Он не так уже воспринимал бы наши отношения. Конечно не оставил, не смог бы, но уже всё было бы не так».— Как люблю тебя! — воскликнул он. — Это чувство было так восхитительно, когда я обнаружил его в своем сердце. Но я боялся потерять ту малую надежду, что теплилась в душе, и поэтому не говорил. Хотя теперь понимаю — актер из меня никудышный. Моя любовь безгранична, она поглощает меня с головой. А теперь я счастливее, ведь ты любишь, ты тоже любишь! Какой я слепец! Не мог понять очевидных вещей. Прости.Девушка прижалась к нему.— Какой ты нежный, — произнесла она.— Я твой, — говорил он, целуя ее длани. — Краски мира стали еще ярче. И пусть день этот станет началом нового. Провидение даровало мне возможность ощутить на себе любовь, оно отдает мое ego Ego : я (лат.)

в твои руки. Всецело теперь я принадлежу тебе.Виталий обнимал ее прекрасный стан, и, казалось, что нежность, переполняющая сердце, вот-вот разорвет его на куски, прорвавшись наружу.Наташа почувствовала, что плачет. Слезы текли по ее щекам. Она ничего не могла с этим поделать. «Господи, он любит! А я до сих пор не могу понять, что к нему чувствую. Никогда он не должен понять этого. Никогда!»Тут новая, более сильная волна нежности накатила на Виталия. И такова уж сила сего прекрасного чувства. Оно не оставляет нам ни малейшей части нашего я, заставляя отдавать себя без остатка. Сердце, где властвует любовь, способно только лишь на самое прекрасное. И та душа, что не испытала сие ощущения, не способна понять цель мироздания. Любовь всепоглощающа, бесконечна, прекрасна. И горе тому, кто скажет иное! Душа, открывшая в себе это чувство, стоит на златой дороге в прекрасный сад. Она уже на полпути к раю.— Стою я пред тобойВ безмолвном восхищеньи,И жар лучистых глазМеня сжигает вновь,Я поражён стрелой,Охвачен тем стремленьем,Что вдохновляет насИ согревает кровь.Тебя я полюбил,Любовь — лишь только слово,Глаголом чувство яНе в силах передать.Как без тебя я жил? —Спрошу себя я снова,Как жил я без тебя?Не знаю, что сказать.От глаз лучистых взорЯ отвести не в силах,Твой незабвенный ликЗажёг огонь любви.Он мыслям дал простор,Он вдохновил. И Лира,Расправив крылья вмиг,Прибавила мне сил,Опять скользит перо,Опять душа ликуетИ, окрыляя мысль,Опять зажжет свечу,Я ждал тебя давно,Я ждал любовь такую.На крыльях Музы ввысьВ восторге я лечу.Любовью окрылён,Я говорю стихами,Я воздаю хвалуТвоим большим очам.Спасен! спасен! спасенПрекрасными глазами!Искру в себе несу.В душе горит свеча.Горит, а воск течетИ, в строфы превращаясь,Божественной строкойБлагословляет свет.Душа... Душа поет!Любовь границ не знает,Слова текут рекой,Любви предела нет!Виталий говорил, он не мог оторвать своих глаз от чудных глаз Наташи. И ей казалось в этот момент — прекраснее человека нет и никогда не было. Все страхи пропали из ее души, которая впитывала в себя то счастье, что сочилось из глаз Виталия. Как умирающий от жажды в пустыне пьет воду из хладного источника, нашедши наконец оазис, сокрывший его от палящих лучей безжалостного солнца, так и эти два юных сердца упивались любовью друг друга.Она попросила почитать что-нибудь еще и положила голову на его грудь, чувствуя, как та содрогается от голоса, и слушая частые удары его истомленного любовью сердца. «Может быть, я еще не люблю, но я счастлива оттого, что он любит меня. Я должна вознаградить его за эти чувства ко мне. Я просто обязана это сделать».Он целовал ее, она была счастлива. Любовь уносила их в запределье, где нет места равнодушному миру. Безграничное чувство волшебного полета овладело ими и возносило всё выше и выше, туда, откуда начинается счастье.И лишь стук в дверь заставил их вернуться на грешную землю. Как столь сильно напугавший их гром прозвучал он.Наташа открыла; вошла Аня. Она тут же оценила обстановку. Одного взгляда на Виталия было достаточно, — он покраснел, — чтобы понять, чем всё кончилось.— У-у, я вижу — у вас всё тип-топ, — произнесла она весело.Девушка принесла с собой запах зимы. Шуба ее была вся в блестках снега.— Что там твориться? — спросил смущенный Виталий ради того лишь, чтобы хоть что-то сказать.— Тут недалеко убийство произошло, — ответила Аня, расстегивая шубу. Виталий помог ее снять и повесить на вешалку.Девушка сняла сапоги и продолжила, не замечая, что ее рассказ весьма заинтересовал парня:— Я лишь видела, как грузили человека в «Скорую». Он истекал кровью. Лицо бледное. На щеке — шрам (Виталий шумно с облегчением вздохнул). Кругом — милиция, народ. Говорят, он задушил какую-то бабку и тут же сам скончался. Меня чуть не вырвало.Наташа заметила изменения, произошедшие с Серебряковым, но ничего не сказала.— Думаю, это тот маньяк, что убивал людей, — добавила Аня, а потом, посмотрев на влюбленных, объявила: — Самое время для чая. Будем пить чай.Взяла чайник, вышла из комнаты, бросив на ходу:— Я оч-чень скоро вернусь.— Будем пить чай. — Засмеялась Наташа, протягивая руки и прижимаясь к Виталию.— Будем, — шепнул Серебряков, затворив дверь. Он вновь обнял любимую. Их губы опять слились в долгом жадном поцелуе, который мог бы длиться целую вечность, если б не вернулась Аня, толкнувшая Виталия дверью.— Вы прямо какие-то неистовые, — проговорила она.Наташа слегка покраснела, сказала в ответ с улыбкой:— Могла бы и промолчать. * * * Козлов сидел напротив Виконта за столом в зале квартиры № 49 и рассказывал. Леонард, слушавший Ипполита, все пил из хрустального бокала, заедая вино мясом. Руки Гебриела листали толстую книгу. Казалось, что все заняты отнюдь не новостями Ипполита, но то могло показаться лишь неопытному глазу; Граф, смотрящий в свой бокал, едва ли мог думать сейчас о чем-либо еще, как не об ипполитовых словах, барон тупо уставился в листы книги, стараясь не пропустить ни слова. Наконец, когда Козлов закончил свое повествование, граф откинулся на спинку стула. Послышался его низкий голос:— Прискорбно, что погиб невинный человек. Но, видно, на то воля Создателя.Гебриел отломил от лежавшей на столе плитки шоколада кусочек и положил в рот.— Ипполит, — сказал тут Виконт, — ты проявил завидное мужество. Не многие смогли бы сделать это.— Но, — вступил в разговор барон, — Осиел все же утянул за собой двух человек.— Да, — подтвердил Виконт, — сколько злобы в душе его, если за простую случайность человек расплачивается инфарктом.Граф нахмурил брови и заговорил:— Ненависть, проклятая ненависть к детям отца нашего, более слабым, но более богатым духовно, ни к чему не приведет, лишь пошатнется стабильность этого мира. Виконт, я хочу, чтобы ты завтра позаботился о его семье и постарался сгладить их боль.— Да, сир, — ответил де ла Вурд.— Ипполит, сегодня же найди моего сына, успокой его, а позже присмотри за трупом Свинцова, — приказал Леонард, — сдается мне, мы еще услышим о нем. Очень жаль, что ты не завершил всё до конца. Но не ты виноват. Глупость этой старухи непомерна. Надеюсь, я с нею более не столкнусь.— Хорошо, монсеньор.— Гебриел, теперь вступаешь в игру ты. Скоро состоится конфликт трех группировок. Есть много психов, способных причинять боль, убивать себе подобных. Проследи, чтобы достойные наказания понесли его. Я надеюсь на тебя.— Я выполню это, сир.Тут вошла Вельда, она несла поднос с кофе. Где в это время находился попугай, никто не знал.Почти все принялись за черный ароматный напиток. Виконт, как всегда, потягивая кофе, курил сигару, Леонард, имевший большую привязанность к дорогим напиткам, пил кофе с коньяком бог знает, какой выдержки, Гебриелу, отличавшемуся страстью к сладостям, вместо кофе Вельда принесла бокал густейшего горячего шоколада. Козлов, не особо любивший всякие причуды, как и Вельда, пил простой черный кофе без молока, смакуя вкус его.Никто не заметил, как возле канделябра на телевизоре появился малость помятый без части оперения покрытый кое-где пятнами крови Цезарь. Он с гордым видом наблюдал за компанией и заново переживал недавние события. Несколько минут назад он подрался с весьма наглым котом. И, потеряв часть перьев, всё же вышел победителем из схватки; кот, поджавши хвост, ретировался в ближайший подвал. За ним попугай, отличавшийся не малой отвагой, не последовал; из подвала несло удушающим кошачьим духом. Ясно было, что там находится логово этих хищников. И Цезарь посчитал целесообразным уйти победителем, нежели вступить в схватку и в неравной борьбе проиграть сражение.Наконец птица не выдержала и заорала таким дурным голосом, каковым можно было поднять покойника:— Какого черта! Я что, пустое место?!От этого Виконт поперхнулся кофе и сигарным дымом, а Ипполит почти полчашки вылил на себя.— Т-твою мать! — воскликнул Козлов, — коты тебе все мозги выцарапали?Вельда подняла на попугая глаза и непечатно выругалась. Де ла Вурд криво усмехнулся и запустил в нахальную птицу сигарой. Попугай не успел увернуться, свалился за телевизор. Оттуда раздалось его восклицание:— Виконт, ты явно хочешь спалить меня! Вы все с ума посходили.Потом он появился из-за телевизора, сел на ветвь канделябра. Вид его был комичен: взъерошенный, весь в пыли, он держал в одной лапе виконтов окурок, а из ноздрей его валил, как из паровоза, дым. Цезарь, распушив перья, отряхнулся, раскрыл клюв, вставил в него окурок, затянулся. Это он проделал, как заправский курильщик, так что все рассмеялись.Всем стало как-то теплее, когда попугай внес элемент юмора, что всегда ему удавалось. Вечер, малость подпорченный печальными событиями, был скрашен выходкой Цезаря.— Цезарь, — заговорил Виконт, — какой же ты забияка. Всё как-то не находишь общего языка с местной живностью.— Что ж, забияка, — согласился попугай. — Но местная живность, как ты выразился, мне пока что дружбы не предлагала. Да и нагловата она до ужаса.— Оторвут тебе хвост когда-нибудь, — вставил Ипполит.— И поделом, — добавила Вельда.— Коты обид не прощают, — сказал де ла Вурд. — И брось курить, когда с тобой разговаривают!— Ладно уж. — Попугай нахмурился, сигара пропала бесследно. — Надеюсь, мой любимый с коньячной начинкой шоколад остался, или опять вы всё съели?— Да, есть еще. — Гебриел указал на хрустальную вазу. — Специально для тебя оставили.— Благодарю вас, господин барон, — сказал с ироничной печалью попугай, — лишь только вы печетесь о несчастном Цезаре.— О! о! о! — поддразнил его де ла Вурд. — О Цезаре бедном замолвите слово! * * * Много чая было выпито. Виталий чувствовал такой покой, какой никогда еще не навещал его душу. Девушки куда-то ушли, оставив его наедине со своими мыслями. Полная тишина, воцарившаяся в коридорах общежития (что, кстати, было большой редкостью здесь), позволяла думать, не отвлекаясь на шум. Только лишь была слышна доносившаяся с третьего этажа музыка. Играла флейта. Странно было слышать эти звуки здесь, где полным полно рока и всякой так называемой «попсы». «Кажется, что покой воистину существует, — размышлял наш герой, — подумать только, — меня любит самая красивая девушка! И такое, оказывается, возможно. Я, обделенный столь долгое время женским вниманием отшельник, завоевал любовь этого прелестного существа… Какая музыка! Если мне не изменяет память, звучит композиция в исполнении Земфира „Одинокий Пастух“. Чарующие звуки. Они как никогда подходят к моему теперешнему состоянию. Грусть и покой. Кажется, мечта о покое сбывается.Из угла в пустоте послышалось чье-то чихание. А вслед за этим возле стола материализовался Ипполит. Он держал в руках огромный усыпанный маленькими дырочками платок.— Вот напасть! — в сердцах сказал появившийся, — всего-то полчаса ходьбы и я простыл. А, мосье Серебряков, вы-то вон, как держитесь.— Ты как узнал? — Виталий удивился.— Как так узнал? Вы не кашляете, не чихаете, — так и узнал, — удивился Козлов.— Нет, что я еще здесь.— Вы забываетесь, сударь. Разве вам не известно, кто я?— Да, да, это мне известно. Ну-с, рассказывай.Ипполит запихал платок в боковой карман пальто, почесал свою бороду, придав той ужасающий вид, потом ответил:— Особо рассказывать нечего, Я зарезал Свинцова, и делу конец. Правда, — и это меня смущает, — он в зарезанном виде убил одну ненормальную, после упал замертво.— Так что же тебя смущает? Свинцов мертв, и дело с концом? — спросил Серебряков, улыбнувшись. Козлов шумно вздохнул.— Так-то оно так, только ведь господин Свинцов не человек, но ангел. А у них, как известно, весьма живучая натура. Я не успел докончить дело. Требовалось разрушить его сердце и отделить голову, а мне помешали.— И гроза — ваше дело? — вновь спросил Виталий.— Нет, дорогой мой, ты забываешь, что там, по ту сторону, тоже идет война. Гроза — это лишь отражение ее. Чисто научное и вполне объяснимое явление, как сказали бы ученые мужи. Но сие явление берет начало в запределье, где рождается борьбою братьев господина, ищущими потерянный рай. И огонь этой борьбы еще запылает на Земле, тогда и наступит Апокалипсис.— А Виконт? — поспешил прервать тираду Козлова Виталий.— Он жив. Он не принимал участие в битве. Дело в том, что мы тоже люди, хотя волею провидения погибшие и воскресшие. И наши мысли читаемы. Чем нас больше, тем легче докопаться до сущности каждого. Массовая психическая атака, если даже она бессознательна, может изменить многое. Ненависть множества людей к бывшим руководителям страны Советов сделала свое дело, — почти никто из них не был здоровым в момент смерти. Так что, дорогой друг, мы куда уязвимее вместе, нежели поодиночке. Парадокс!Тут Козлов что-то услышал и выглянул за дверь.— Они возвращаются. Мне надобно удалиться. Да, вот еще, совсем из головы вылетело. Вас господин просил сегодня заглянуть на огонек. Ну-с, adios. — И слуга Сатаны пропал, вызвав движение воздуха.Вошла Наташа с подругой.— Я должен идти, — сказал Серебряков.— Что так скоро? — Улыбнулась Аня.— Время уже позднее, да и вам пора отдыхать. Виталий подошел к Наташе, она косо посмотрела на подругу. Та засмеялась:— Да не стесняйтесь, мне же всё известно.Серебряков наклонился и поцеловал губы Наташи. Она опять прижалась к нему.— Мы всегда будем вместе, — прошептала она, — я люблю тебя, Виталька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42