Для любой розыскной собаки это подарок… А для вас – смерть. И потом, найти кроссовки прочнее – в полтора раза, чем „Адидас», и в два с половиной – чем „Рибок". Так что уж потерпите, леди".
Терпеть. Гнать, держать, смотреть, видеть…
«И когда бежите, ни о чем не думайте. Мысли – это тоже смерть. Выучите любую считалку и повторяйте. Без конца одно и то же. Она – ваше спасение».
Дышать, слышать, ненавидеть…
А вокруг было красиво! В другое время она бы остановилась полюбоваться – живописная каменная осыпь с островками ярко-зеленой травы, низкое раскидистое дерево, чудом прилепившееся на склоне, скала с двумя плоскими зубцами на другой стороне ущелья – будто рыцарский замок. Сейчас над главной башней взметнется флаг, опустится мост через ров, появится юный рыцарь на белом коне…
«Здравствуй, красавица. Как долго я искал тебя!» – «Разве мы знакомы?» – «Нет. Но я увидел тебя во сне и полюбил…»
Краем глаза она вдруг уловила движение – листья на дереве чуть шевельнулись, хотя ветра не было.
Черная фигура бесшумно, как паук, прыгнула сверху. Сверкнула в воздухе метательная пластина, но Аленка была готова к этому. Нырнув вниз, к самой земле, она моментально провела подсечку («Змея среди камней»). Противник сделал кульбит, пытаясь уйти от атаки. Аленка догнала его, как пантера, одним прыжком. И медленно выпрямилась, обводя глазами пространство вокруг. Второй. Должен быть второй. Мест для укрытия было навалом – рельеф словно специально был создан для того, чтобы устраивать засады. Девочка попыталась освободить сознание, активировать свое внутреннее зрение, «ва», нащупывая противника… Этому ее тоже учили, впрочем, как и тому, что опытный мастер свое «ва» может прятать, будто закрывая непроницаемым колпаком, и в ментальном контакте оно не проявится. Сзади Аленки была широкая каменистая дорога, круто спускающаяся в низину, зеленую и круглую, как тарелка. Там нельзя было спрятаться. Другое дело – нагромождение больших валунов справа и спереди – идеальное укрытие для целой группы захвата… Или для одинокого снайпера. Снаружи все выглядело вполне мирно. Ни одного звука, ни одного движения. Какая бы квалифицированная труппа ни подобралась, она бы себя выдала – скопление человеческих организмов на малой площади излучает что-то, как мощный передатчик. Ничего такого Аленка не чувствовала. Значит, стрелок…
Нет, ерунда. До ближайшего валуна метров пятнадцать – выстрел почти в упор, промахнуться может только слепой. А стрелок молчит. И того, первого, на дерево сажать не было бы смысла. Тогда… Она сообразила все правильно, но мышцы опоздали. На нее напали сзади, со стороны дороги (где же он прятался?!). Горло сдавил железный захват, колено моментально уперлось в поясницу. Аленка почувствовала, что ее заваливают назад – жестко, профессионально, безжалостно. Она с трудом поборола желание сопротивляться…
Однажды ее так же схватил Жрец. Аленка выполняла какую-то работу по дому. Странно, но это ей нравилось. И сам дом нравился – выложенный серым необработанным камнем, под выгоревшей на солнце черепичной крышей, суровый и красивый, как все горцы. От резной калитки в высоком заборе в глубину сада бежала извилистая дорожка, посыпанная красным песком. Сад выглядел совершенно запущенным, будто уголок дикой природы, но, присмотревшись, Аленка поняла, что эта запущенность тщательно продумана и выстроена умелыми руками. Каждое деревце, каждый камешек знали свое место.
Пожилой садовник рыхлил землю возле раскидистой яблони. Аленка уже была с ним знакома – тот всегда при встрече чуть приподнимал широкополую соломенную шляпу и бормотал что-то, не отрываясь от работы. Она весело поздоровалась и, громыхая пустым ведром, вприпрыжку подбежала к колодцу. Утро было замечательное – свежее и звонкое в середине лета, цвела буйная зелень, и до первых следов увядания было еще далеко. И жизнь где-то там, в пыльном шумном городе, в тесной квартире, казалась странной и глупой, как игра в песочнице. Тут-то ее и схватили сзади за горло, как раз в тот момент, когда она ставила ведерко на край колодца."
Она судорожно забилась, пытаясь вырваться. В глазах потемнело, разум кричал от ужаса, она ждала: «Вот сейчас я умру. Меня бросят в этот самый колодец с ледяной водой, и даже если я сразу не задохнусь, холод меня скрутит и я пойду на дно – сроду не найдут». Она еще попробовала ударить своего противника ногой и достать локтем. Оба удара достигли цели, но Аленке показалось, что она бьет каменную стену. Тело ее напряглось в последний раз – и тут ее отпустили. Аленка села на землю и с трудом произнесла:
– Вы не садовник.
Жрец улыбнулся и снял шляпу:
– У садовника сегодня выходной.
– Зачем вы меня так напугали?
– Лучше уж я, чем кто-то еще.
Он скрестил ноги по-турецки и присел рядом с ней:
– Вообще-то в школе с тобой неплохо поработали. Удар резкий, концентрированный… Для спорта – очень даже прилично. Только ведь жизнь – не спорт. Это война. Здесь все твое дрыгоножество гроша не стоит.
– А как же? – хмуро спросила она.
– Как же… Так сразу не объяснишь. Мужчина по своей природе крепок и тверд, как железо или дерево. А женщина… Как по-твоему, какова природа женщины?
Аленка немного поразмышляла:
– Не знаю. Наверное, наоборот, мягкая и уступчивая. Как вода!
Жрец покачал головой:
– Женщина изменчива. Она разная – может быть твердой, может быть мягкой, горячей и холодной, злой и доброй. Но нигде, ни в чем, в отличие от мужчины, она не достигает предела. В этом и состоит ее гармония.
Он легко, одним движением, встал и протянул ей руку.
– Тебе нужно научиться этому – быть разной. Твердой ты уже была – я тебя победил. Теперь попробуй обмякнуть, как старое полотенце…
Где же все-таки он прятался?
Аленка безвольно поникла в руках, будто увядший цветок. Тот, сзади (она про себя обозвала его по номеру: Второй), на миг потерял опору, и она, ощутив это, внезапно оттолкнулась ногами от земли, опрокидываясь назад. Прием был опасный, но в данном случае сработал безотказно: Второй шлепнулся на спину, как таракан, и Аленка в падении вонзила локоть ему в пах. Отдышаться бы теперь, хоть несколько секунд.
Нет. Натасканные овчарки повизгивали уже гораздо ближе – охота неотвратимо шла по пятам. Она и так потеряла много времени.
Аленка не чувствовала ни голода, ни усталости, хотя начала свой путь на рассвете, а сейчас день близился к вечеру. Погода по-прежнему стояла ясная, что ее никак не устраивало. Она прошла больше половины пути, скоро – вон там, за горкой, похожей на маковку церкви – начнется сосновый лес, и вместе с ним – вторая, главная часть представления. Говоря казенным языком – обнаружение объекта и проникновение на него. Как он конкретно выглядит, она не знала. Хижина, землянка, двухэтажный особняк на манер дачи для партийного бонзы – Жрец не собирался облегчать ей задачу. Как и те, что шли в погоне (по крайней мере, собачки были натуральные, она сама видела: с громадными клыками и незлыми глазами профессиональных убийц), и те, из засады у дерева. Возможно, если бы она могла рассуждать, то спросила бы себя: а что будет, допусти она прокол? Вдруг она не справилась бы с засадой?.. Или объект будет спрятан слишком уж хитро… Нет, этого не могло быть. Ее учили всему – в том числе и таким вещам, которые нормальному человеку в жизни вряд ли потребуются. Здесь были первоклассные инструкторы (из разговоров она поняла, что ожидается приезд Артура и Владлена, но те немного запаздывали), спецы по разным боевым единоборствам, выживанию, экстренному вождению, стрельбе… Ее и других учеников натаскивали регулярно и упорно – по двенадцать-пятнадцать часов в сутки.
Ну а все-таки, что будет?
Но Аленка об этом не думала… В данный момент она была лишена такой способности, потому что уже не была человеком в полном смысле слова. Она все больше превращалась в машину…
– Ты ничего не чувствуешь? – спросил Жрец. Они были одни в комнате, обставленной на манер японской – почти без мебели, стены обтянуты тонкой белой бумагой и прочерчены крест-накрест рейками из мореного дуба. Черный потолок с толстыми балками терялся наверху, в темноте. Посреди комнаты на низкой подставке горела одинокая свечка, и Аленка, сидя на коврике, не отрываясь, завороженно смотрела на язычок пламени.
– Что я должна чувствовать?
– Перемены в себе самой.
– Честно? Чувствую. И боюсь. – Она с трудом оторвалась от свечи и повернулась к Жрецу. – Я как будто ухожу… Не знаю куда, в другой мир. Там все не так.
Бритая голова собеседника чуть качнулась.
– А как? Попробуй объяснить.
– Ну, не то чтобы совсем не так. Всё на своих местах… То есть мне не чудятся какие-нибудь замки с драконами. Но мне кажется, что я играю в игру – очень важную игру!
Она немного задумалась.
– Это как в компьютере: у тебя есть задание, и нужно набрать побольше очков. Можно здорово увлечься – все кругом исчезает, только ты и экран. Я-то думала, наркотики действуют по-другому… Что, вы удивились?
Жрец спокойно выдержал ее взгляд.
– Я знаю, вы мне подсыпаете что-то в еду. Разве нет? Только не врите.
– Я разве врал тебе когда-нибудь?
– Нет, но…
– Это не наркотик. И не гормон, и не витамин. – Он помолчал, перебирая в руках деревянные четки. – Наркоман – это, видишь ли, совершенно неуправляемый человек… А с другой стороны – самый послушный. Послушнее овечки. Прикажи ему выпрыгнуть из окна, он выпрыгнет. Наркотик дает забвение. Гормон – иллюзию необычайной силы, но за нее потом приходится расплачиваться. А я позволяю тебе открыть в себе самой собственное могущество – не обман, заметь, не иллюзию, а то, что скрыто в человеке на самом деле.
– Тогда почему мне страшно?
– Потому что это вообще в человеческой природе: бояться всего необычного. Ты еще не привыкла к тому, что у тебя в руках…
Голос звучал мягко и успокаивающе. «Может, и правда нет тут ничего ужасного, – думала Аленка. – Я-то вообразила себе, что превращаюсь в этакого монстра. А тот дебил с золотыми зубами, который затащил меня в туалет? Его я, пожалуй, убила бы, элегантно и чисто – мальчишка-портье помешал. Свидетель».
Она тряхнула головой. Да ну. Самооборона есть самооборона… И потом, не убила же…
Сосновый лес сменился лиственным. Он принял ее как свою, как плоть от плоти, позволив совершенно раствориться в зарослях. К тому времени солнце уже наполовину скрылось за дальними верхушками, окрасив их в мягкие оранжевые тона. На секунду Аленка позавидовала спецназовцам (видела недавно в кино), которые прятались в джунглях и становились невидимыми благодаря камуфляжам-"лохмашкам". Ей такой роскоши никто не собирался предоставлять, инструктор только хмыкнул: обходись, мол, подручным (подножным) материалом.
Легкая курточка была двусторонняя: с «лица» – бежевая, с надписью «Пума» и маленьким изображением распластанной в прыжке кошки, а с изнанки – матово-черная, почти полностью поглощающая свет. Не «лохмашка», конечно, тем более не «хамелеон», но и то хлеб. Вообще-то хоть ее и учили пользоваться всеми новомодными штучками из арсеналов секретных подразделений, но особо внимания не заостряли. «Ты должна выглядеть совершенно обычно, – говорил ей Жрец. – Причем не только с первого взгляда, но и со второго, и с третьего. Никаких кинжалов в волосах, арбалетов в рукаве, стреляющих ручек и тому подобного. Только то, что всегда под рукой. Запомни: тебя могут обыскать с ног до головы, раздеть донага, ощупать каждый шов в одежде и обуви… И ни одна ниточка, ни одна крошка в кармане не должны привлечь внимания».
Аленка присела под маленькой, чуть выше ее роста, елкой и вытащила косметичку. Глядя в зеркальце, нарисовала черным карандашом широкие полосы от переносицы к ушам, вывернула куртку черной стороной вверх. Надела капюшон. И ее сознание вмиг будто перевернулось. Она ступила на вражескую территорию…
"Дорогие папа и мама! Привет!
Я уже по вам соскучилась, хотя мне здесь нравится. Отдыхать хорошо, природа тут просто обалдеть! Ягоды – вот такие, с кулак. И виноград, и яблоки, и молоко… Я теперь, наверно, на молоко из нашего гастронома даже издалека не посмотрю. Здесь оно – как сметана, из кружки выливаться не хочет. Дождь был всего один раз, нас воспитатели тут же разогнали по палаткам, но он полчаса покапал и прошел, и мы побежали загорать. Приеду – вы меня не узнаете, я стала черная, как Женуария из „Рабыни Изауры". И такая же толстая, по-моему. Джинсы уже не ношу, на пузе не сходятся…
Кормят нормально, три раза в день, и еще полдник. Я все съедаю, от чего прихожу в ужас. Но ничего, приеду домой и сразу сяду на диету, а то Валерка больше и не взглянет.
Как там папке отдыхается в санатории? Надеюсь, хорошо. Ну вот и все, зовут на ужин. С коммунистическим салютом!
Ваша дочь Алена.
P. S. Большой привет дяде Георгию".
– Ты погоди, погоди… Давай спокойно, с самого начала.
«Хотя что я говорю? – подумал Игорь Иванович и вытер со лба капли пота. – Как тут можно остаться спокойным…» Валерка, кажется, все же попытался взять себя в руки. По крайней мере, его голос теперь дрожал немного меньше.
– Алена мне оставила адрес… Ну, где она будет отдыхать. Специально, чтобы я ее навестил, когда приеду и устроюсь.
«Устраивался» он дольше, чем ожидал. Рабочие руки требовались, и их стройотряд встречали вроде бы приветливо, но потом оказывалось, что денег нет, платить нечем, договор не составлен и не утвержден, условий для проживания ни малейших. А вскоре объявлялись вдруг откуда-то, как из-под земли, местные носатые «старатели» в больших кепках, для которых моментально находилось абсолютно все, или другие, без кепок, небритые, с потухшими глазами бездомной собаки, что были готовы работать чуть ли не за просто так, за краюшку хлеба и брезентовый полог над головой. В конце концов студенты все же сумели найти работу и пристанище без малейшего следа удобств. Денег, которые им предлагали, едва хватило бы, чтобы возместить затраты на дорогу, и командир весь день просидел за столом переговоров, представляющим из себя длинный узкий ящик из-под апельсинов в грязном строительном вагончике на колесах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54