— Я обожаю тебя, — сказал так же тихо Серебряков, — до завтра.— До завтра, — попрощалась Наташа.Виталий взял куртку, оделся, и, сказав:— Всего хорошего. — Вышел за дверь.— Ну, давай, выкладывай, — с нетерпением заговорила Аня, как только шаги Серебрякова стихли вдалеке.Она потянула подругу за руку и усадила рядом с собой на кровати.— Какая ты нетерпеливая, — сказала Наташа.— Госпожа Торцова, — возмутилась ее подруга, — ты по моему предложению пригласила его сюда, соблазнила, а теперь еще и скрываешь подробности. Так не хорошо.— Ладно тебе. Ты сама знаешь, как всё было.Аня заговорщецки подмигнула и, улыбнувшись, спросила:— Вы без конца целовались, да?— Да, ладно, слушай, — Наташа откинулась на подушки и, переживая все во второй раз, стала рассказывать.Аня, выслушав подругу, воскликнула:— Вот это да? И это он тебе сказал?— Конечно. А ты думаешь, я придумала?— Смотри, я начинаю завидовать. Куда же смотрели мои глаза, когда вот здесь был он? А? Надо было отбить его у тебя.— Ты смотри! — Пригрозила пальцем Наташа. — Я теперь его не отпущу.— Он сам от тебя никуда не денется. Вон, какие слова говорил! Любит, любит!Наташа обняла подругу.— Анька! большое спасибо тебе за совет.— Ну что ты, — сказала Аня, — такая любовь разве может так просто угаснуть? Надеюсь, ты тоже в долгу не останешься.Глубоко вздохнув, Наташа ответила:— Я вдруг почувствовала, что люблю его.— Ты правишь в его сердце безраздельно, — Аня тоже вздохнула. — Эх, вот бы и мне найти такого человека.Ее подруга отодвинулась, заглянула в глаза, легонько сжала ее плече и произнесла:— Найдешь, я не сомневаюсь. Где-то живет он и ждет тебя.— Надеюсь, так оно и будет. Глава XVIIPRIMUS Primus : первый (лат.)

Здесь ангелы выясняют отношения… Земля! для того ли ты создана? Резцов клевал носом. Лучший патологоанатом Самары только что завершил вскрытие недавно прибывшего трупа. Этот труп был немногим раньше украден, а теперь его вновь привезли. Ничего нового в трупе не обнаружилось. Каким образом тот начал ходить, оставалось загадкой. Еще три трупа предстояло вскрыть. Смерть более или менее была налицо: один застрелен, другой зарезан, третий задушен. Всё в порядке. Только оставался один вопрос: откуда столько смертей? Следователи буквально сходят с ума. Еле сдерживается информация от прессы. Но журналисты, бог знает, какими путями, достают сведения. Хотя, впрочем, здесь мало чего удивительного. Журналистская братия вполне способна войти в Ад и выйти оттуда, если им нужна будет сенсация. Вот такие мысли одолевали патологоанатома. Он, чтобы не заснуть, глотал кофе, и постоянно затягивался сигарой. Сигареты уже не брали; не хватало никотина. А когда привезли того обескровленного студента, Резцов перешел на сигары. «Дурак тот, кто думает, что можно привыкнуть к смерти. Мне уже сорок восемь лет, двадцать пять из них режу трупы. Страдаю бессонницей и курю уже двадцать четыре года. Заработаю в скором времени рак легких. Что меня ожидает? Смерть. Она, она самая. — Резцов протер глаза. — Умирать в мучениях, — вот какая смерть придет. Что же, я-то получу эксклюзивное право умереть спокойно за счет морфия. Роковая доза, и всё».Пискнули часы на руке. Резцов взглянул на запястье и произнес:— Так-с, девять вечера. Поздновато, а работы еще не початый край.Раздался звук шагов в соседней комнате. «Лешка возвращается. Делать ему нечего. Шел бы домой. Чего тут мешается? Сам до утра управлюсь», — подумал Резцов и отхлебнул кофе.Вошел молодой человек, лет этак двадцати пяти. Он посмотрел на Резцова. Сказал:— Михалыч, я тебе больше не нужен?Михалыч затянулся, выпустил дым изо рта и лишь потом ответил:— Нет. Сам управлюсь.— Отпускаешь?— Иди. Только мешаться будешь. Кстати, завтра — в полдень.— Приду. — Парень вышел.Секунду спустя Сергей Михайлович услышал, как за ним захлопнулась дверь, щелкнул английский замок, а через несколько секунд снег прохрустел под ногами Алексея, — он прошел под окнами морга.— Ох уж эти практиканты, — проворчал Резцов. — То готовы всю ночь проторчать здесь, то сами домой просятся.Рядом кто-то чихнул. Сергей Михайлович даже подпрыгнул. И испугался собственных мыслей: «Не могут чихать покойники».— Ну, не совсем, — раздалось рядом. Вслед за сим послышалась подозрительная возня.Резцов выпучил глаза и стал испуганно озираться. Но, кроме него, в помещении никого не было. Тем не менее, всё явственней слышалась возня и чье-то сопение. Сергей Михайлович взял со стола скальпель.— Что вы, как будто вас по голове обухом ударили. Не следует быть таким нервным.Сергей Михайлович решил, что сходит с ума.— Вот и всё, приплыли, — сказал он любимую фразу, вслед за нею добавил несколько непечатных слов и завершил так: — Психушка, добрый вечер!И вот тут случилось такое, во что Сергей Михайлович после с трудом верил. Прямо из воздуха соткался препоганого вида субъект. Субъект обладал бородкой цвета свежей ржавчины и такими же усами. Облачен он был в пальто, к зиме никакого отношения не имевшим. Кроме того, личность держала в правой руке носовой платок, сильно смахивавший из-за множества мелких дырочек и сомнительной чистоты на тряпку. Этим поганым куском материи человек вытирал нос.Резцов остолбенел, скальпель звякнул у ног. А Козлов (ибо это был он) окинул взглядом помещение, после посмотрел на Сергея Михайловича, сощурив оба глаза, как будто был близорук, и произнес отвратительным голосом, скрипящим, как не смазанная петля:— Не пугайтесь, мосье. Я только завершу одно дельце и свалю, не извольте беспокоить свои расшатанные нервы.Едва найдя в себе силы, Михалыч ответил на это:— Кто вы?И от страха икнул.— Вопрос хорош! Ипполит я Ипатьевич, — сказал Козлов. — Ясно? Надеюсь, он здесь. Я два с лишним часа потерял, чтобы узнать, куда его доставят.— О ком вы говорите? — Немного пришедший в себя Резцов сказал это почти шепотом.— О трупе, конечно, о ком же еще? Чрезвычайно нервный вы человек, господин патологоанатом.Зубы Резцова клацнули.— Труп с ножевым ранением в левом боку, Свинцов Николай Иванович. Есть такой? — С этими словами Козлов стал подходить к Сергею Михайловичу.Тот что угодно бы сказал, лишь бы Ипполит убрался из морга.— Да, он в холодильнике.— Вот и ладненько, — Ипполит явно обрадовался. — Тащите его сюда.— Хорошо, — сказал Резцов и нетвердой поступью направился в холодильник.— Но смотри! — крикнул Козлов (Резцов остановился). — Попробуй обмануть, — и твоя участь будет не лучшей!Козлова рот растянулся в улыбке, открыв взору патологоанатома четыре белейших острых клыка. Резцову показалось, что его затылок сдавили хладные пальцы. В голове пронеслось: «Да неужели?» Резцов замялся.— Ну? — спросил Козлов и сделал шаг в сторону Сергея Михайловича.Сергей Михайлович поторопился выйти. Козлов осмотрелся, взял упакованную в полиэтиленовый пакет сигару, порвал пакет и закурил. Но долго наслаждаться ему не пришлось — на еле двигающихся ногах вошел Резцов, волоча за собою операционный стол. Стол был пуст, только скомканная покрытая красными пятнами простыня валялась на нем. Сигара полетела из уст Ипполита метеоритом на пол.— Где он?! — буквально взревел бородатый.Видимо большего патологоанатом не мог вынести и повалился рядом со столом.Не успел Ипполит двинутся к Резцову, как из соседней комнаты донеслось:— Не ори так, инфаркт заработаешь.Ипполит остановился. Голос он узнал, но боялся ошибиться. Наконец в проеме двери показалась спина человека среднего роста с коротко стриженными волосами. Человек был облачен в медицинский халат и тянул за собой тележку с окровавленным телом. Вошедший повернулся, и Ипполит Ипатьевич Козлов встретился лицом к лицу с давним, почти забытым врагом. Перед ним стоял знакомый нам майор милиции, следователь Иван Анатольевич Гребенцов.— Филипп ван Фред, насколько я понимаю? — Козлов явно был заинтригован.— Нет, его тень, и тень эта работает в милиции. Гребенцов — моя фамилия, — сказал вошедший. — Кстати, какого черта Виконт убил Островского? Этого-то я понимаю, — он указал на труп, — но вот лаборант... Или я что-то упустил из виду?Козлов ошарашено уставился на Ивана.— Погоди… — начал было он, но сам себя перебил и заговорил с другими интонациями: — Ты же почти что достал меня тогда. Не помнишь?— Как же, забудешь тут. Не прошло и двухсот лет. Я до сих пор помню всё до мельчайших деталей.— И как тебя угораздило стать следователем? — Козлов почесал бороду. — Ты же ведь специализировался на адвокатской деятельности, или вернее на ее зачатках.— Ну-с, сия история слишком длинна, а у нас еще дел по горло, — отмахнулся следователь, нагнувшись над столом. — И вот еще что. Ты, как я понимаю, не один в городе.— Естественно, — ответил Козлов, — я всегда следую за своим господином.— Уж и господина ты себе нашел.— Не советую, — начал было Ипполит, но рядом что-то хлопнуло, как в ладоши. В воздухе возле стола появилась светящаяся голубым светом струна. Она начиналась от пола и заканчивалась немногим ниже роста Козлова.— Ой, — сказал Иван и поклонился струне.Струна расширилась и превратилась в испускающий синий свет силуэт человека. Человек был на голову выше Ипполита, но ниже дюйма на три Ивана.Зубы Ипполита клацнули, нижняя челюсть отвалилась. Он, как ему казалось, понял, кто перед ним, но сомневался. Только лишь когда человек прекратил светиться, Козлов убедился в верности своих подозрений.Перед приспешником Сатаны и следователем стоял молодой господин, одетый в белую с золотой вышивкой рясу. Черные волосы его были зачесаны назад и перехвачены блестящей золотом бечевой. Орлиный нос, голубые глаза, бледные губы, жидкие брови, бледное, почти белое, лицо, — все это отнюдь не притягивало. Тем не менее, Иван посчитал своим долгом поклониться еще раз.— Primus собственной персоной, — сказал Козлов.Человек сверкнул глазами и презрительно окинул взглядом фигуру бородатого. Произнес приятным голосом:— Чего это Люцифер сюда приперся?Козлова передернуло, он ответил:— Мир нуждается в исправлении, Первый. Вот-с мы и здесь.— Я не ослышался, — все так же презрительно говорил человек, — Леонард пытается избавить мир от собственных деяний? Шибко его прижало, раз он пошел вдруг на попятную. Видимо, долго я отсутствовал, раз произошли столь разительные перемены. Чего это с ним случилось?В разговор вмешался Иван:— Позвольте объяснить. Вот этот, — Иван указал на обезглавленное тело, лежащее на столе, — его рук дело. Правда, голову отсек я.— Кстати, именно из-за Осиела я сюда и пожаловал, — сообщил прибывший. — Но вы меня опередили. Должен всё же поблагодарить тебя, Ипполит, — ты избавил мир от первого отражения Осиела.Козлов вытаращил глаза.— От первого? — Ипполит всё еще никак не мог понять, — Я подозревал что-то в этом роде. Легко он мне дался.— Вот так, — вывел Примус. — Он нашел способ иметь свои отражения во всех мирах. И отражения, вернее, копии способны ко вполне самостоятельному существованию, хотя не слишком блещут сообразительностью и ловкостью. Эта гроза зимой, которая привела в экстаз весь город, есть материальное отражение того всплеска энергии, который произошел благодаря тебе. — Он кивнул Ипполиту. — Но сила, созданная твоим хозяином, страшна и непредсказуема, а посему процесс, который миллионы лет назад он начал, остановить практически невозможно.Козлов виновато окинул взглядом Примуса и Ивана и попрощался:— До свидания, Первый, до свидания, Гребенцов.— До свидания, Ипполит, — произнес Примус. — И передай Леонарду и Гебриелу, что Секстус Sextus : шестой (лат.)

и Септимус Septimus : седьмой (лат.)

погибли от руки Осиела. Хотя я уверен, что он об этом знает. Хаос прогрессирует. Хотелось бы, чтобы Люцифер встал на нашу сторону, а не занимался самодеятельностью. Такой ум просто обязан служить Абсолютной Истине, а не Абсолютному Эгоизму. Правда, слово держит его крепче любых оков. Но, как я вижу, Леонард свернул с этого пути.— Он не свернул, — ответил Козлов, — а повернул обратно. Он понял, что есть Абсолютная Истина.— Ты, как всегда, заблуждаешься, — вступил в разговор Иван. — Он не понял этого. Просто то броуновское движение, созданное им, нарушает равновесие его же собственных законов, тоже им созданных, по которым он обязан существовать, дабы не погибнуть. Его на этот шаг толкнул опять же собственный эгоизм; он боится уничтожения своего мира.— Всё это верно, — сказал молодой пришелец. — Хаос — созидательная, но страшная сила. Она способна создавать бесчисленное множество миров, объектов и существ, и каждое создание ново и оригинально. Однако сия сила разрушительна для уже созданного, так как использует она в качестве строительного материала существующие миры. Хаос превратился теперь в самостоятельную силу. Но любая сила подчиняется другой, большей силе. Осиел разбил семерку, и ее следует создать заново.— Я передам графу это. Всего хорошего, господа, — произнес Козлов и пропал.Иван подошел к лежащему в обмороке Сергею Михайловичу и произнес:— Шибко он напугался. Где-то здесь должен быть нашатырь.Примус подошел к стеклянному шкафчику, на полке которого стоял пузырек с нашатырным спиртом.Резцова подняли и посадили за стол. Прежде чем Сергей Михайлович пришел в сознание, Примус сказал Ивану:— Веди свое расследование. Когда тебе будут наступать на пятки, я тебя заберу. Осиел вернется еще раз. Теперь ему придется воплотиться здесь полностью. Нужный обряд ты совершил. Так, кажется все. Я покидаю тебя. Требуется найти кого-то на роль Шестого и Седьмого. Еще прорва работы.Голубой сияющий вихрь закружился вокруг Примуса. Некоторое время Иван видел Первого, а потом тот пропал, вызвав небольшое колебание воздуха. С плеч Гребенцова пропал белый халат, Иван остался в зимнем пальто.Сергей Михайлович открыл глаза, когда Иван Анатольевич поднес к его носу пузырек с вонючей жидкостью.— О, черт! — Это были первые слова Резцова после пробуждения.— Извините, — сказал Иван Анатольевич, — за вторжение. Но я звонил, а никто не открывал.— Что это было?— Что было? — спросил Гребенцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42