— Лучший ресторан в городе. Я киваю, по-прежнему молча.
Агент Вэйд быстро поворачивается и смотрит на меня. Он вытирает капли дождя, которые затекли в маленькие морщинки у него под глазами.
— Ты станешь героем. Дуги. Я пожимаю плечами.
— Кто знает?
— Жертвы, которые никогда не станут жертвами, благодаря тебе.
Агент Вэйд тянется за бутылкой джина, которую я никогда раньше не видел, и подносит ее к губам. Бутылка наполовину пуста, и теперь я понимаю, почему он вдруг начал излагать этот ужасный, хотя и поэтический бред.
— Хочешь послушать музыку?
— Я собирался немного посидеть у себя в комнате. Может, чуть-чуть почитаю.
Агент Вэйд смотрит в залитое дождем окно.
— Никогда не думал, сколько в этом мире убийц? У всех есть матери, стало быть, все хотят кого-то убить.
— И ты?
Агент Вэйд улыбается, но ничего не говорит.
И пока я стою и смотрю на него, я вдруг осознаю, что являюсь единственным человеком, который стоит между миром и годами KFC-ориентированных убийств. Я буду тем человеком, который убьет человека, который убил многих.
Я встаю и иду к окну. Я слышу, что где-то далеко-далеко церковные колокола отбивают полночь. Я выглядываю на улицу и вижу, как проститутку или девушку, которая выглядит как проститутка, заставляет скакать по-лягушачьи за полицейской машиной пучеглазый дородный коп. Его напарница, которую я бы с удовольствием пригласил пообедать со мной, если бы не был знаком с Бетти, в свете фар пинает ошарашенного сутенера. Я открываю окно и кричу им:
— Отличная работа, офицеры. Отличная работа.
Копы оглядываются на меня, я широко улыбаюсь им и машу рукой. Они молча залезают в машину и уезжают, дворники работают на полную мощь.
Я поворачиваюсь, снова смотрю на агента Вэйда и понимаю, что я его не боюсь. Вот, наступает час, и настал уже, и грядет Демон Дуги.

Джеймс Мейсон
Совсем немноголюдное собрание
Мир превратился в залитый дождем римский амфитеатр. В нем есть львы и христиане, а между ними я. Только так я могу описать происходящее. Я в четырех убийствах от судного дня. Я замечаю, что в баре остался только один ботаник, а менеджера и метрдотеля заменили новыми работниками, которые, кажется, горят желанием сорвать деревянную обшивку бара и заменить ее блестящей черно-белой керамической плиткой. Когда рабочие наконец закончат, будет казаться, что обедаешь в ванной.
Я должен быть счастлив, что дело мое уже почти закончено. Мне осталось только убить Джеймса Мейсона, Тони Кертиса, Чака Норриса, а потом… Я не могу заставить себя думать об этом. Я смотрю на Бетти.
Боже, нет.
Дымятся пять сигарет, и дым поднимается так высоко, что оставляет следы на новых деревянных панелях. Джеймс макает пакетик с чаем в чашку с горячей водой и, кажется, очень озабочен тем, что чай получается недостаточно крепким.
— Он слабый, мамочка, слабый — ты только посмотри на него. Это почти вода, говорю же тебе.
Бетти выглядит очень бледной и очень печальной. Она все время грустно смотрит на Тони, который жует большой кусок сладкой кукурузы.
— Нечего паниковать, салаги. —Тони подмигивает Чаку, который вовсе не выглядит довольным. — Все у нас налаживается.
— Где Шер? — Бетти едва отваживается спросить об этом.
— Тебе бы надо спросить об этом у Берта. — Тони озирается вокруг с преувеличенным удивлением. — Ой… Он-то куда подевался? Эй, кто-нибудь видел Берта?
Бетти отворачивается и опускает голову. За весь вечер она ни разу не взглянула на меня, хотя я пытался привлечь ее внимание, пиная под столом ее ногу. Но она все время смотрит на что угодно, кроме меня. Я продолжаю пинать ее, пока Чак не наклоняется ко мне и не смотрит мне прямо в глаза.
— Стукнешь меня еще раз, мерзкий карлик, и я тебе пальцы откушу.
Я молчу и на всякий случай отодвигаю ногу, но мысленно клянусь в один прекрасный день запинать Чака до смерти. И это будет очень скоро.
Чак выпрямляется, смотрит на Тони, нервно почесывает шею — там у него какая-то сыпь — и предпринимает слабую попытку пошутить.
— Может, он убежал с Шер.
— Да, это было бы нечто. — Сегодня вечером Тони просто наслаждается. Но кроме него не наслаждается никто.
— Ты говоришь так, как будто что-то знаешь. Тони, — Чак снова почесывает шею.
— Это у тебя от волнения прыщи на шее? — Тони утягивает с тарелки Чака тонкий ломтик ветчины, сворачивает его в трубочку и засовывает себе в рот, как сигару.
— Тебе, наверное, полезно будет узнать, что я ухожу из клуба, Тони. — Чак потерял все свое былое обаяние, и я совершенно в нем разочарован. — Я сыт этим по горло…
Тони заталкивает трубочку ветчины в рот и глотает ее не жуя. Он наклоняется вперед с очень озабоченным видом.
— Ты не можешь уйти, Чак.
— Я ухожу.
— Но ты нам нужен. Кто же будет нас смешить?
— Пусть Дуги этим займется: каждое его слово — просто хит сезона.
Я начинаю тихонько кивать, мне приятно, что Чак так хорошо думает обо мне. Тони рыгает.
— Дуги просто гондон, Чак. Он смешной, только когда ты смеешься над ним.
Я смотрю на Бетти и надеюсь, что она скажет Тони, как он неправ — если захочу, я могу небоскреб обрушить своими шутками.
Чак стоял на своем.
— Сегодня нет Берта и Шер — скоро за ними и мы последуем, это только вопрос времени.
— Чак, я хочу, чтобы ты кое-что понял — ясно? Я хочу, чтобы вы забыли об остальных. Я решил эту маленькую проблему. Ясно? Больше люди пропадать не будут. Об этом позаботился большой Тони. Так что валяйте, сидите и наслаждайтесь обществом.
— Тем, что от него осталось. — Бетти говорит это почти язвительно, и Тони смотрит на нее, сужая глаза.
— У тебя тоже какие-то проблемы, Бете? Бетти непросто заставить себя посмотреть Тони в глаза, но она почти справляется с этим.
— Я хочу получить гарантии того, что ни с кем из нас ничего не случится.
— От меня?
— От тебя.
Тони замолкает, пожимает плечами — и снова смеется.
— Слушай, клуб — это моя жизнь, ясно? Клуб значит все, больше чем все. Так что я обещаю тебе, что отныне все будет в сто раз лучше. Больше не будет никаких внезапных исчезновений. —Тони внезапно смотрит на меня. — Верно ведь, Дуги? — Он захватывает меня врасплох, так что я сильно заикаюсь, когда отвечаю ему.
— Как скажешь. Тони.
Ну вот, видишь, лошадиная задница пернула, что все в порядке. А если Дуги говорит, что все будет в порядке, значит, все будет в порядке. — Тони хватает свою куртку, тянет ее к себе, не снимая с вешалки, и выуживает из нее вечерний выпуск городской газеты. Он разворачивает его, облизывает большой палец и тыкает им в страницу «одиноких сердец». Найдя то, что искал, он выкладывает газету на стол, разглаживает ее рукой и потом разворачивает, чтобы Чак мог прочитать первым.
— У меня есть маленький сюрприз для всех вас.
Чак опускает глаза и читает газету. Я перегибаюсь через стол, пытаясь прочесть газету вместе с Чаком, но он жадно отдергивает ее.
— А ну, убери свой нос.
Я снова сажусь на место, а Чак читает объявление и вдруг начинает тихонько смеяться.
— Бог мой… — это нервный смех, но в нем слышится возбуждение. —Твою мать…
— Что это? — в глазах у Бетти тревога, она переводит взгляд с Чака на Тони, а потом назад на Чака. — Чак?
Джеймс внезапно шлепает воздух у себя перед носом.
— Заткнись, мамочка, я хочу послушать Чака, — он еще раз шлепает воздух. — Знаешь, рано или поздно тебе придется научиться держать свой язык в узде… — он снова дает матери пощечину. — Да ну тебя, я ни черта не слышу.
— Ты закончил, блин? — Тони злобно смотрит на Джеймса, который смотрит на него в ответ, потирает ноющую ладонь, дует на нее и кивает.
— Я думаю, до нее наконец дошло.
— Хорошо. Тогда заткнись. — По глазам Тони я вижу, что ему до смерти хочется прикончить Джеймса.
— Чак?.. — Бетти просто жаждет узнать, что же такое заставляет Чака до сих пор изумленно покачивать головой. Он тихонько присвистывает и снова читает газету, на этот раз вслух.
Т. К. Я голоден. Знаешь, где можно пообедать?
Король
За столом воцаряется тишина. Тони сидит и улыбается, как кот, любуясь нашими лицами.
— КК? — Бетти говорит тихим, мелодичным и невинным голосом.
Тони продолжает улыбаться.
— Он придет? Тони кивает.
— Бог ты мой, — Чак оглушен, кажется он даже немного побледнел.
— Не бог, Чак, — Киллер из Кентукки. —Тони явно хочет выжать из этого все удовольствие до последней капли.
Я все еще хочу что-то сказать, но просто не в состоянии открыть рот. Кажется, мой язык примерз к нёбу. Это, кажется, самая длинная секунда в моей жизни.
— Мне казалось, ты не хотел, чтобы он вступал в клуб? — Бетти куда более оживлена, чем я. —Ты говорил, что не хочешь, чтобы он вступал в клуб — никогда.
— Передумал. —Тони сворачивает в трубочку очередной ломтик ветчины и вставляет его в уголок рта.
— Почему такая внезапная перемена, Тони? Ты же был категорически против. — Чак снова почесывает шею, но, кажется, он уже начинает приходить в себя.
— А чего тут такого, чесоточный? Тебе эта мысль не нравится?
— Нравится, конечно. Я жутко нервничаю, но, должен сказать, я просто в восторге. И только дурак не был бы от этого в восторге.
По какой-то причине они оба поворачиваются и смотрят на меня. Сердце у меня бешено колотится, кровь несется по жилам со скоростью сто миль в час. Агент Вэйд придет сюда — в клуб, — и это теперь, когда я знаю про него все.
— Мамочка хочет, чтобы я отвез ее домой, — Джеймс с ужасной скоростью допивает свой чай.
— Ты никуда не пойдешь, Джимми.
— У нее голова побаливает…
Тони бросает на Джеймса быстрый взгляд. Потом наклоняется вперед и зажигает одну из стоящих на. столе свечей. Он ждет, пока воск начнет таять, потом вынимает свечу из подсвечника и устанавливает в самую середину тарелки Джеймса. После этого Тони смотрит ему прямо в глаза.
— Представь, что эта свечка — твой хрен, Джимми… Ладно? Просто вообрази. Она горит, она плавится, и будет гореть еще шесть часов.
Вообрази, как ты при этом будешь себя чувствовать… — Я никогда раньше не слышал, чтобы Тони разговаривал так холодно и расчетливо. Джеймс нервно сглатывает. — Никто не уйдет из клуба. Ни одна живая душа. — Тони выхватывает из-под носа у Джеймса чашку с крепким чаем, не поморщившись, выпивает ее и, чтобы окончательно смутить Джеймса, наклоняется вперед и резко задувает его свечу. Внезапность всего этого заставляет всех нас подпрыгнуть, и должен признать, что все это представление производит на меня сильное впечатление. Я изо всех сил стараюсь запомнить речь Тони о свече наизусть.
Джеймс слабо пожимает плечами.
— В таком случае мы остаемся.
— Думаю, это надо отметить. Твоя очередь, Дуги. — Чак глубоко затягивается сигаретой и щурится от дыма, как будто пытается вернуть прежнее веселое настроение.
— Я всегда покупаю выпивку. — По-моему, это мои первые слова за целую вечность. Они ободряют меня и укрепляют мою уверенность в себе. — Я уже купил больше выпивки, чем все остальные, вместе взятые.
— Так зачем ломать традицию? — Чак иронически смеется, и я вижу, что он снова становится самим собой. Я делаю знак глухой официантке, которая занята другим столиком.
Бетти отодвигает свой стул, и скрежещущий звук привлекает всеобщее внимание.
— Мне нужно сходить попудрить нос.
— Прихорашиваешься к приходу КК? Бетти, не говоря ни слова, встает и выходит из-за стола. Проходя мимо меня, она как бы случайно кладет руку мне на плечо и сжимает его. Я инстинктивно понимаю, что она имеет в виду, поднимаю голову и ловлю ее взгляд. Потом она наклоняется и шепчет мне на ухо:
— Я хочу тебя видеть…
Я не думал, что могу возбудиться еще больше, и кожа у меня растягивается так сильно, словно хочет заключить в себя все. Бетти проходит мимо, и я слышу сладкий аромат псины.
Появляется глухая официантка, и я поднимаю бокал, показываю на него, а потом показываю растопыренную пятерню, чтобы объяснить ей, что мне требуется пять порций. Официантка кивает, потом смотрит на Чака, а тот ободряюще глядит на нее. Она кивает ему и отходит к бару за напитками.
Тони перегибается через стол, внезапно хватает меня за запястье, и на какое-то ужасное мгновение мне кажется, что сейчас мои повязки сдвинутся и все увидят чернильные точки, оставленные Таллулой.
— Безголовая курица, — он во весь рот улыбается мне и хитро подмигивает. Потом оглядывается, убеждается, что нас никто не слышит, и наклоняется еще ближе, теперь наши лица разделяют всего несколько дюймов. — Чоп-чоп, — он произносит эти слова так, словно это какой-то код, и сначала я не врубаюсь.
— Что?
Тони хмурится и делает вторую попытку:
— Берт теперь отрезанный ломоть.
Наконец я соображаю, о чем он, тут же расплываюсь в широкой улыбке и начинаю радостно кивать.
— Да, я так и понял, когда он не появился сегодня вечером. Отличная шутка, кстати. Отрезанный ломоть. Это смешно. Тони. Классная шутка. — Тони гордо улыбается мне и, чтобы убедиться, что я точно все понял, проводит линию поперек своего горла и издает при этом сдавленный гортанный звук.
Мне очень хочется сунуть ему одну из сделанных мной фотографий и сказать:
— Хватит ржать-то, и без тебя знаю.
— У меня прямо гора с плеч, Тони, вот что я тебе скажу. Я так боялся, что каждую ночь баррикады строил.
Бетти возвращается из туалета, видит, что мы с Тони смеемся и болтаем, и я немедленно сажусь на место, делая вид, что просто притворялся. Она снова останавливается и наклоняется ко мне.
— Ты сегодня свободен?
Я медленно киваю.
— Нет проблем.
— Только нужно какое-нибудь тихое местечко.
— Я знаю такое.
Бетти садится на свое место, а глухая официантка возвращается с напитками и начинает расставлять их перед нами. Чак смотрит на нее несколько секунд, а потом встает.
— Послушайте все, мне кое-что нужно вам сообщить. Особенно теперь, когда у нас тут, кажется, дела налаживаются…
Мы все поворачиваемся к Чаку, а он крепко берет за руку официантку. Она стоит рядом с ним, скромно улыбается всем нам, и я не могу отогнать мысль, что из них получилась чудесная пара. Официантка делает знаки, а Чак медленно переводит для нас.
— Привет всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27