидела молча, будто собираясь с мыслями. В кабинете наступила тишина, нарушаемая лишь тиканием стенных часов. Вдруг, как бы, мнив что-то, она взяла лежавший рядом портфель, встала из него бумаги и протянула их Решетову вместе с портфелем.
— Что это? — спросил он.
— Думаю, эти документы представят интерес для советской разведки.
— Как они оказались у вас?
— Портфель принадлежит господину Гоулену… точнее, принадлежал, — ее губы искривились в злорадной улыбке. — По рассеянности он позабыл его в моей машине…
Решетов видел, что Белгородова крепится из послед, них сил. Он взглянул на часы — вот-вот должна прибыть машина с врачом.
Полковник придвинул к себе папку. Костяной фермуар охватывал ее вокруг. Расстегнув его, Решетов извлек оттуда листок бумаги, густо исписанный какими-то цифрами и знаками.
Лидия, сделав усилие, поднялась, подошла к столу,
— Дайте, пожалуйста, бумагу и карандаш, я вам покажу ключ к шифровке.
Решетов пододвинул открытый блокнот и карандаш. Стоя, она набросала на листке какие-то знаки.
— Вот код. Может быть, расшифровать?
— Не нужно, вы слишком утомлены. Разберемся, — углубившись в бумаги, Решетов не заметил, как открылась дверь кабинета.
— Товарищ полковник, разрешите доложить! Инженер-майор Смелых прибыла с задания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45