– Ну да, чтобы он снова начал меня доставать?
– Нет, никто никого не собирается доставать. Ты попал в беду, и мы хотим тебя вытащить. Понимаешь? Черт возьми! – Соулсон бросил на Мэри виноватый взгляд, как бы извиняясь за грубость. – Просто мне нужно выяснить, могут ли тебя узнать, вот и все.
– Да, могут.
– Сколько человек?
– Понятия не имею.
– Многие?
– Наверное. В этом бизнесе каждый стремится взять верх. Поэтому... – Джимми замолк.
– Продолжай, – настаивал брат.
– Ну, это не то что торговать мороженым или подавать чай в «Кендале». – «Кендал» – большой универмаг в Манчестере, где местные сливки общества во время покупок встречаются за чашкой чая. – Приходится носиться по всему Мосс-Сайду, и, естественно, все тебя знают.
– Как ты вляпался в это дело?
– Кажется, ты сказал, что не будешь доставать.
– Чарльз! – Мэри снова вступилась за мальчика.
– Ладно, ладно, не важно, – уступил Соулсон. – Но это подтверждает мои опасения. Тебя могут узнать. И сколько ты будешь еще гулять, прежде чем окажешься в каком-нибудь участке? Вот тогда мы уже не сможем тебя вытащить.
– Да знаю, тебе лишь бы спасти свою репутацию, на остальное плевать, – отрезал Джимми.
– Брось. – Соулсон начинал закипать.
– Я сверху слышал, что ты тут говорил. Как ты поклялся...
– Ага, подслушивал?
– ...и ничто, мол, тебя не остановит. Ты что думаешь, я такой мудак...
– Джимми, прекрати! – закричала Мэри.
– Да, я подслушивал. Потому что я, бля, такой порочный. Сутенер, как ты говоришь.
– Заткнись, дрянь! – рявкнул Соулсон.
– Ну да, теперь еще и заткнись. – Джимми встал. – Все, я сваливаю отсюда! Это не мой дом. Здесь мне не место.
Соулсон вскочил и встал на пути брата.
– Ты уйдешь только тогда, когда я тебе скажу.
– Ну-ну, братец! Почему бы тебе не набить мне морду? Ведь ты такой, бля, положительный. Прямо святой, на хрен. Ну побей меня, а потом пойди в церковь и исповедуйся.
В ярости Соулсон схватил Джимми за грудки и резко тряхнул его. Мэри закричала. Они остановились и замерли, охваченные ненавистью. Мэри заплакала. Оставив Джимми, Соулсон подошел к Мэри и попытался обнять ее, но та его оттолкнула.
– Я устала от вас обоих. Почему вы не можете быть просто братьями? Почему не можете помогать друг другу?
– Посмотри, что ты наделал, – упрекнул Соулсон Джимми.
– Нет. Вы оба упрямые, как... – Она повернулась к младшему: – Ты попал в беду. Неужели не понятно? Это ведь не конфеты воровать в магазине на углу. Тебе грозит тюрьма, большой срок. Ты хоть понимаешь это? – Затем она обратилась к мужу: – А ты? Как ты можешь не помочь своему брату? Даже если бы ты был начальником полиции, ты все равно был бы обязан помочь. А теперь скажи ему, что мы решили.
– Он не будет слушать.
– Все равно скажи.
– Мы думаем, тебе надо уехать к тете Джози. – Джози была младшей сестрой матери. Она была отвергнута семьей после того, как забеременела в пятнадцатилетнем возрасте. В конце концов семья приняла ребенка, а Джози в семнадцать лет эмигрировала в Америку. Она так и не простила своих родных, в особенности свою сестру, которая должна была бы поддержать ее. Мэри первая написала ей. Именно Мэри восстановила отношения с Джози. – Она живет одна. А узнав, что мать с отцом не могут присматривать за тобой, часто спрашивала, не хочешь ли ты переехать к ней.
– Это ведь далеко, – возразил Джимми.
– Мы заплатим.
– У вас нет денег.
– Найдем. – Соулсон уже решил, что продаст свой мотоцикл. Это был единственный выход.
Джимми посчитал за лучшее скрыть от брата, что у него есть около тысячи фунтов, спрятанных в матрасе наверху. Соулсон все равно сочтет их нечистыми и откажется принять.
– Мы скажем, что ты сбежал.
– Оригинально!
– Никто тебя особо искать не будет. Не такая уж ты важная птица.
– Прекратите паясничать, – вмешалась Мэри.
– У меня нет паспорта, – пожал плечами Джимми.
– Это не проблема, – продолжал Соулсон. – Мы получим его, ты уедешь и все уляжется.
– Звучит неплохо.
– Одно условие.
– Только одно? Я думал, будет больше.
Соулсон пропустил реплику мимо ушей.
– Ты никогда не вернешься.
– Кто сказал?
– Я. Отныне ты мне больше не брат.
– Ну тогда просто сотри меня. Как надпись со школьной доски.
– Как бы там ни было, обещаю тебе одно: если я узнаю, что ты вернулся, я передам в полицию свидетельства. Чего бы это мне ни стоило – работы или еще чего. Клянусь. Если ты когда-нибудь вернешься. На сей раз без уступок, Джимми. – Он выплюнул его имя, как ругательство.
– Да какой дурак захочет здесь оставаться! Когда ехать?
– Как только получим паспорт. Я уже позвонил тете Джози.
– Ну и прекрасно, – дерзко сказал Джимми. – Всегда обожал Америку. Бич Бойз, Шеви Корвет, кока-кола!..
– Ты не на прогулку едешь.
– Отстань. Ты мне больше не указ.
– Ну, ты ублюдок!
– А ты кто?
– Ради Бога, прекратите! – воскликнула Мэри.
– Давно пора, – резко сказал Соулсон. – Я пойду пройдусь. – Он стремительно вышел из комнаты, и входная дверь захлопнулась за ним.
– Ты вел себя глупо, – сказала Мэри.
Тон мальчика сразу смягчился.
– Я знаю. Но он слишком далеко зашел.
– Он желает тебе добра.
– В самом деле? – Джимми был явно не согласен с ней. – Ладно, теперь это не важно. Извини, Мэри.
– Ничего. Кстати, ты можешь навсегда избавиться от необходимости извиняться.
– Ты думаешь?
– Конечно. Надо просто не обижать других. – Глядя, как он переминается с ноги на ногу, она с улыбкой покачала головой: все еще ребенок. – Он не знал, что ты отсутствовал по ночам. Я ничего не говорила.
– Понимаешь, я не могу спать. Все время на взводе.
– Почему ты этим занимаешься?
– В школе мне скучно. Я хочу чего-то большего.
– О, Джимми! Мальчик мой! – Она обняла его.
– Мне действительно очень жаль. – Он почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, но взял себя в руки. Ему не хотелось, чтобы Мэри видела его плачущим. – Ему этого не понять. Там, на своем... пьедестале. А я не могу с ним тягаться.
– Зачем? И не надо.
– Но мне больше ничего не остается. Особенно когда рядом мистер Положительный.
Она отстранилась от него и улыбнулась:
– Все будет хорошо. Вы снова будете вместе, когда повзрослеете. Тогда и Америка не покажется такой далекой.
– Знаешь, Мэри, мне не хочется уезжать...
– Это ненадолго. Сейчас ты расстроен, поэтому у тебя такое настроение. Ты должен научиться жить с самим собой.
– Самостоятельно? Отдельно от вас? Да я всегда...
– Нет, я о другом. Не о самостоятельности. Я имею в виду внутреннее состояние. Понимаешь? Если ты сам себе не нравишься, ты никогда не будешь счастлив. Везде будешь чувствовать себя чужим. Ты должен полюбить себя, ужиться с самим собой. Тогда ты сможешь жить с другими.
Она еще раз крепко обняла его. Ее маленький Соулсон, Чарльз, каким он был в те юные годы, когда началась их нежная дружба. Сын, которого она так отчаянно желала.
Для Мэри семья всегда оставалась семьей. А место семьи – дом.
Она ухватилась за возможность создать с Чарльзом свой собственный дом. Домик на Болд-стрит стал ее крепостью, защитой от внешнего мира. Сейчас ее дому угрожала опасность. Она снова почувствовала страх, как когда-то в детстве, когда ее старшая сестра сделала вид, что пытается задушить ее подушкой, а она отчаянно сопротивлялась. Сейчас Мэри понимала, что сестра только хотела попугать ее, чтобы она не рассказывала родителям о ее многочисленных поклонниках, с которыми та встречалась по ночам. Однако тогда угроза казалась ей вполне реальной. Мэри никогда не рассказывала об этом Чарльзу. Ее престарелые родители умерли, когда ей не было двадцати, потом она некоторое время жила у дяди, пока не вышла замуж за Соулсона. Она не виделась с сестрой много лет, да ей и не хотелось о ней знать. Те мгновения остались самым страшным воспоминанием в жизни Мэри. И сейчас, когда она наконец обрела чувство защищенности, этот страх вернулся снова.
Конечно, Джимми этого не понимал, но, как всегда, он доверился ее словам. Для Джимми она была единственным человеком, по-настоящему любящим и понимающим его.
Восемь дней спустя Джимми улетел во Флориду к тете Джози. В течение этого времени Соулсон каждый вечер ходил в церковь и молился о спасении души Джимми. Мэри тоже пару раз сходила с ним. Она молилась о том, чтобы когда-нибудь они снова оказались вместе. Она обратила внимание на то, что Соулсон ни разу не исповедался. Пройдет немало времени, прежде чем он сможет заставить себя пойти на это.
Джимми уехал, не навестив своих родителей, живших на ферме в Северном Ланкашире. Это было одним из условий, на котором настоял Соулсон. Полиция так и не стала его разыскивать. Девушка изменила свои показания, и присяжные признали, что смерть наступила в результате несчастного случая.
Мэри писала Джимми раз в месяц и рассказывала о жизни в Манчестере. Она сообщила, что полиция не дала хода делу, и надеялась, что скоро все образуется, что Чарльз научится забывать и прощать и что Джимми наконец вернется. Мэри просила его не отвечать, так как Чарльз может обнаружить письма и все будет испорчено.
Двадцать шесть месяцев спустя в больнице Южного Манчестера во время родов Мэри скончалась. До этого у нее было два выкидыша. Умерла она в одиночестве. В тот день Соулсон совершал обход своего участка и не смог вовремя попасть в больницу. Ребенок, мальчик, родился мертвым.
Соулсон был раздавлен горем. Этот человек с железным характером бросил все и заперся в маленьком доме, бывшем его с Мэри убежищем. Он отключил телефон, опустил шторы на окнах, отвинтил старинный медный дверной молоток, который они с Мэри как-то купили в одной из лавок. Спрятавшись с Тессой в темном доме, Соулсон пытался удержать то, что потерял навеки. Но живые картины памяти не давали утихнуть боли. Он покинул дом только для участия в похоронах, да еще несколько раз выходил в магазин за продуктами. Этим и ограничивались его контакты с внешним миром. Две недели заросший щетиной Соулсон бродил по темным комнатам, отчаянно пытаясь удержать в памяти воспоминания о прошлом. За это время он только дважды позволил Армитеджу с Линдой навестить его.
– Когда Тесса начинает плакать, я чувствую полную безысходность, – жаловался Соулсон Армитеджу. Это были самые тяжелые для него минуты: ребенок начинал плакать, он пытался ее успокоить, а она звала мать и не понимала, почему та не подходит.
Соулсон решил оставить службу в полиции. Теперь ему все казалось безразличным. Некому больше разделить его мечты. Когда пришел Армитедж, Соулсон сказал ему о намерении уйти в отставку. Армитедж напомнил своему другу о том, насколько его работа была важна для Мэри, и его уход был бы предательством по отношению к ней. В конце концов он уговорил Соулсона подождать, прежде чем он примет окончательное решение. Три дня спустя заросший бородой Соулсон вернулся на службу. После похорон он не подавал заявление на отпуск, однако, поскольку он числился на хорошем счету, ему простили долгое отсутствие. За последние несколько дней Армитедж заменил Соулсону брата. Чарльз изливал ему душу, делился сокровенными мыслями, которые он мог поведать только Мэри. Сложившиеся доверительные отношения останутся такими навсегда.
Начальство заставило Соулсона сбрить бороду: это было против правил. Но усы он оставил. Они будут напоминать о тех кошмарных днях, пережитых им после смерти Мэри. Он полностью отдался работе, проявляя при этом необыкновенное рвение. Закон есть закон, и он его страж. Усердие Соулсона не осталось незамеченным, и вскоре он получил повышение. Для тех, кто знал Чарльза Соулсона, его быстрое продвижение по службе не было чем-то неожиданным. Сам же он считал себя обязанным за это Армитеджу. Ведь именно Армитедж привел его в полицию, помог защитить Джимми и, наконец, убедил его не бросать службу после смерти Мэри. Он никогда не забудет этого. И неудивительно, что в продвижении по служебной лестнице Армитедж неотступно следовал за Соулсоном.
* * *
Никто не сообщил Джимми о случившемся. Для Соулсона его просто не существовало.
Не получив за год ни одного письма, Джимми решил, что, вероятно, Мэри раскрыли и запретили писать ему.
Тетя Джози умерла и завещала ему свой маленький домик в Форт-Лодердейле. Ему исполнилось семнадцать, и, бросив школу, он пошел работать поваром в буфете. Через три недели его вышвырнули, поймав на краже бифштексов из морозильника. В течение следующего года в неустанных попытках как-то определиться он сменил много мест, работая то парковщиком автомобилей, то мойщиком посуды. Наконец он продал дом тети Джози.
В день, когда Джимми покинул Форт-Лодердейл, Чарльз Соулсон получил звание сержанта в окружном криминальном отделе. Дома он отпраздновал это событие со своей четырехлетней дочерью Тессой.
Они сидели за столом в маленькой кухне. Она хихикала, поедая приготовленные им бобы с гренками. Он улыбался ей в ответ.
Ощущение потери, никогда не покидающее его, нахлынуло с новой силой.
Она выглядела совершенно как Мэри.
Сдерживая слезы, он продолжал улыбаться. Он молил Бога о том, чтобы ее жизнь сложилась благополучно. На мгновение он подумал о Джимми, но тут же отогнал воспоминание.
А за три тысячи миль на обочине Межштатного шоссе номер 84 стоял его младший брат с шестнадцатью тысячами долларов в кармане и голосовал, собравшись уехать из Флориды на Запад.

Настоящее время
2
Охота начинается
Мехико
Федеральный округ
Мексика
Это самый большой город в мире. И к тому же вонючий. Местные говорят, что все семнадцать миллионов жителей Мехико едят tortillas , а потом целый день пердят.
Маршалл вышел на улицу из полумрака вестибюля маленького отеля и зажмурился от яркого солнца. От шибанувшей в нос вони затошнило. Стояла сильная жара, и аромат города был особенно невыносим.
Он взглянул на часы. Еще рано. Ронейн будет недоволен. Он всегда жалуется, что Маршалл приходит слишком рано. Маршалл решил пройти пешком по узкой улице к Реформе и поймать collective – одно из частных такси марки «фольксваген», во множестве разъезжающих по городу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59