Ты помнишь?
Это ошеломило Лхатена. Он знал доктор Кормака. И несколько раз был его пациентом. Доктор ему нравился.
— Не волнуйтесь, сахиб. Я выведу вас отсюда. Но куда вы пойдете?
Кристофер заколебался. Он не был уверен, что мальчику можно доверять. Но сейчас он остался один. В Лондоне никто не станет за него поручаться. В Дели никто не станет вмешиваться. Ему очень нужна была помощь мальчика.
— Лхатен, — начал он, зная, что рискует. — Я хочу покинуть Калимпонг. Мне нужно выбраться из Индии.
— Конечно, вы не можете оставаться в Индии. Куда вы хотите отправиться?
Кристофер снова заколебался. Если полиция допросит мальчика...
— Вы можете доверять мне, сахиб.
Что ему предложить? Деньги?
— Если тебе нужны деньги...
— Пожалуйста! — по лицу мальчика скользнула гримаса боли. — Мне не нужны деньги. Я хочу помочь вам, это все. Куда вы хотите отправиться?
Кристофер осознал, что теряет время. Полиция могла в любой момент вернуться в комнату, чтобы еще раз порыться в его вещах. Он решил, что именно полиция обыскала комнату накануне его появления.
— Я хочу пройти через перевал Себу-Ла, — тихо ответил он. — Мне нужно попасть в Тибет. Я хочу уйти сегодня вечером, если это возможно.
Лхатен с недоверием посмотрел на него. У него был такой вид, словно Кристофер выразил желание отправиться на Луну.
— Наверное, вы хотели сказать Натху-Ла, сахиб. Перевал Себу-Ла закрыт. И будет закрыт всю зиму. А если погода изменится, закроется даже Натху-Ла и другие перевалы.
— Нет, я имел в виду Себу-Ла. Я хотел пройти по долине Тиста мимо Лачена, а затем через перевалы. Мне нужен проводник. Человек, который знает этот маршрут.
— Наверное, вы плохо чувствуете себя, сахиб. Этот удар, который вы получили вчера вечером... И сегодня...
— Черт побери, я знаю, что говорю! — рявкнул Кристофер.
— Да. Извините, сахиб.
— Все в порядке. Извини, что накричал на тебя, Лхатен. Должно быть, мои слова звучали несколько сумасшедше, да?
Мальчик ухмыльнулся:
— Думаю, что да.
— Хорошо, ты знаешь кого-нибудь, кто оказался бы настолько глуп, чтобы провести меня этим маршрутом? Мне не нужно, чтобы он шел со мной дальше. Мне нужно только, чтобы он довел меня до Себу-Ла. Я хорошо заплачу.
— Да, знаю.
— Прекрасно. Ты сможешь привести его сюда, чтобы никто не заметил?
Лхатен снова ухмыльнулся.
— С легкостью.
Кристофер встал. У него закружилась голова.
— Тогда иди.
— В этом нет необходимости, сахиб, ваш гид уже здесь. Я могу довести вас до Себу-Ла. Наверное, я тоже немного сумасшедший.
Кристофер снова сел. Он чувствовал, что мальчик раздражает его, хотя и знал, что неправ.
— Черт побери, ты неправ. Я иду не на пикник. Я пытаюсь добраться до Тибета, и мне не надо, чтобы меня искали в Гималаях. Главная цель путешествия — добраться туда целым и невредимым. Мне нужен настоящий проводник, а не гостиничная прислуга.
На лице Лхатена появилось такое выражение, словно Кристофер дал ему пощечину.
— Извини, если... — начал было Кристофер, но Лхатен оборвал его.
— Я не прислуга. Мне восемнадцать лет. И я настоящий проводник. Мои родители — шерпы. Мы знаем горы так же хорошо, как крестьяне знают свои поля. Я много раз проходил через Себу-Ла вместе с отцом.
— Зимой?
Мальчик опустил голову.
— Нет, — ответил он. — Не зимой. Никто не ходит через этот перевал зимой. Никто.
— Я собираюсь пройти через него зимой, Лхатен.
— Без моей помощи, сахиб, вы даже не дойдете до первого перевала.
Лхатен был прав. В такую погоду Кристоферу нужно было нечто большее, чем везение и его собственный ограниченный опыт, для того чтобы отыскать Себу-Ла и преодолеть его. Сейчас он даже не задумывался над тем, что будет делать, когда окажется на перевале. Одно он знал наверняка: он не мог идти через долину Чумби к перевалы, которыми пользовались остальные. Там повсюду были часовые. Все караваны и отдельные путешественники останавливались и строго досматривались. В случае везения его бы просто отправили обратно. Но, скорее всего, навещавший его монах и его люди будут ждать его там — и монах не скрывал, что его друзья способны причинить ему вред.
— Зачем тебе рисковать собственной шкурой и отправляться в такое путешествие, Лхатен? — поинтересовался Кристофер.
Мальчик пожал плечами.
— Это моя третья зима в этой гостинице, сахиб. По-вашему, сколько зим вы могли бы здесь провести?
Кристофер оглядел комнату, убогую обстановку, спящую на стене ящерицу.
— Ты не боишься отправляться в путешествие в такую погоду?
Лхатен ухмыльнулся, а затем лицо его приняло необычайно серьезное выражение.
— Очень боюсь.
Это решило дело. Кристофер решил взять мальчика с собой. В этом путешествии ему совсем не нужен был проводник, который не знаком с чувством страха.
Глава 18
Они сбились с пути. Вот уже два дня они сражались со снегом и ветром, но не могли найти чортен, который, по словам Тобчена, показывал вход в долину Гхаролинг. Они потеряли пони. Днем раньше пони упал в глубокую расщелину, унося с собой остатки их провизии. Он не мог забыть звуки, издаваемые умирающим животным, оказавшимся в ловушке, из которой не было выхода, кричащим от боли; в царившей тишине звуки эти преследовали их даже на большом расстоянии.
Старик слабел на глазах. Он терял не только физические, но и душевные силы. Сила воли его ослабла, и мальчик знал, что он готов сдаться. Несколько раз ему пришлось расталкивать Тобчена, чтобы вывести его из забытья или сна, откуда он не хотел возвращаться. Иногда они поднимались так высоко, что оказывались среди замерзших облаков, где все было окутано всепоглощающей белизной. Он чувствовал, что старик хочет войти в облако и исчезнуть, и поэтому он крепко держал его за руку и усилием воли заставлял идти вперед. Без старика ему было не выбраться.
— Тобчен, а госпожа Чиндамани придет в Гхаролинг? — спросил он.
Старик вздохнул.
— Не думаю, мой повелитель. Пема Чиндамани должна оставаться в Дорже-Ла. Ее место там.
— Но она сказала, что мы встретимся снова.
— Если она так сказала, то так и будет.
— Но не в Гхаролинге?
— Не знаю, повелитель.
И старик поплелся дальше в метель, бормоча слова мантры «Ом мани падме хум», напоминая старуху, идущую за плугом. Да, именно так. Он очень напоминал идущую за плугом старуху.
* * *
Он потерял старика на седьмой день, рано утром, еще до того, как они сделали первый после пробуждения привал. Он исчез абсолютно неожиданно. Тобчен как всегда шел впереди, и, войдя в полосу тумана, сказал мальчику, чтобы он медленно двигался прямо за ним. Поначалу все было нормально, затем туман рассеялся, но впереди никого не оказалось. Слева от тропинки была глубокая пропасть, дно ее было скрыто облаками.
В течение часа он громко, с мольбой, выкрикивал имя старика, но ответом ему было только монотонное эхо. От вершины стоявшей напротив него высокой горы отразился солнечный луч. Внезапно Самдап ощутил страшное одиночество.
Ему было десять лет. Тобчен говорил, что он родился много веков назад, но здесь, в западне из снега и тумана, он чувствовал себя ребенком. Он знал, что без старика ему конец. Он не знал, куда ему идти, вперед или назад, и теперь было уже все равно. Казалось, горы насмехаются над ним. Даже если он родился несколько веков назад, им было безразлично. Старше гор были только боги.
В его сумке были съестные припасы, которых при экономном расходовании должно было хватить на два дня. Он мечтал увидеть чортен или молитвенный флаг, или услышать вдалеке поющий в монастыре рог. Но он видел только ледяные скалы и слышал лишь завывания ветра.
Всю ночь он плакал в темноте, чувствуя себя замерзшим, одиноким и испуганным. Как бы он хотел, чтобы они никогда не покидали Дорже-Ла-Гомпа, чтобы он был сейчас там с Пема Чиндамани и другими друзьями. Никто не спрашивал его, хочет ли он быть трулку. Просто семь лет назад они пришли в дом его родителей, задали ему несколько вопросов и сказали, кто он такой. Ему нравилось жить с родителями. Конечно, это была не такая прекрасная жизнь, как та, что была у него в его лабранге в Дорже-Ла, но никто не заставлял его учиться или сидеть на долгих церемониях разодетым в шелка и нервничающим.
Когда закончилась ночь, весь мир был окутан туманом. Он неподвижно сидел на том же месте, чувствуя, как сырость просачивается в его кости, боясь двинуться с места, ибо под ногами мог оказаться крутой обрыв. Он знал, что умрет, и по-детски отказывался это принимать. Конечно, он знал, что такое смерть. Он видел иссохшие тела прежних настоятелей в золотых чортенах на верхнем этаже монастыря: никто из живых уже не мог находиться над ними. Одной из его первых церемоний по прибытии в Дорже-Ла было участие в похоронах старого монаха, лоб-пона по имени Лобсанг Геше. И повсюду на стенах и потолках монастыря были изображения мертвых, танцующих, как дети. С трех лет мертвые были его товарищами по играм. Но он все еще боялся смерти.
В тумане время текло незаметно, и он не знал, какое сейчас время суток, когда впервые услышал шаги. Он испуганно прислушался. На перевалах обитали демоны. Демоны и роланги, живые мертвецы, когда-то убитые молнией, которые бродили по горам с закрытыми глазами, не имея возможности умереть и снова родиться. Длинными ночами в лабранге Пема Чиндамани очаровывала его страшными историями, и он слушал ее при свете свечей с вытаращенными глазами. Но когда он вспомнил ее истории в окружавшем его тумане, кровь его начала леденеть от ужаса.
Появилась фигура, высокая, призрачная, одетая в черное. Мальчик прижался к скале, моля, чтобы повелитель Ченрези или госпожа Тара пришли к нему на помощь. Он бормотал мантры, которым научил его Тобчен.
— Ом ара па ца на дхи, — повторял он, вспоминая мантру, которой недавно научил его Тобчен.
— Ринпоче, это ты? — донесся до него приглушенный голос. Мальчик плотно зажмурил глаза и начал еще быстрее повторять слова мантры.
— Дорже Самдап Ринпоче? Это Тхондрап Чопхел. Я пришел из Дорже-Ла, чтобы отыскать тебя.
Он почувствовал руку на своей руке и чуть не прикусил язык от страха.
— Пожалуйста, Ринпоче, не бойся. Открой глаза. Это я, Тхондрап Чопхел. Я пришел, чтобы увести тебя обратно.
Наконец мальчик победил страх и приоткрыл глаза.
Это был не Тхондрап Чопхел. Это не был человек, которого он знал. Это был демон в черном, со страшным, нарисованным лицом, зло смотревшим на него. Он вскочил, рассчитывая спастись бегством. Но рука крепко держала его. Он в ужасе оглянулся на демона. Существо подняло руку к лицу и сняло маску. Это была кожаная маска вроде тех, которые были на путешественниках, встреченных ими три дня назад. Под маской оказалось знакомое лицо Тхондрапа Чопхела.
— Прости, что напугал тебя, повелитель, — произнес он. И после паузы спросил: — Где Геше Тобчен?
Маленький Ринпоче объяснил.
— Следует поблагодарить повелителя Ченрези за то, что он дал мне возможность отыскать тебя. Посмотри, даже туман уже рассеивается. Сейчас мы поедим и двинемся в путь.
Сначала они ели в тишине, меню было обычным: простой чай и цампа. Тхондрап Чопхел никогда не был разговорчивым человеком. Мальчику он всегда не нравился: он был геку, официальным лицом, отвечающим за дисциплину среди монахов. Самдап вспомнил, как он, облаченный в тяжелое одеяние с подбитыми плечами, расхаживал во время служб между рядами бритоголовых.
Он никогда не воспитывал Самдапа — этим занимался Геше Тобчен, его джегтен геген, главный опекун и учитель. Но Тхондрап Чопхел часто бросал на него суровые взгляды и всегда докладывал Тобчену о проступках мальчика.
— Ты пришел, чтобы отвести меня в Гхаро-линг? — спросил мальчик.
— Гхаролинг? Зачем нам в Гхаролинг, повелитель? Я пришел, чтобы увести тебя обратно в Дорже-Ла-Гомпа.
— Но Геше Тобчен вел меня в Гхаролинг, чтобы я учился у Геше Церинг Ринпоче. Он сказал, что мне нельзя возвращаться в Дорже-Ла. Ни при каких обстоятельствах.
Монах покачал головой.
— Не надо спорить, повелитель. У меня есть инструкции привести тебя обратно. Настоятель беспокоится о тебе. Геше Тобчен увел тебя без его разрешения, не говоря уже о путешествии в Гхаролинг. Ты слишком молод, чтобы понять все. Но ты должен вернуться со мной. У тебя нет выбора.
— Но Геше Тобчен предупреждал меня...
— Да? О чем же?
— Об... опасности.
— Где? В Дорже-Ла?
Мальчик кивнул. Он чувствовал себя несчастным, потому что не мог выполнить пожелания своего учителя.
— Наверное, ты ошибаешься, повелитель. В Дорже-Ла для тебя нет никакой опасности. Наоборот, там ты в безопасности.
— А если я предпочту сам отправиться в Гхаролинг?
Он увидел, как в монахе нарастает ярость. Это был сильный человек со вспыльчивым характером. Самдап часто видел, как он лично наказывал провинившихся.
— Ты умрешь, прежде чем достигнешь Гхаролинга. Эта дорога туда не ведет. Гхаролинг далеко отсюда. Я пришел, чтобы забрать тебя обратно в Дорже-Ла. Спорить бесполезно. У тебя нет выбора.
Мальчик посмотрел в туман. Мир действительно был страшным местом. Животные и люди падали в пропасти и исчезали.
Если он останется здесь, он тоже погибнет. Геше Тобчен, будь он жив, знал бы, что делать. Он все всегда знал. Но Тобчен исчез в тумане. Выбора не было: он был вынужден вернуться в Дорже-Ла.

Часть вторая
Воплощение
Я вернулся, чтобы досмотреть
кошмарный сон до конца.
Джозеф Конрад. Сердце тьмы
Глава 19
Дорже-Ла
Они вышли из Калимпонга поздно вечером, когда на землю опустилась полная темнота и лунный свет не мог выдать их. Только бродячие собаки лаяли им вслед. Где-то на балконе рыдала во мраке невидимая женщина. В Нокс Хоумз, за церковью, уже закончилась последняя молитва дня; маленькая девочка лежала в кровати без сна, прислушиваясь к отдаленным крикам совы.
Кристофер провел остаток дня в заброшенном флигеле, а Лхатен покупал запасы — немного здесь, немного там, чтобы не вызвать подозрений. Он купил немного еды, в основном это была цампа и жареная ячменная мука, а также масло, чай, несколько полос сушеной говядины, соль. Кристофер дал ему еще список вещей, смысла которых Лхатен не мог понять:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56