— Мам, все в порядке. Тут связь плохая, кто-то вклинивается все время.
— А… То-то я слышу, голос вроде твой, а вроде и не твой. Ты покушала, доченька?
— Конечно! Уже три раза — завтрак, обед и ужин. Все, мама, мы въезжаем в туннель, связь сейчас оборвется. Целую, пока.
Дура дурой. Ну, какие будут еще предложения?
Ладка покосилась в окно. Можно сойти на следующей станции, захватить заложников и вволю повеселиться.
И почему у нее все не как у людей?!
Проходя мимо купе проводника, Ладка не сдержалась и свистнула форменную фуражку. Не будет раскидывать, растяпа. Зачем ей нужна фуражка, было непонятно.
Вот вернусь из отпуска и обязательно выясню, как лечится клептомания, пообещала Ладка сама себе, с независимым видом запихивая непригодный головной убор в рюкзак.
Вернувшись в купе, она предложила попутчикам поиграть в фанты.
Старушка зашлась в истерическом смехе, скромная семейная пара покосилась на Ладку с опаской, решив, наверное, что она посетила вагон-ресторан, где приняла на грудь.
— Ну, тогда давайте хотя бы в карты сыграем! Мужчина оживился было, но, получив пинок в ляжку от супруги, опять сник.
Подкаблучник, поняла Ладка и уставилась на бабульку, как Робинзон на Пятницу.
— Будете? Ну пожалуйста! Скучно же!
— А что? Давай, милая, — внезапно развеселился божий одуванчик.
Ладка пропела что-то жизнеутверждающее, окончательно убедив соседей в своей неадекватности, и унеслась на поиски карт. Колоду ей одолжил проводник, мимоходом пожаловавшийся на утрату фуражки. Ладка пообещала себе вернуть ее при первой удобной возможности.
— Вы, наверное, только в дурачка умеете? — спросила она у бабульки, устраиваясь за столиком купе.
Та обиженно сообщила, что играет и в очко, и в «веришь — не веришь», и даже немножко в преферанс. Остановились на «веришь — не веришь» и под заинтересованными взглядами соседей принялись за игру. Бабулька, назвавшаяся Марьей Семеновной, оказалась весьма азартной.
— Просто так играть неинтересно! — после очередной победы заявила она. — Давай на щелбаны, что ли!
Ладка подумала и отказалась. Все-таки обижать старость непозволительно.
— А вы на фанты попробуйте, — подсказал мужик.
— Точно! — оценила предложение Марья Семеновна. — Давай желания загадывать. Если ты выиграешь, я тебе пирожок дам. А если я, ты мне водички холодненькой принесешь.
— Я и так принесу, — улыбнулась Ладка, — давайте что-нибудь поинтересней!
— Петухом прокричать! — снова посоветовал сосед. — Или ламбаду станцевать.
Марья Семеновна призналась, что ламбаду не умеет, а вот «яблочко» — запросто. Ладка хихикнула.
— Только чур не тут, а на перроне! — внезапно оживилась строгая супруга. — Как поезд остановится, так и пляшите.
Лада с сомнением глянула на бабушку, та ответила вызывающим взглядом и кивнула.
И тогда бой пошел серьезный.
На следующей станции вниманию публики на перроне был представлен танцевальный номер в исполнении бойкой старушки и костлявой девицы. Счет в партии оказался ничейным.
Лазоревское, раннее утро
У ворот посигналили, и Ника коротко гавкнула, поторапливая Артема. Дед привычно проворчал, чтобы они были осторожны.
— А как иначе? — успокоил Артем, пожав крепкими плечищами под форменным комбинезоном. — Здорово, — сказал он мужикам, забираясь в машину.
Ника молча вывесила язык в знак приветствия. Басманов — самый молодой из ребят — ласково потрепал ее за уши. Ника сдержанно оскалилась, предупреждая, что подобные телячьи нежности долго терпеть не намерена. Тем более перед работой, когда расслабляться вообще нельзя.
— Темыч, как там насчет щенков, а? — просительно осведомился Басманов.
— Иди на фиг, Лешка, — отозвался тот. — У Ники вон спроси, я-то тут при чем?
— Ты у нас папаша, — осклабился шофер дядя Жора.
— Я у вас майор, — резонно возразил Артем, — так что извольте доложить обстановку.
— А что? По рации не передали, что ли? — удивился кто-то.
— Ты что, первый год замужем? По рации ни черта не разберешь!
Некоторое время говорили о том, где бы достать нормальное оборудование. И на какие шиши. Это только в газетах захлебываются слезами восторга, сообщая, что у нашего МЧС отличное снабжение и по первому же требованию к месту происшествия прибывает любая техника. Ну да, прибывает. Вопрос — когда. И сколько. А уж про раздолбанную дядижорину газель стыдно и говорить. За базой, правда, числилась парочка вертолетов, но кто сказал, что на них нужно летать исключительно в профессиональных целях?! А если начальству тещу приспичит встречать с Кипра? А если детки покататься хотят? Не станешь же в такой мелочи отказывать!
Артем нахмурился, осознав, что съехал мыслями в самый настоящий кювет. Теперь выбираться, а завяз-то по уши в привычных и бессмысленных «кто виноват?» и «что делать?»
Он разозлился окончательно, когда на очередном вираже дядя Жора едва удержал свою развалюху.
— Так мне толком кто-нибудь доложит, в чем дело? Что там за хрень приключилась?
— Завалы, товарищ майор! У самой железной дороги.
— С какой радости? — Артем потряс головой. — В смысле, причины установили?
Лысый — Матвей Суздальцев носил это прозвище «от обратного», благодаря своим длинным космищам и огромной курчавой бороде, — обстоятельно пояснил, что причины как раз сейчас выясняет местное начальство вкупе с людьми из Министерства путей сообщения. И представители СМИ уже там.
— Вот только СМИ нам и не хватало! — закатил глаза Артем. — Там же вроде деревушка махонькая совсем, откуда вороны-то слетелись? Или теперь в каждой дыре сидит осведомитель с сотовым телефоном?
— Да леший с ними, Темыч! Какие тебе еще причины нужны? Ты вчера где был-то? Шторм не видал, что ли? Небось, подмыло берег, вот и всех делов! А журналюги, может, случайно рядом оказались… Чего ты так возбудился?
Возбудился он! А потому что работать не дадут! Заснимут их героические будни на пленку, комментариев потребуют, в зону полезут, как пить дать! Не работа будет, а сплошное единоборство с писаками!
— А пути-то целы? — спросил он. Ребята вяло пожали плечами.
Ясно. Как обычно, никто ничего не знает!
Он вдруг понял, что злится как-то ненатурально, будто бы специально себя подзуживая. Что за новости еще? Стареет никак? Вроде рано.
Артем громко хохотнул, и ребята глянули на него с подозрением. Сдает майор. То орет не по делу — сроду за ним такого не водилось! — то смеется сам по себе, отдельно от народа.
— Анекдот, что ль, вспомнил? — обернулся дядя Жора.
На повороте машину занесло, и со всех сторон лениво матюгнулись.
— Ты за дорогой, гляди, а? — попросил Басманов. — Пожить еще хочется.
— Брось, Лешка, разве то жизнь? — подкольнул кто-то.
— Так шо? Буде анекдот-то? — нетерпеливо поерзал капитан Пригодько.
Артем от роли клоуна отказался, Ника тоже смешить народ не желала, и анекдоты пришлось травить в порядке очереди, все больше о себе любимых, цинично издеваясь над собственной работой.
До деревеньки, где железнодорожная насыпь полетела к чертям собачьим, от Сочи была сотня километров. Большей частью серпантином. Никому и в голову не приходило любоваться местными красотами, и в окно никто не глядел.
А там, за окном, было море, бескрайний простор дрожал в мареве южного дня. И в спокойной полудреме щурилось солнце, и ничто не напоминало о вчерашней буре, только мрачно глядели горы из-под нависших зеленых бровей плюща. Барбарисовые одежды свисали лохмотьями с каменных торсов, выгнутых горделиво и угрожающе.
— Что ты, дядя Жора, кондиционер никак не поставишь? — привычно пошутил кто-то.
— Да все премии жду, — откликнулся водитель, лихо подрезая какого-то чайника, едва плетущегося по серпантину.
— Ну, жди, жди, — закивали согласно, — авось дождешься.
— Темыч, — пихнул в бок Лешка, — а почему мы на твоей «Афоне» не ездим? И то быстрей вышло бы!
Майор насупился и с притворной обидой пояснил, что Афоня — святое, так что руки прочь! Он же вот не предлагает мерина Лешкиного в телегу запрячь.
— Понтя у меня слабенький, — тотчас отреагировал Басманов, испугавшись за любимого коня, — ему в телегу никак нельзя!
— А моя Афоня вообще девушка нервная, исключительно в мирных целях работает!
— А мы что? — удивился Лысый. — Бандиты, что ли? Или на войне?
— То-то и оно, что на войне! — глубокомысленно изрек дядя Жора, потрясая над головой обеими кулаками и пугая встречных водителей до полусмерти. — Война со стихией еще страшней, чем с людьми! С людьми-то ведь договориться можно!
Иногда он ударялся в философию и по-детски обижался, если замечал, что мужики едва сдерживают смех.
— Че гогочете, балбесы? Вам бы все водку жрать да перед телевизором валяться, а о душе кто будет думать?
Насчет души никто высказываться не желал, но упоминание о войне вызвало раздражение — в команде Артема были люди, прошедшие горячие точки.
— Ну ты, блин, оптимист, дядя Жор, — зло сплюнул Лысый, — где видал, чтоб люди договаривались-то, а? Подскажи местечко!
— Все равно, — упрямился тот, — вам трудней, чем на передовой!
Важность возложенной на них миссии приближала к лику святых и самого дядю Жору. С той же восторженностью относился к работе и желторотый Ленька Басманов. Ничего, годок-другой, и перестанет. Привыкнет.
Артем первое время тоже ликовал, доставая из завалов тела, у которых пробивался пульс, и вздрагивал, и матерился, и кусал губы, если пульса не было. Потом притерпелся, и больше времени на эмоции не тратил, и голова оставалась головой, а не средоточием жалости, страха и ненависти к высшим силам. К стихии, как высказался дядя Жора.
Иногда сам Артем считал себя бездушным роботом, разучившимся бояться, сочувствовать и утешать. Да и радоваться — тоже. Он будто по привычке праздновал победу, когда все удавалось, и лишь досадливо морщился, когда что-то шло наперекосяк. Наперекосяк, мать твою! Накрытые лавиной лыжники — это наперекосяк?! Обгоревший подросток, случайно оказавшийся рядом со станцией, где кто-то за чем-то не уследил и дело довел до взрыва — тоже наперекосяк?! Или наперекосяк — это когда находишь только кровавые ошметки, бывшие еще несколько часов назад человеком?!
…Редко он думал об этом, намного реже, чем следовало бы, чтобы оставаться нормальным. А так получалось — робот и есть.
—…а я ей говорю, на кой черт она тебе сдалась, эта шуба из норки? Ведь упаришься, сама ныть будешь! А она мне говорит, что можно и в отпуск съездить, мол, не всю же жизнь сидеть в Архиповке! Прикинь, е-мое, люди со всей страны в эту самую Архиповку едут, Канары, блин, и те не так забиты, а этой козе чего-то не нравится!
— Ну, купи ты ей норку да отправь в Сибирь! — хохотнул дядя Жора.
— Так она, видите ли, одна отдыхать не хочет! Ей, видите ли, семейный тур подавай, чтоб, е-мое, как в рекламе!
— Или в этом их сериале, да? — поддакнул Лысый. — Че они там смотрят?
— Моя все подряд.
— А моя — «Берег мечты». Я говорю: у нас-то чем тебе не берег и не мечты?! Сами не знают, чего хотят.
Артем молчал, и все эти разговоры его не касались, и неинтересно ему было, чья жена норку захотела, а чья — сериалы с утра до ночи глядит. Он и не слушал мужиков. Он смотрел на форменные ботинки и сосредоточенно прикидывал, стоит ли в этом году заказывать еще одну пару или эти до осени еще доживут?
Доживут, наверное, решил он, изо всех сил придумывая, чем бы еще загрузить голову. Пока придумывал, вылезло ненужное, бессмысленное.
Может, будь у него кто-то, кому нужно покупать шубу и полушутя-полусерьезно читать нотации о тлетворном влиянии сериалов, ни о каком роботе и мыслей бы не осталось?! Может, тогда бы он снова научился чувствовать хоть что-то, кроме раздражения на чиновников или умиления при взгляде на Нику?!
Хотя… Зачем ему?
Тебе что, плохо живется? Ты — свободный, сильный, все про себя знающий мужик. И что? Не хватает геморроя? Приключений захотелось на свою задницу? Новых острых ощущений в виде скандалов на кухне, утирания сопливых носов, походов по магазинам в поисках сумочки, чтоб непременно подходила к тем розовым туфелькам.
Насчет носов он загнул. К носам как раз-таки он бы привык и даже, пожалуй, порадовался бы. Хотя понятия не имел, как с ними обращаться, и даже девицы не пугали его так сильно, как дети. Но последние казались все же… мм… привлекательней.
Сделаться, что ли, отцом-одиночкой? Еремеич вон ничего, справился же.
Машину в очередной раз занесло, и Артем поглядел из-за плеча дяди Жоры в окно. Впереди, неподалеку от моста, перекинутого над ущельем, поднимался дым.
— Приехали, что ль? — заерзал рядом Басманов. Лысый молча нацепил каску. Ника посмотрела на него косо, повела ушами и уперлась внимательным взглядом в Артема, ожидая приказа. Тот прищурился и таращился вперед.
— Большая деревня-то? — любопытствовал Лешка. — Что-то домов не видать совсем.
— Это станция Жуковка, — быстро определил Артем. — Там не завал, вашу мать, там полная…
Он матюгнулся и тоже напялил каску.
— Берег осел, видать, пути засыпало на хрен. Видите, поезд стоит?
— Да видим, не один ты с глазами!
— Ну, все, песня с припевом, елки-палки! Поезд не просто так стоит, там вагоны с рельсов посбрасывало! Техника пришла, не видите?
— Не видно.
— Да вон, бульдозер вроде есть один.
— Жора, в хвост тебя и в гриву! Заснул, что ли?!
— Не орите! Думаю я! Мы ж туда к обеду явимся! Это какие круги выписывать, коли по мосту!
— Езжай понизу!
— Там дороги нет!
Газель еле плелась, Артем, подобравшись к водительскому сиденью, рявкнул:
— Сворачивай вниз, быстро! Ну, выполняй!
— Встанем же, мужики, — плаксиво завел дядя Жора.
— Там меньше километра осталось, ногами дойдем, не сахарные. Газуй ты, старый хрыч!
Дядя Жора проглотил хрыча, выжал газ в пол и, отчаянно виляя между глыбами и ямами, поехал вперед. За поворотом к деревне обнаружилась мелкая галька, по которой ехать одно удовольствие, и уже через минуту газель остановилась в нескольких метрах от обвала.
Дыма было немного, это только издалека казалось, что настоящий пожар.
С одной стороны покореженные груды железа ласково трогало море — будто извинялось за недавнюю ярость, с которой набрасывалось на берег, пожирая насыпь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29