– Но уже половина пятого!
Пропасть между двумя их мирами разверзлась еще шире. Вот в чем разница между тем, когда тебе нравится работать и когда работать приходится. Он мог бы пуститься в объяснения, что если он сейчас поедет в офис, то скоро все разойдутся и он сможет спокойно сделать свою дневную работу. Но Стелла, скорее всего, сочтет его сумасшедшим.
– Стелла, дорогая, в реальном мире людям приходится зарабатывать себе на хлеб, – пришел на помощь Боб.
– Я тоже часто работаю вечерами, когда занята в театре, – обиделась Стелла. – Все то же самое.
– За исключением оплаты, радость моя, и того, что тебя после спектакля ждет такси, – уточнил Боб.
Стелла крепко вцепилась в руку своего рослого красавца сына. Она чувствовала всеми фибрами души, что хочет, чтобы он всегда был рядом. Ее не покидало желание похвалиться им, представить его всем своим друзьям. Хотелось кричать: «Смотрите все! Я это сотворила! Разве он не хорош?»
– Джозеф, – она решила, что будет его называть так, поскольку это давало ей ощущение, что он принадлежит ей, что это кто-то другой, а не Джо, кем владеет Молли. Еще она знала, что ни за что не распрощается, пока не будет назначена новая встреча. – Послушай-ка, на той неделе я иду на благотворительный вечер в театр «Британия». Ничего особенного, только ужин и спектакль. Пойдешь? Это состоится в четверг. Я правда буду очень, очень рада, если ты придешь.
Джо не знал, как поступить.
– Понимаешь, сначала мне надо сообщить Пэт и Эндрю о том, что я тебя нашел. Будет ужасно, если они узнают об этом из газет. На выходные мы с Молли едем в Мир-он-Си, чтобы им все рассказать.
Не в привычках Стеллы Милтон было ставить себя в положение другого человека, тем более несчастного. И все же ее поразила мысль о том, насколько неприятно вырастить сына, а потом узнать, что он решил найти свою родную мать.
– Удачи тебе. Если это как-то поможет, я бы хотела с ней познакомиться и поблагодарить за все, что она сделала для тебя.
Джо усмехнулся себе под нос. Вряд ли Пэт оценит такой жест, даже если допустить, что Стелла говорит всерьез. Пэт скорее сделает вид, что Стеллы не существует, и объявит бойкот всем ее фильмам на видео.
– Ты очень добра. И спасибо за ленч.
Джо распахнул дверцу такси, и Стелла почувствовала, что придется его все же отпустить.
– До скорой встречи, мой дорогой.
– Итак, – она скорее ощутила, чем увидела возникшего рядом Боба, – она мне заявляет, что в ее прошлом нет никаких страшных тайн. Ни вот такусенькой! Она мне говорит, что скучна, как книга по домоводству. И никакого намека на давно потерянного сына, к тому же такого красавчика. – Боб уже строил планы. – Господи, Стелла, а ты не подумала, какие потрясающие возможности мы можем из этого извлечь? Как подогреть к тебе интерес?
Стелла, все еще провожающая глазами отъезжающее такси, вдруг ощутила острый приступ омерзения.
– Пошел ты, Боб! И забудь все, что я тебе сказала!
Когда Джо наконец добрался до дому, Молли ничего не спросила его о ресторане, хотя он прекрасно понимал, что она сгорает от любопытства.
Она просто поцеловала его и объявила, что ужин сегодня не готовила, опасаясь, что после обеда он ничего не захочет, а будет только поглаживать толстый живот.
На самом деле Джо проголодался, поэтому ему пришлось сбегать в магазин и купить яиц и каких-то изможденных с виду грибов, да еще прихватить пучок кинзы, который выглядел так, словно уже распрощался с жизнью. Он объединил все это во вкуснейший омлет, который они с удовольствием уничтожили, сидя перед телевизором.
– Так как там, в «Ритце»? Небось от волнения и есть толком не мог? – Она показала глазами на гору омлета в его тарелке.
– Съел и закуску, и первое, и второе. Все как положено. А потом десерт. И Стелла еще со мной поделилась.
Молли постаралась не придавать значения этому «Стелла», произнесенному как бы между прочим. Это звучало несколько иначе, чем «мама». Но Стелла Милтон и не была похожа на «маму».
– Она что-нибудь о нас спрашивала? Обо мне и Эдди?
Самое интересное было то, что Стелла расспросила его практически обо всех сторонах его жизни, но почти ни слова – о жене и ребенке. Джо знал, что Молли обидится, если сказать ей правду, поэтому не стал вдаваться в подробности.
– На самом деле мы пытались друг к другу приглядеться. Я ей рассказал о своей жизни с Пэт и Эндрю, о работе, о том, что она меня малость достает.
Молли бросила на него удивленный взгляд:
– Ты мне об этом не говорил!
– А ты меня не спрашивала. Вообще-то я не думал, что тебе интересно слушать про мою работу. Может, я и сам не понимал, что она начинает мне надоедать…
– … пока не познакомился со Стеллой, – закончила Молли.
– Мне кажется, она обо многом заставила меня задуматься. Но только ты не волнуйся, любовь моя, я не собираюсь завтра уволиться и оставить нас троих на улице, просто я начинаю думать на перспективу. Вообще-то я никогда не собирался всю жизнь посвятить автосервису.
Это прозвучало логично, но Молли была раздосадована тем, что такие очевидные вещи стали понятны лишь после того, как в их жизни появилась Стелла Милтон. Может быть, поэтому ее слова прозвучали резче, чем она хотела:
– А как же Грэхам? Ведь он на тебя рассчитывает.
– Грэхам найдет себе кого-нибудь еще. Я не такой уж незаменимый.
Воцарилась неловкая тишина, в этом – Молли была уверена – была виновата в первую очередь Стелла, или, вернее, ее скоропалительное вторжение в их жизнь. Если бы Джо раньше сказал Молли, что работа ему не по душе, она проявляла бы к нему больше участия. Сейчас же она изо всех сил старалась подавить раздражение. В конце концов, Стеллу она разыскала ради Джо. Разве можно винить его в том, что Стелла произвела на него такое впечатление? Все-таки кинозвезда первой величины.
– Молли, произошла самая невероятная вещь. Там оказался ее агент, он к нам подошел и представился, и знаешь, что сделала Стелла? Она сказала: «Боб, познакомься с Джозефом Мередитом, он мой сын». Бог мой, Молли, ты бы видела его лицо!
Для Стеллы Милтон возвращаться к своей обычной жизни тоже оказалось труднее, чем она ожидала. Ее ждал сценарий. Режиссер-иностранец предлагал встретиться на следующей неделе, когда он будет в Лондоне. Единственное же, чего ей сейчас хотелось, это видеть Джо. Кроме того, ее просили «почитать под запись» для каких-то американцев, но она внутренне сопротивлялась и тому и другому. Режиссер мог хотя бы дать себе труд просмотреть ее картины и составить о ней какое-то представление, или, на худой конец, посмотреть кассету с фрагментами ее лучших ролей. Записываться же на пленку значило вообще себя не уважать.
Она обещала посидеть на прослушиваниях в театральном училище, которое когда-то окончила. Она делала это в порядке услуги раз в несколько лет. Одна из причин такой благотворительности заключалась в возможности мазохистски взирать на самых юных и самых хорошеньких из молодой актерской поросли, а некоторых и лишить необоснованных надежд.
Но сегодня она не находила себе места, словно все привычные события ее жизни вдруг пошли наперекосяк. Единственное, чего ей действительно хотелось, это говорить и говорить о том, какой у нее чудесный сын. Она знала, что Би отнесется к этому разговору скептически. Ричард еще не вернулся из своей поездки, хотя вряд ли от него можно ожидать дифирамбов в адрес Джозефа. На ум приходил единственный человек, который мог разделить ее состояние блаженства, – это Боб, ее агент. Поэтому незваная гостья сегодня досталась ему.
Контора Боба располагалась в гавани Челси, в странном неуютном районе из стекла и бетона – сочетание живописных окрестностей и далекой безлюдной заставы. Место было похоже на натуру для съемок фильма, когда бюджет вдруг урезают сразу после сооружения декораций, оставляя их в запустении и в чуждом окружении, впечатляющими, но ненастоящими.
Стелла прошла через огромный внутренний двор, который одновременно занимал какой-то дизайнерский центр. Крошечные лавочки, торгующие тканями и обоями всех известных марок, выстроились по периметру. Стелле они казались носителями безликого «европейского» стиля, сплошные кисти и ковры под гобелен, как у поставщиков материалов для оформления вестибюлей крупных отелей.
Офис Боба был под стать ему самому – кричащий и несколько несовременный, в духе восьмидесятых. Все стены до последнего сантиметра были увешаны призами и дипломами его всевозможных клиентов. Интересно, чем он заполняет пустое пространство, когда кто-то из клиентов уходит к другому агенту?
– Стелла! Не ожидал! Вот это сюрприз! – Боб как раз дочитал до середины разгромную статью во вчерашнем номере «Ивнинг стэндард» об одном из своих клиентов и был счастлив, что у него появился собеседник, способный разделить его нелицеприятное мнение об этом невежественном, пошлом и совершенно зеленом идиоте-критике. – С этими чертовыми рецензиями всегда одно и то же! Очередной молокосос пытается сделать себе имя, понося спектакль, который посмели оценить зрители!
Это была одна из любимых тем Боба. Стелле даже не нужно было ничего говорить – Боб был доволен уже тем, что она здесь.
– Ничего больше не слышал о подборе актеров на «Ночь»? – Она в конце концов прервала его излияния.
– В октябре начнут играть здесь с Роксаной Вуд в роли Милли. Полагаю, ты не передумала и не собираешься играть ее мать? Вообще-то эта роль с изюминкой. Нет, конечно, ты не станешь. Считай, что я ничего не говорил.
– Буду считать, что ты ничего не говорил, – ледяным тоном ответила Стелла.
– Кстати, насчет твоего сына. Это ведь поразительная история! И как хорош собой! Думаешь, актер из него не получится? Подумай, вы бы могли сыграть, к примеру, Гертруду и Гамлета. Потрясающе!
– Я не играю мамаш, заруби себе на носу! И насколько мне известно, Джозеф никогда даже в рождественских постановках не играл.
Стеллу пронзила боль. Она на самом деле понятия не имела, играл ли Джозеф своего тезку Иосифа или третьего агнца слева, или же не был включен в состав и чувствовал себя отверженным. Она не знала, любил ли он больше лазать по деревьям или смотреть телевизор и какие ему нравились сандвичи. Ей он не поверял никаких своих горестей и не праздновал с нею никаких побед. Она не ведала ни о каких семейных прозвищах и преданиях, которые имеют для человека не менее важное значение, чем его генетический код. Все детство Джозефа было для нее чистым листом бумаги. Только эта занудная, самая что ни есть обыкновенная Пэт, женщина, которой отдала его Стелла, могла делать подписи под фотографиями в альбоме Джо. Стелла, вместо того чтобы испытывать благодарность, начинала ее ненавидеть.
– К постановке его привлекать необязательно, – прервал Боб ее размышления. – Но мы непременно должны сделать фото. Голову даю на отсечение, мальчик не менее фотогеничен, чем ты. Это может стать новой ступенью в твоей карьере. Вспомни Джерри Холл и ее дочь Элизабет. Я так и вижу вас двоих на обложке «Вэнити фэр». Уверяю тебя, радость моя, это именно то, что тебе нужно!
Стелла напрягла гибкую спину, в которой каждый позвонок знавал самые страстные поцелуи – и на камеру и без нее, когда она снималась в картине с претенциозным названием «Мертвые не плачут».
– Мне плевать на новые возможности в качестве фотомодели.
– Стелла, Стелла, – горестно взывал Боб, надеясь достучаться если не до ее разума, то хотя бы до самолюбия.
Она не слушала.
Боб вздохнул. Ему было больно видеть, как упускается фантастический шанс. Особенно теперь, когда Стелле он так нужен.
– Пора нам с тобой поговорить по душам. Помнишь этот фильм – «Играй!», про стареющую рок-группу, где ты хотела сыграть подружку музыканта? Я тебе, кажется, не говорил, что именно мне заявил этот парень-режиссер? Он сказал, что обожал тебя еще со школьных лет, но сегодня из-за морщин вокруг рта тебя уже нельзя ставить перед камерой.
– А он не видел морщин вокруг рта у Пэтти Бойд? Или Марианны Фейтфулл? – рявкнула Стелла. – Это называется жизнь!
– Дело не в этом. Марианна еще производит впечатление на мужчин.
На сей раз Стелла не пропустила его слов.
– А я – нет?
Боб пожалел, что выразился столь неделикатно.
– Но роль досталась не тебе, – напомнил он.
– Ты хочешь сказать, что ее отдали бездарной актрисульке на десять лет меня моложе?
Боб развел руками:
– Стелла, пора к этому привыкать. Сегодня моложе тебя уже не одно поколение актрис, а целых два. Мне очень жаль, радость моя, но это правда. Может быть, нам стоит попытать счастья в Европе? Британцы любят, чтобы их актрисы были либо пожилые дамы, либо девчонки. Зрелые женщины здесь не котируются.
– Ты хочешь сказать, что в девчонки я уже не гожусь?
– Ты самая сексуальная женщина на свете, но даже Афродите в сорок пять лет пришлось бы одеться.
– Скажи мне, Роберт, мой дорогой, к чему ты это все говоришь?
– Да все к тому же, дорогая. Не проворонь такого подарка – этого твоего сыночка! Речь идет о центральных разворотах! Нельзя допустить, чтобы кто-то другой первым нагрел на этом руки, – а пресса наверняка скоро все разнюхает. Это слишком хороший шанс, чтобы его упускать. Пусти слушок сама. А я тебе помогу все устроить.
– Боб, – Стелла поднялась, пылая от гнева, – ты полное дерьмо!
– Не спорю, – с нежностью признал Боб. – И именно потому я хороший агент. Подумай о том, что я тебе сказал! – Он резко переменил тему. – Кстати говоря, ты действительно идешь на будущей неделе на благотворительный вечер?
– Скорее всего, – сказала Стелла и вышла. Она не стала добавлять, что пригласила с собой Джозефа. В конце концов, он еще не дал согласия, а может, и вообще лучше держать его подальше от искушающих затей Боба Крамера.
Спустя пять минут она вышла из лифта и едва не столкнулась с посыльным на мотоцикле, который так возбудился от встречи среди бела дня со Стеллой Милтон, что попросил автограф.
– Стелла, пожалуйста, подпишите мне шлем! У меня до сих пор ваш плакат висит…
– Где я в кожанке? Давай распишусь. – Она с росчерком расписалась, мысленно желая устроить костер из всех этих плакатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36